— Как жаль, что мы не встречались раньше, — произнес он. — Но может быть... нет, вы бывали когда-нибудь в «Олмаке»?

— Я нахожу эти приемы весьма скучными, — ответила Элинор, хотя и бывала там, в прошлом сезоне по средам. Но кто мог узнать в ней, теперешней, ту, которую он мог встретить тогда?

— Я понимаю вас, — кивнул Роланд, застенчиво поглядывая на ее декольте. — Расскажите, как вы любите развлекаться, леди Элинор, — спросил он, покраснев от смущения. — Я не имею в виду ничего недостойного...

Энн ответила за нее с другого конца стола, нарушив таким образом этикет. Впрочем, это не был званый ужин.

— Леди Элинор развлекается тем же, чем все остальные леди.

Вильерс едва сдержал смех. Энн выпила слишком много пунша.

— И чем же она развлекается? — спросил Роланд, явно заинтригованный.

— Разглядыванием мужчин, — ответила Энн. — Они бывают весьма занятными.

Элинор улыбнулась ему. Он был молод и свеж, как бархатный персик, и жаждал любовных приключений. Она видела, что он не сводит глаз с ее декольте. Она чувствовала себя взрослой женщиной рядом с ним. Это было совсем новое для нее ощущение, не то, что с Гидеоном или Вильерсом.

— Я пытаюсь отгадать, почему вы не замужем, — произнес он.

Она замерла на миг от такого прямого вопроса. Если она начнет старую песню о своих нелепых требованиях к избраннику, ему станет скучно. Если скажет, что помолвлена с Вильерсом, — конец флирту.

— Расскажите мне лучше, что вы делаете, когда вам хочется развлечься, сэр, — сказала Элинор.

— О, я ведь писатель. Строчу день и ночь, пишу стихи. У меня такое чувство, будто мы с вами встречаемся уже не в первый раз, леди Элинор. Как будто мы давно знакомы. Мне кажется, это потому, что у нас с вами много общего.

— Не исключено, — поощрила его она.

— Я пишу поэму, — сказал он, отбросив темную прядь, упавшую ему на глаза. — Вам когда-нибудь приходилось читать стихи Ричарда Барнфилда?

— Я редко читаю стихи, — призналась Элинор. — Иногда обращаюсь к сонетам Шекспира.

Взяв ее бокал с шампанским, он поднес его к ее губам.

— Шекспир, конечно, прекрасен, но весьма старомоден, — изрек он. — Я предпочитаю более волнующий и открытый стиль: «Ее губы, подобные лепесткам алой розы, коснулись края чаши и сделали воду сладкой...»

— Очень мило, — сказала она. — Вы сочинили это прямо сейчас?

Он усмехнулся, разглядывая ее:

— Я мог бы солгать, сказать, что сочинил сейчас, но не хочу вам лгать. — Он снова наклонил к ее губам бокал. — Мед иблийских пчел по сравнению с этой жидкостью, в которую ты окунула свои губы, покажется горьким.

— Что это за Иблия? — заинтересовался Вильерс.

— Это где-то на Сицилии, — ответил Роланд.

Элинор растерянно моргнула, она уже почти увязла в той сладкой паутине, которую он сплел вокруг нее.

— Вы непременно должны прочесть мне всю оставшуюся часть поэмы, — сказала Элинор.

— Боюсь, она не предназначена для этого ужина, — ответил Роланд, коснувшись ее запястья. — Вы знаете, леди Элинор, эта голубая вена... она ведь ведет к вашему сердцу.

— Да? Но как же мне узнать всю вашу поэму, сэр Роланд?

— Я тоже хотел бы ее узнать, — снова вмешался Вильерс.

Роланд отдернул руку от ее запястья так поспешно, словно обжегся. Элинор с досадой взглянула на Вильерса.

— Эта поэма является моей свободной версией «Ромео и Джульетты», — сказал Роланд. — Я не хочу читать ее здесь, потому что очень многие находят поэзию скучной. Все мои домашние находят скучной мою поэму.

— Слишком витиеватый стиль, — сказал сквайр Фестл, — слишком цветисто на мой вкус, хотя его и публикуют.

— Публикуют? — негодуя переспросила герцогиня Монтегю.

— Вы незнакомы с литературным миром, — ответил ей сквайр, — поэтому вас удивляет, что люди из общества публикуют свои стихи. Те, кто публикует свои поэмы, вовсе не стыдятся этого. Стыдно быть неопубликованным и непризнанным.

— Хм-м, — выдавила из себя герцогиня вместо ответа.

— Мой сын был посвящен в рыцари в прошлом году за свою поэму, — с гордостью продолжил сквайр.

— Настоящий трубадур, — сказал Вильерс, оставляя всех гадать, похвала это или оскорбление.

— Роланд сочинил чудесную элегию на смерть принца Октавиуса в прошлом году, — пояснил сквайр. — Королю она так понравилась, что он вызвал Роланда в Букингемский дворец и посвятил в рыцари.

Роланд застенчиво опустил свои длинные, загибающиеся вверх ресницы, которые с самого начала заметила Элинор. Он был чуть более застенчив, чем ей бы хотелось. Энн предупреждала ее, что она должна обуздывать свои желания. Но она, вероятно, переусердствовала с шампанским. А чуть раньше еще и с ромовым пуншем.

— В таком случае почитайте нам что-нибудь, — милостиво предложила герцогиня, смягчившись. — Но только не про принцессу Амелию, не хочу слышать ничего печального, — предупредила она.

— Могу предложить вам отрывок из «Ромео и Джульетты» — сцену, когда он карабкается в ее окно, — сказал Роланд, взмахнул рукой и слегка задел Элинор. — «Приходи, пока пение жаворонков не возвестило о конце ночи», — говорит Джульетта. А он отвечает, что приготовил лестницу из алого шелка, увитую жемчугом, чтобы подняться к ней.

— И это все? — спросила герцогиня, когда он замолчал.

— Все, что я помню, — ответил Роланд.

— Это восхитительно, шелковая лестница, увитая жемчугом, — похвалила герцогиня. — Мне это близко, у меня есть алый чепец, расшитый жемчугом. — Она обернулась к сквайру: — Но вас не смущает, что это сочинение отдает лавкой какой-нибудь модистки?

— Ничуть, мой сын — поэт, весьма известный в высших кругах, он лучше знает, как надо писать поэмы. Мне пока не приходилось краснеть за него.

— То же самое я могу сказать о моих дочерях, — сказала герцогиня, посмотрев на малиновый наряд Элинор и почти такого же цвета лицо. — Дочь моя, сколько шампанского ты выпила? Не пора ли остановиться?

— Не так много, как я, объявила радостно Энн и обернулась к Лизетт: — Дорогая, не могла бы ты приподняться, чтобы я могла выбраться из-за стола, не свалившись под него?

— О, я охотно присоединюсь к тебе, — воскликнула Лизетт, — еда меня не интересует!

— Весьма грациозная птичка, — улыбнулся ей Вильерс.

— Ваша поэма прекрасна, — обратилась Элинор к Роланду, бросив недовольный взгляд на Вильерса.

— Она еще не проработана как следует, в таком виде я не могу опубликовать ее, — ответил Роланд. — Она чересчур витиевата и цветиста, как отметил мой отец.

— Может быть, стоит убрать жемчужины с этой лестницы? — решилась предложить Элинор. — Это не только разорительно, но еще и неудобно. Все равно, что поставить на горох.

— Их можно еще и раздавить, если вес большой или перегрузился выпивкой, — заметил Вильерс. — Это про Ромео написано, «толстый коротышка с одышкой»? Ах, нет, это, кажется, про Гамлета.

Роланд окинул его недружелюбным взглядом:

— Поэзия стоит выше реальности и не нуждается в правдоподобии. Шелковая лестница — это символ страстных желаний.

— Я понял, но меня все же заинтересовало то, как бы это выглядело на самом деле, — не унимался Вильерс. — Клеопатра толкла жемчуг в ступке и выпивала его с вином, чтобы прибавить себе красоты. Значит, раздавить его не сложно.

— Не думаю, — сказала Лизетт. — Впрочем, у меня есть превосходное ожерелье, надо будет попробовать.

Вильерс рассмеялся, глядя на нее:

— Вы большой оригинал, леди Лизетт.

Роланд наклонился к уху Элинор.

— Я рос рядом с леди Лизетт, — сообщил он ей. — Вам известно, что мой брат помолвлен с ней? Это случилось, когда оба они еще лежали в своих колыбельках. Кто знал тогда, что у нее окажется не все в порядке с головой? Если эту помолвку разорвать с нашей стороны, мой отец должен будет выплатить сумму ее приданого. У него этих денег нет. Именно поэтому Ланселот никогда не возвратится под родной кров. Он уехал шесть лет назад. Иногда он пишет нам, надеясь узнать, что она влюбилась в кого-то и сама разрывает помолвку. — Он вдруг схватился за спинку кресла Элинор, вытягивая шею. — Так, приближается самый сумасбродный момент, сейчас она прикажет колоть свои жемчужины.

В самом деле, сцена несколько обновилась с появлением камеристки Лизетт, держащей нитку крупного белоснежного жемчуга на алой бархатной подушке. На лице девушки было написано неодобрение, которое она явно стремилась донести до своей госпожи, но тщетно.

Дыхание Роланда щекотало ухо Элинор.

— Если кто-то сейчас попробует спасти этот великолепный жемчуг, она закрутится, как неистовый дервиш, — сказал он.

— Что такое дервиш?

— Священный монстр, который терроризирует бедное население Индии или Ирана.

— Мы должны помешать ей, — сказала Элинор.

— Это невозможно. Она явно хочет поразить воображение бедняжки Вильерса, который, похоже, у нее на крючке. Лишь бы он с него не сорвался — мой брат в этом случае получает свободу. Так что я заинтересованное лицо.

— Вильерс не женится на ней, — заявила Элинор.

— О нет, я очень на это надеюсь! Она ведь красавица, вы не станете этого отрицать. И весьма приятна в общении, особенно с тем, кого желает завлечь.

Герцогиня быстро сообразила, что сейчас последует. Покраснев до корней волос, она отодвинула чашку с чаем.

— Насколько я понимаю, вы решили истолочь этот редкий по красоте жемчуг в порошок? — спросила она заунывным голосом.

— Именно так, — ответила Лизетт. — Мы хотим проверить, насколько он тверд. Вильерс считает, что он раскрошится под башмаком. Роланду это, впрочем, не важно.

Блаженно улыбаясь, она протянула руку за жемчугом.

— Я не допущу этого, — заявила герцогиня. — Этот жемчуг носила твоя мать, это память о ней.