— Должно быть, — согласилась она.

Они сделали несколько шагов, и она коснулась его руки.

— Леопольд, все в порядке?

Он свернул с главной аллеи к кустам сирени столь стремительно, что у нее перехватило дыхание.

— Я боюсь, Элинор, что вы не любите меня так сильно, как я вас. Я боюсь ваших мыслей; вы не должны думать, что нужны мне ради моих детей. Бог свидетель, я просто не могу жить без вас!

Она взяла его руку, медленно расстегнула жемчужную пуговку на его правой перчатке и стянула ее, а затем стала целовать его пальцы. Затем повернула его ладонь и поцеловала ее изнутри, как он целовал ее ладонь в день их знакомства на глазах у восхищенных зрителей. Наконец она подняла на него глаза, в которых плавали сиреневые блики.

— А я ничего не боюсь, Леопольд, потому что люблю вас, и всегда буду любить. И ваша любовь прогоняет все мои страхи.

Прежде чем Элинор сообразила, в чем дело, Леопольд опустился на одно колено перед ней.

— Леопольд! — удивленно воскликнула она.

— Окажите мне честь, леди Элинор, будьте моей женой, — произнес он.

— Да, — прошептала она, потеряв голос от волнения, — я буду вашей женой, я согласна.

После этого он встал и поцеловал ее со всем жаром своей страсти, на которую был способен он, Леопольд, а не мистер Ормстон.

— Я приготовил кольцо для нашей помолвки, — сказал он.

Элинор прижалась к нему, она была счастлива.

— Возможно, оно покажется тебе несколько скромным...

Она открыла глаза, чувствуя, что он стягивает перчатку с ее левой руки и надевает кольцо. Оно было из светлого золота в форме лилии с крупным бриллиантом в центре. Оно смотрелось очень изящно, без всяких излишеств. В нем чувствовалась та утонченность, которой не хватало герцогу Леопольду, но которая появилась у мистера Ормстона.

Слезы восторга блестели в ее глазах. Обвив рукой его шею, она прошептала:

— Оно чудесное, Лео. Само совершенство.

— Я могу подарить тебе кольцо «маркиза» величиной с мышь, если пожелаешь, — холодно сказал он.

— Чтобы оно сразу бросалось в глаза всем и каждому? — спросила она. — Нет, это самое совершенное из всех обручальных колец, которые мне приходилось видеть. Оно сокровенное и чистое, оно такое, какого желало мое сердце.

— Могу я переговорить с твоим отцом?

Она мило улыбнулась:

— Он возвращается на корабле «Сент-Эспри», который встанет у доков завтра, если не будет препятствий.

Он вытер ее слезы и снова надел ей перчатку. Затем они вынырнули из зарослей сирени и чинно продолжили свой путь к карете.

Вид Элинор был безупречен, когда она возвращалась в родной дом. Ее прическа сохранилась великолепно. Мистер Ормстон весьма деликатно вел себя, когда целовал ее.

— Ну, говори, что там было у вас, что? — мгновенно вцепилась в нее Энн.

Элинор, улыбаясь, стянула перчатку.

— Боже, что это? — вскричала Энн. — Ты виделась с ним всего дважды! Какое драгоценное кольцо! — Она вдруг замерла. — Элинор, я знаю, где я видела это кольцо, твой мистер Ормстон удивил меня... — Она умолкла, не в силах договорить от волнения.

— В чем дело? — удивилась Элинор. — Бывают бриллианты и покрупнее.

— Я видела его под стеклом у Стедмэна и Вардана на Бонд-стрит примерно месяц назад. Оно принадлежало королеве Елизавете, и она вручила его сэру Уолтеру Рейли после победы на рыцарском турнире. Его огранка одна из самых изысканных в Европе. Так сказал мне мистер Стедмэн. — Она вдруг округлила глаза. — Дорогая, что за невероятное наследство свалилось на голову этого твоего мистера Ормстона?!

Элинор радостно рассмеялась. Как же это похоже на ее любимого Леопольда! Он нашел уникальнейшее из колец для их обручения.

— Хочешь сказать, что оно стоит дороже, чем «маркиза»? — спросила она Энн.

— Чем десять «маркиз», Элинор! Должно быть, он безумно влюблен в тебя. Недаром он помнил о тебе целых три года после какой-то единственной незначительной встречи.

— Все это не совсем так, не совсем, — сказала Элинор, сияя улыбкой.


Глава 33


Резиденция герцога Монтегю

14 сентября 1784 года


— Ваша светлость, — сказала герцогиня Монтегю, награждая улыбкой мужчину, который через пару дней должен был стать ее зятем. — Вы, конечно, спешите увидеться с Элинор. Она в малой гостиной, вы можете пройти туда, я не возражаю.

Гости герцогини, леди Фестл и миссис Куинхарт, проводили его улыбками и вздохами. Он был уже у самых дверей, когда герцогиня окликнула его:

— Моя дочь сказала мне, что вы приготовили второй подарок для нее на свадьбу.

Герцог Вильерс поклонился ей:

— Я обещал, и я принес его с собой, ваша светлость.

Герцогиня была вне себя от счастья. Герцог Вильерс был безупречен в своих ухаживаниях.

— Он никогда не позволял себе ни малейших вольностей в отношении Элинор. — рассказывала она гостям. — Говорят, что нет никого праведнее раскаявшегося грешника. Теперь я сама убедилась в этом. Он даже танцевал с ней всего два или три раза. — Она вдруг понизила голос: — Случается, что молодые пары позволяют себе поцелуи и объятия, но только не эта пара, не Вильерс с моей Элинор! Ручаюсь вам.

Гости, которым была известна сплетня о детях Вильерса, отвечали ей улыбками и кивками. Весь Лондон обсуждал эту помолвку и бриллиант королевы Елизаветы, который сиял теперь на пальце Элинор.

— Однако мне не терпится узнать, каков его новый подарок. Кажется, они вместе уже десять минут, пора... Что, если это бриллиантовая диадема?

Элинор оторвалась от своего письма к Лизетт, в котором выражала сожаление по поводу того, что сиротский приют переводят в Гемпшир, когда вошел Вильерс.

Стиль его претерпел некоторые изменения за время их помолвки. Это был какой-то новый сплав из герцога Вильерса и мистера Ормстона.

«Тебе лучше без этого», — сказала она ему, когда вновь увидела его без парика. Да, так он ей нравился больше — с его прежней прической, в строгом черном бархатном камзоле без вышивки и золотых пуговиц.

«Это мои детки воспитывают меня, — пожаловался он. — Девочки не выносят этих золотых пуговиц, пришлось смириться».

Он вошел с каким-то загадочным выражением на лице. Она вспорхнула и закружила его в своих объятиях, подставляя ему губы для поцелуя.

— Я принес тебе свадебный подарок, — сказал он и стал расстегивать свой камзол.

— О, что ты делаешь? — испугалась она. — Моя мать может войти в любую мину...

Она замолкла, увидев, что оттуда высовываются мягкие лапки и хвост...

Элинор всплеснула руками в восторге, когда вылез наружу весь толстый полусонный щенок с палевой шерсткой и черной мордочкой. Он не открывал глазки и только пофыркивал беспомощно, весь в сладких щенячьих мечтах.

Элинор осторожно взяла его на руки, боясь разбудить.

— Никогда не видела ничего более прекрасного. Взгляни только на его брюшко. — Она прижала мопсика к щеке. — Он весь как бархатный и пахнет молоком. О, Леопольд, лучшего подарка просто быть не могло!

— Эту крошку зовут Летис, — сказал Леопольд. — Мы с детьми перебрали кучу имен и ничего лучше не нашли. Но ты можешь назвать ее по-другому.

— Летис — это прекрасно, — сказала Элинор.

— Это все Люсинда, она решила, что ее уши смахивают на листья салата-латука, — сказал Леопольд, рассматривая одно ухо на просвет.

— Как она только разглядела, это и ухом-то еще трудно назвать, — сказала Элинор.

Леопольд прижал ее к себе вместе с Летис, отчего та вдруг слабо взвизгнула и приоткрыла черные глазки.

— А я сначала хотел назвать ее Кассандрой, — сказал Леопольд.

— Кассандрой? — переспросила Элинор, заглядывая в щенячьи глазки. — Зачем такое длинное торжественное имя такой крошке? Ты ведь не принесешь нам плохих вестей, Летис?

— Ав, — взвизгнула та в ответ, лизнув Элинор в подбородок. — Ав, ав, ав!

— Она уверяет, что с нами все будет в порядке, — сказала Элинор, спуская ее на пол и обнаруживая, что она также любит бегать кругами, как и Ойстер.

— Она чертовски эмоциональна, как и положено самочке, — заметил Леопольд с хорошо знакомым блеском в глазах, отчего Элинор бросило в жар. — Мне кажется, я не выдержу, — пожаловался Леопольд. — Два дня — это еще так долго. Никогда еще время не тянулось для меня столь медленно.

Элинор скользнула по его подбородку краешком губ.

— Неужели ты хочешь заняться этим в гостиной моей матери?

Он зевнул.

— Это так трудно — быть благовоспитанным...

— Теперь, когда у меня есть новый щенок, я могу гулять с ним в саду за домом даже ночью, — сказала Элинор. — Ночи теперь такие теплые...

Леопольд весь напрягся в ожидании.

— А еще я могу прогуливать Летис часа в два дня, там есть чудесный летний домик...

— Ах, — сказал он, прижимая ее к себе, но вдруг отстранился и попятился.

В комнату вошла герцогиня.

— Могу ли я наконец взглянуть на этот ваш подарок? Я не способна и дальше оставаться в неведении, — сказала она.

— Пожалуйста, герцогиня, — сказал Вильерс, — любуйтесь, вот он!

Она глянула в указанном направлении, к — о ужас! Еще один такой же противный щенок гадил на ее обюссонский ковер.

Это было поистине целительным для герцогини, что она не выглянула в полночь из окна своей спальни в сад, а то бы к испорченному ковру прибавился еще и стыд за ее старшенькую, выбежавшую нагой из летнего домика вместе с женихом в таком же разобранном виде.

Это могло бы сильно сказаться на ее здоровье.