– Ты сменил веру?

– Нет. Я предпочитаю жить свободным.

– Тогда я помолюсь о тебе.

– Бесполезно. Я не знаю твоего бога, а он не знает меня.

– Наш бог повсюду, и он знает о каждой частичке твоей плоти и твоего разума.

Дхама ничего не знал о боге, имя которого переводилось как «Это тот, кто был, есть и будет. И то, что пребывает вне времени».

– Но ведь это всего лишь твои убеждения, – сказал он.

Было очевидно, что сикх не обиделся. Наоборот, взгляд его смягчился. Он сочувствовал этому монаху, утратившему веру. Его последующие слова прозвучали, как молитва:

– Мы верим в единого бога – высшего, абсолютного, бесконечного, вечного Создателя, причину причин, безграничного, не знающего ненависти, одновременно имманентного и трансцендентного. В нашей религии, Дхама, нет понятия первородного греха. Мы верим, что жизнь проистекает из чистого источника, и Повелитель Истины пребывает в нем. Мы рождаемся, чтобы служить обществу и относиться ко всем людям по-братски, уважая их свободу.

– Но ведь на войне вы жестоки!

– Это правда. Нужно сражаться со всей возможной энергией, если цели благие. Все принципы нашей веры отражены в следующих словах: «О, моя душа, ты есть воплощение Света, знаю твою Сущность. О, моя душа, Бог есть вечно в тебе; через слово гуру обладаешь Его любовью, зная твою сущность, ты знаешь своего Бога; и ты знаешь тайну рождения и смерти…»

Когда сикх закончил, оба собеседника какое-то время молчали. Дхама обдумывал услышанное. Каменный хаос открылся их взорам, а над ним возвышалась коронованная гигантскими скалами гора. Там находился вход в пещеры, а ниже, восточнее, скрытая деревьями, стояла большая чайтья.[37]

Сикх решил, что будет правильно устроиться на привал в этом заброшенном буддийском храме.

Он направил лошадь к крутому склону. Дхама пропустил его вперед.

В этом месте незримо бродила смерть.

– Что скажешь? Все спокойно? – спросил Мишель, подъезжая с Хирал и мулами к Дхаме.

– Мне кажется, что это место населено привидениями…

– Уж лучше воевать с духами, чем с людьми.

– Он прав, – сказала Хирал. – В этих пещерах томятся души. Но я не верю, что опасность исходит от них.

– Где же тогда ее источник?

– Не знаю.

Позади них, в лесной чаще, зарычал тигр. Грифы спустились со своих высот и закружились над ними. Трое всадников начали подниматься на гору.

Глава 34

Принц Ранга сидел, скрестив ноги, на террасе, откуда открывался вид на Варанаси. Лицо его и тело были изукрашены красными узорами, глаза полузакрыты. С улиц доносились непристойные песни в честь Кришны и Камы. Дерево ашока с дрожащей листвой укрывало принца своей тенью, а его красные цветы – символ пламенной любви – трепетали под ласковыми порывами дувшего от Ганги ветра. Несколько цветков, сорванных руками девственниц, плавали в серебряном сосуде, наполненном священной водой.

Ранга дышал медленно, полной грудью. В своем городе он чувствовал себя комфортно. Все страхи остались в Лахоре. Здесь, в этих стенах, под охраной трех сотен стражников и под защитой двух дюжин гуру со сверхъестественными способностями и богов священного города ему были не страшны происки рани Джундан и ненасытность англичан.

Ранга открыл глаза, взял из воды цветок и раздавил его пальцами, потом зачерпнул кубком воды и выпил. Этим своеобразным ритуалом он вознес хвалу богу Вишну. Была середина марта по европейскому календарю, а по индийскому – месяц пхалгун. В этот день было полнолуние, и праздник Холи,[38] посвященный Кришне и Каме,[39] был в самом разгаре.

Молодой жрец вступил под сень дерева и, не говоря ни слова, расстелил перед принцем кусок ярко-розовой ткани. На ткань пролился дождь из красных драгоценных камней, символизирующих человеческую кровь – источник жизни и желания любви.

Ранга запустил руки в груду камней, зачерпнул пригоршни, поднес к глазам, потом разжал пальцы, и турмалины, альмандины, пиропы, рубины, корунды, яшма и гранаты каскадом упали на землю.

Он забыл о близкой войне, забыл о политике, забыл о том, что он – человек. Он почувствовал себя равным Кришне и Каме.

Он протянул руку, желая схватить и сжать город, реку, горизонт. Весь мир принадлежал ему.

– Да позволят мне боги достигнуть трех целей человеческой жизни, – дхармы, артхи и камы![40] – воскликнул он.

Странно было слышать такие слова из уст принца. Обладатель несметных богатств, любитель чувственных наслаждений, он являлся полной противоположностью тем, кого принято называть людьми добродетельными и богобоязненными. Он отказался вступать в брак, рискуя тем самым потерять уважение не только соседей-правителей, но и собственного народа, ибо безбрачие шло вразрез с религиозными предписаниями и всячески порицалось. Он ответил отказом на все предложения заключить династический брак. Конечно, люди поговаривали о том, что у него имеется несколько внебрачных отпрысков, но эти непризнанные дети в расчет не принимались. Он решил, что его род умрет вместе с ним. Когда придет время, он сделает соответствующие распоряжения относительно наследства. Но до этого еще далеко. Могуществом с ним могут сравниться только боги.

Ранга распрямил ноги, встал и дошел до низкой стенки, за которой начинались плоские крыши. Наклонившись, он какое-то время с удовольствием наблюдал за весельем народа на улице. Внизу раскрашенные красной краской последователи Кришны танцевали, били в барабаны и играли на флейтах, разбрызгивая вокруг себя окрашенную в красный же цвет воду. На повозке, запряженной буйволами, ехало деревянное синее изваяние Кришны, окруженное статуэтками гопи – «девушек-пастушек», его спутниц и возлюбленных.

Ранга представил себя в окружении юных гопи, влюбленных и сладострастных, отдающих ему свое тело и душу без остатка. Частично ему удалось реализовать эту эротическую мечту. Ощутив внезапный прилив желания, он вернулся в комнату для развлечений, где служанки готовили пали – сладости, которые сегодня вечером сгорят в праздничном огне. Удовлетворенный их рвением, он направился в музыкальную комнату в сопровождении своего камергера – пронырливого дородного мужчины, готового исполнить малейшее его желание.

– Пусть танцовщицы и куртизанки подготовятся и придут меня развлечь! – бросил Ранга.

– Это все, ваше высочество?

– Да, все. И девственницы, живущие во дворце недавно, пусть тоже придут воздать почести Кришне и Каме.

Камергер никогда не прекословил господину. И никогда не задавал вопросов. Он бросился искать своих помощников. Ранга, когда на него снисходила уверенность в том, что он – бог, бывал очень жесток.

Вот уже три недели Амия жила в расположенной рядом с храмом пристройке к дворцу. Это пространство являлось своего рода границей между духовным и светским мирами. Обитатели его были многочисленны. Амия не имела права ни преступать границ этого пространства, ни даже разговаривать с кем бы то ни было из «мирян». Евнухи и охранники бдительно следили за тем, чтобы девственницы ни с кем не общались. Девочек было двенадцать, они по трое жили в смежных комнатах без удобств. Им дозволялось разговаривать друг с другом до и после изнурительных занятий, проводимых гуру храма.

Амия замкнулась, стала молчаливой. Она редко обращалась к другим девочкам, посвящая все свое время горьким раздумьям о том, какие пути привели ее в этот наполненный светом дворец. Три-Глаза привезла ее сюда, как вещь, и передала с рук на руки гуру, служившему Шиве и принцу Ранге. Старуха успела дать ей ряд рекомендаций, пообещав, что скоро вернется, а потом украдкой вышла из храма, оставив свою дрожащую подопечную одну.

«Она предала меня, – думала Амия. – А ведь говорила, что будет мне второй матерью…»

Много дней и ночей прошло с момента их расставания. Нельзя сказать, чтобы Амии было на что жаловаться. Ее одели как девочку из касты выше той, в которой она родилась. Евнух, присматривавший за их группой, заботился о здоровье девочек и обеспечивал приемлемые условия жизни. Он весьма щепетильно следил за тем, чтобы подопечные были аккуратными и чистоплотными, и не допускал ни малейшего нарушения правил. Если же кто-то из подопечных отказывался выполнять его требования, он заставлял делать это с помощью ударов прутом по мягкому месту. До сегодняшнего вечера Амия ни разу не дала повода для наказания. Предусмотрительная Три-Глаза подготовила ее как следует.

Амия встала со своей циновки. В соседней комнате, общей для всех девственниц, было что почитать, а кроме того все необходимое для занятий вышивкой, куски металла для шлифовки, шахматные доски, предметы, которые используются для демонстрации фокусов и еще множество разных вещей, которые нужны для совершенствования шестидесяти четырех искусств – для тех, кто мечтал стать великой куртизанкой. Но Амия не желала меряться талантами с другими девочками.

Она направилась в тот угол, где сгрудились, толкаясь, младшие девочки и девочки-подростки.

– Моя очередь!

– Нет, моя!

– Уйди отсюда, ябеда!

– Чтоб Кали сожрала твою печенку!

Они сражались за крохотное пространство.

– Пришла полюбоваться своими бутонами? – спросила у Амии девочка с хитрым невзрачным лицом.

Амия не ответила на оскорбление. Три-Глаз а обучила ее паре трюков, которые могли помочь выйти из неприятной ситуации. Двумя пальцами Амия резко ударила нахальную девчонку в грудь. У той перехватило дыхание, и она упала на колени, кашляя и плюясь. Амия улыбнулась. На какое-то время зеркало принадлежало ей одной. Другие девственницы не осмелились претендовать на это место. Они удовольствовались тихими замечаниями о том, что бывает, когда демоны вселяются в людские тела.

Амия внимательно смотрела на свое отражение. Бледнее, чем обычно, но не похудела… Внезапно она нахмурилась. Должно быть, с этим зеркалом что-то не так: на уровне груди стали заметны две маленькие выпуклости. На этих местах ее короткая обтягивающая кофточка, оставлявшая открытым живот, слегка вздулась.