Элоиза Джеймс - Избранница герцога

Римские бани в Лондоне

Благотворительный бал герцогини Бомон в пользу их восстановления

— Герцог должен быть где-то поблизости, — говорила миссис Бушон, урожденная леди Энн Линдел, волоча за собой свою старшую сестру, словно детскую игрушку на колесиках.

— И поэтому мы должны рыскать здесь, словно пара гончих? — процедила леди Элинор сквозь зубы.

— Опасаюсь, как бы он не сбежал, прежде чем мы его найдем. Не желаю, чтобы ты потратила еще один вечер на пустую болтовню с вдовушками.

— Нет, с лордом Киллигру. Вряд ли ему понравится, что ты решила приравнять его к ним, — возразила Элинор. — Умерь пыл, Энн.

— Киллигру тебе не пара, у него дочери твоего возраста. — Энн свернула за угол, где стояла группа джентльменов. — Ах, нет, Вильерс не захочет оказаться в компании этих дурацких париков. Он не такой, как они. — Энн направилась в противоположную сторону.

Лорд Траш поприветствовал их, но Энн и не подумала остановиться.

— Всем известно, что Вильерс прибудет на этот бал исключительно ради встречи с тобой, — сказала Энн. — Следовательно, он находится в таком месте, чтобы его сразу заметили.

— Видимо, они считают, что у меня мало шансов понравиться ему, — сказала Элинор.

— Никто не подумает так, хотя одета ты и на редкость безвкусно.

Элинор выдернула руку из цепкой хватки сестры.

— Если тебе не нравится мое платье, могла бы сказать мне об этом повежливее. Ты грубиянка.

— Я не грубиянка. Просто я говорю то, что думаю. Любой разумный джентльмен может увидеть в тебе лишь мрачную ведьму, а не благородную леди на выданье.

— В таком случае ты выглядишь как куртизанка, да простит меня наша матушка.

— А ты сильно раздосадована. Возможно, это моя недавняя свадьба заставляет тебя страдать? О! Эти твои рукава до локтя, да еще с оборками! — поморщилась Энн. — Этот фасон давно вышел из моды. Напоминаю тебе, что ты пришла на костюмированный бал и гостей просили быть в тогах.

— Я не дрессированный спаниель и не считаю нужным закутывать себя в простыню с драгоценным аграфом на одном плече. Ошибаешься, если думаешь, что этот наряд тебя украшает. Совсем наоборот.

— Дело не во мне. У меня-то все в порядке, я замужем. Это у тебя проблемы. Уж не собираешься ли ты провести всю жизнь в полинялых вдовьих тряпках только потому, что тебе дал отставку твой жених? И если это звучит как занудство, не обессудь. Потому что в занудство превратилась вся твоя жизнь.

— Моя жизнь — занудство?— Голос Элинор дрогнул от слез. Они с сестрой провели годы в словесных перепалках, но это не закалило ее. Она была уязвима, словно младенец.

А Энн чувствовала себя вполне уверенно, две недели назад вышла замуж и была счастлива в браке. Неожиданно она смягчилась.

— Ты только взгляни на себя, Элинор, — произнесла она. — Ты прекрасна. По крайней мере, была прекрасна, пока не случилось...

— Не надо, — прервала ее Элинор. — Только не это.

— Думаешь, что хорошо поработала со своими волосами на этот вечер?

Разумеется, Элинор позаботилась о своей прическе. Она читала, пока ее причесывала служанка, а потом посмотрела на себя в зеркало.

— С моей прической хорошо поработала Рэкфорт, — ответила она, слегка притронувшись к своим длинным локонам, причесанным на уши.

— Эта прическа полнит твое лицо, Элинор.

— Ничего подобного, — возмутилась Элинор. — Недавно ты называла меня немодной, а эта прическа — самая модная.

— Возможно, для старух, — заявила Энн. — К тому же Рэкфорт неравномерно распределила пудру. Неужели ты не видишь, что она прилепила тебе светло-каштановые кудряшки, а у тебя темно-каштановые волосы. Они смотрятся как заплатки в тех местах, где стерты помада и пудра. Я бы даже сказала, стертые грязные заплатки. Ты же гораздо красивее меня. Жаль, очень жаль. Наша матушка славилась своей красотой, а ты еще красивее.

— Неправда!

— Правда, — не унималась сестра. — Я, право, удивляюсь, почему наша мать, которая так гордилась когда-то успехами в свете, позволяет тебе одеваться столь безвкусно.

— Не является ли твоя сварливость следствием твоего брака? Вот что я думаю, — заявила Элинор, пристально разглядывая сестру. — Прошла всего пара недель со дня твоей свадьбы. Но вместо того чтобы светиться счастьем, ты превращаешься в злобную кумушку. В таком случае я очень рада, что пока не вышла замуж.

— Опыт замужества, даже небольшой, дает пищу для размышлений, — растерянно моргнула Энн.

— Искренне сожалею, что в свой медовый месяц ты думаешь только о моих нарядах и прическе, — съязвила Элинор.

Энн натянуто рассмеялась:

— Не понимаю, почему под всем этим безвкусием ты носишь самое элегантное белье?

— Ничего подобного, — вспыхнула Элинор, досадуя, что не может скрыть своих эмоций. — Зато я не понимаю, почему ты хлопочешь вокруг меня как наседка, когда у тебя есть твой прекрасный мистер Джереми Бушон, жаждущий твоего внимания.

— Дело в том, что мы с Джереми принимаем участие в твоей судьбе и говорим о тебе, когда... отдыхаем от нежных утех.

— Вы говорите обо мне в постели? Не стоит, я в этом не нуждаюсь.

— Мы оба считаем, что ни один джентльмен не прельстится твоим унылым видом. Ты не вызываешь желания приударить за тобой. Джереми находит тебя чересчур эксцентричной и к тому же лицемерной и высокомерной. Это бросается в глаза, и это смешно, Элинор! Неужели ты хочешь стать всеобщим посмешищем?

Элинор решила попридержать собственное мнение о Джереми.

— Мы на балу. Может быть, поговорим об этом в другое время?

— Ни у одной леди нет таких прекрасных глаз, как у тебя, Элинор. Этот глубокий синий, с таким необычным оттенком! Хотела бы я иметь такой цвет глаз. И еще уголки твоих глаз так красиво приподняты вверх. Ты, разумеется, помнишь все эти бредовые поэмы, которые Гидеон посвящал твоим глазам, сравнивая их с волнующимся морем или с цветами, как он их там называл? С лютиками, кажется.

— С синими колокольчиками. Лютики желтые. Вы совершенно не разбираетесь в самых простых цветах, леди Энн.

— Твои губы так же свежи, как несколько лет назад. До того как этот покоритель сердец, этот мотылек перепорхнул на свежую поляну.

— Мне неприятны эти разговоры о Гидеоне, да еще с такими метафорами, — поморщилась Элинор.

— Я держалась твоего запрета три, нет, почти четыре года, — возразила Энн, снова повысив голос. — Но теперь я замужняя леди, а не просто твоя младшая сестра, и ты не можешь мне приказывать. Ты страдаешь из-за...

— Прошу тебя, — взмолилась Элинор, — не надо всем сообщать об этом...

— Ты не в того влюбилась, — стояла на своем сестра,— и это возможно, я понимаю, но я совершенно не понимаю, почему ты решила остаться из-за него старой девой? Почему не хочешь иметь нормального мужа, детей, собственный дом?

— Я буду все это иметь, возможно...

— Тогда скажи, когда ты собираешься выйти замуж? В двадцать пять, а может быть, в тридцать? Но тогда вряд ли найдется мужчина, желающий на тебе жениться. Ты могла бы выглядеть прекрасной, обольстительной, но почему-то не стремишься к этому. Думаешь, кто-то разглядит тебя за этими унылыми тряпками? Нет, дорогая, мужчины не настолько проницательны. Надо уметь преподнести себя! — Наклонившись к ее уху, Энн прошипела: — Ты даже не удосужилась пройтись пуховкой по лицу, не говоря уже о румянах.

— Да, не удосужилась, — отрезала Элинор.

Конечно, она мечтала выйти замуж и родить детей. Но мужем ее должен стать Гидеон, и он же, разумеется, отцом ее детей. Какая же она дура! Гидеон не любит ее и не желает стать отцом ее детей. Но разлюбить его — выше ее сил.

— И это еще не все твои минусы, — продолжала причитать сестра. — Что за монастырский вырез? Ты не обнажила даже самый верх груди, а твои юбки метут пол. Надо уметь показать хотя бы носок туфельки. Ты неженственна. А еще имеешь наглость насмехаться над мужчинами! Они этого не любят, Элинор, и проплывают мимо тебя; И правильно делают!

— Ну и пусть, — сказала Элинор, потеряв надежду утихомирить сестру:

— Все считают тебя гордячкой, набитой предрассудками, — заявила сестра. — Всему Лондону известно, что ты поклялась выйти не иначе как за герцога. Ни одной ступенькой ниже. Тебя называют ханжой.

— Я всего лишь хотела...

— И вот пожалуйста, на ярмарке женихов появился герцог. Герцог Вильерс, никак не меньше. Богат, как Крез, и такой же привереда, как ты. Прошел слух, будто он рассчитывает жениться только на герцогской дочке. Пробил твой час, Элинор. Мы дочери герцога. Но я уже замужем, Элизабет еще слишком мала. Остаешься ты. В Лондоне нет другой леди брачного возраста твоего ранга.

— Согласна, но не понимаю, чему тут радоваться. Герцог Вильерс, по слухам, человек неприятный, с тяжелым характером.

— Ты ждала герцога, вот и получай! — продолжала сестра. — Ты сама заявила, что тебе нужен только герцог, получается, что его человеческие качества, его нрав тебя не интересуют.

Элинор попыталась возразить, но тут с ужасом заметила Вильерса, стоявшего за спиной ее сестры, которая продолжала говорить.

— Помнишь праздничный ужин в последнюю Двенадцатую ночь? Ты тогда сказала тетушке Петунии, что выйдешь за мужчину, даже если от него разит псиной и он весь оброс собачьей шерстью, лишь бы он был герцогом.

Нет, Элинор никогда прежде не встречалась с герцогом, но у нее не было сомнений в том, что это именно он стоит так близко. Он точно подходил под описание: с мужественными скулами, которые придавали ему притягательный ореол брутальности. Ей говорили, что он не признает париков. И этот джентльмен был без парика. Его короткие черные волосы с парой тонких седых стрелок были зачесаны назад и стянуты в узел на затылке. Это мог быть только он, и никто другой.