Запах гниения, тины и серы реял над этой ужасной орущей и кишащей массой. Амии наконец удалось совладать со своим страхом. Три-Глаза сказала правду – чудища их не видели. И все-таки девочка испытала сильнейшее потрясение, когда мимо нее прошла одна из дакини. Жестокость светилась в лишенных зрачков глазах этого существа в облике прекрасной женщины, жестокость сочилась из заколдованной бронзовой кирасы. Жестокости были исполнены дикие крики, которые она испускала, обнажив острые зубы. Потрясая трезубцем и черепом над своей головой в шлеме, дакини призывала собратьев по оружию идти на приступ твердыни.


Витра шла, приволакивая ногу, но эта лестница в преисподнюю все не кончалась. Через несколько минут она дошла до святилища Семи Матерей, где горели десятки свечей. Изваяния богинь не внушили ей страха. Витра не удивилась, найдя в этом месте такие страшилища – она тут же решила, что они отражают характер и религиозные предпочтения хозяйки дома. А в том, что колдунья намеревалась обратить Амию в свою веру и взять в ученицы, Витра уже не сомневалась. Амия станет духовной наследницей этой старой ведьмы… Теперь все было понятно. У маленькой язвы дар, и поэтому Три-Глаза просила Шарви Мадхав отдать девочку ей в услужение.

Но этому не бывать!

Они наверняка были где-то поблизости. Витра, сжав зубы, двинулась дальше.


Армия зла разбилась о крепостные стены, но тут же нахлынула новая волна направляемых дакини чудовищ. Появились осадные башни на колесах. Они придвинулись к стенам города, над которыми, вырывая когтями камни из стен и обрушивая на оборонявшихся потоки огня, летали драконы. Страх покинул Амию. Теперь, глядя на эту бойню, она испытывала только отвращение, и ей хотелось как можно скорее вернуться обратно… К чему задерживаться в мире, который никак не связан с тем, в котором они живут? Раз у нее есть дар, почему бы не использовать его во благо тем, кто рядом? Три-Глаза должна научить ее исцелять больных, усмирять боль, прогонять нужду и, конечно, танцевать… Молния ударила в землю в нескольких шагах от девочки, породив раскат грома, подобный пушечному выстрелу. Строй идущих на приступ армий нарушился.

– Это она! Клянусь Куберой, славным владыкой якшей! – воскликнула Три-Глаза.

Амия задрожала. Посреди когорты мертвецов появилась Витра.

Витра, которая до этого мгновения была нечувствительна к невидимым проявлениям магии, закричала от страха. Она только что вошла в грот, населенный ужасающего вида изваяниями дакини, образовавших адский круг, перед которыми, безмолвные, погруженные в состояние созерцания, стояли колдунья и Амия. Витра бросилась было к девчонке с намерением проломить ей голову. Но не успела она и шагу ступить, как ее, словно воду через трубку, вынесло в иной мир.

И снова ударила молния.

Со всех сторон Витру окружили мертвецы и демоны.

– Ее они видят, – пробормотала Три-Глаза.

Они видели ее, но нападать не спешили. Одна из дакини, покрытая кровью, восседала на мангусте с кривыми клыками. Она выехала из строя, но, хотя ее лицо источало ярость, нежеланную гостью не тронула. Наоборот, она отстранилась, как и остальные воины преисподней.

Вокруг Витры, выронившей свой посох, образовался широкий круг.

– Помогите мне! – взмолилась она, протягивая руки к Три-Глаза и Амии. – Я не могу идти. Помогите мне уйти отсюда, вы ведь можете!

И тогда содрогнулась земля… В воздухе возник черный вихрь, постепенно обретая очертания женской фигуры. Это была богиня Кали. За считанные мгновения она достигла огромных размеров, и порождения зла стали в ужасе разбегаться. Кали посмотрела на трясущуюся от страха Витру, потом приблизила к ней палец и отодвинула ногтем в сторону.

– Тебе нечего делать в этом мире. Время твоей жизни еще не истекло. Тебе предстоит страдать. Скоро я приду за твоей душой. Уже скоро…

Витра исчезла. Кали обратила свой пылающий взор на Три-Глаза и Амию, и этого оказалось достаточно, чтобы их сознание закрылось.


Три-Глаза и Амия очнулись в пещере – ошеломленные, дрожащие. У их Ног лежала Витра. Колдунья и девочка невольно обнялись, услышав крик. Но этот голос принадлежал не Кали. Это кричал Пайод, который нашел свою супругу недвижимой. С ним пришли обе служанки. Пайод подбежал к Витре, приподнял ее. Она еще дышала.

– Помогите мне отнести ее в деревню, – попросил он. Три-Глаза никак не отозвалась на его просьбу.

– Помоги моему брату, – попросила Амия, беря в свои руки руку колдуньи.

И Три-Глаза согласилась.

Глава 20

Покой ночи нарушал только стрекот кузнечиков да чей-то шепот. Город еще не уснул. Да и сможет ли он уснуть? Фанатики-мусульмане молились на пороге Мекка Масджид – древнейшей мечети Хайдарабада. Кирпичи для ее главного свода были доставлены из самой Мекки.

Саджилис вслушалась в слова молитв. На лице ее читалось презрение. Как и все индуисты, она с молоком матери впитала ненависть к исламу. Ее предки в свое время сражались с персидскими завоевателями. Придет день, и ее потомки прогонят их из страны. А пока приспешники Магомета нарушали покой этой дивной, расшитой звездными нитями ночи.

– Пусть замолкнут! – крикнула она, обращаясь к изваянию богини Дурги.

Это был приказ. Так совпало, что как раз в этот момент голоса молящихся смолкли, но Саджилис была уверена, что это произошло по воле богини. Она тотчас же пала ниц перед статуей божественной воительницы с разгневанным лицом.

– Я построю тебе храм на холме возле Муси. Крышу и шпили прикажу покрыть золотом, и они вознесутся над минаретами Мекка Масджид!

Самонадеянны и дерзки были ее слова: знаменитая хайдарабадская мечеть была одним из высочайших сооружений мира. В дни праздника ее посещали до десяти тысяч верующих. Но Саджилис верила в то, что обещала. Она готова была потратить миллионы рупий, лишь бы умилостивить Дургу. Принцесса долго молилась своей покровительнице. Когда же сердце ее исполнилось благодати, она обернулась к служанкам, которые, стоя в тени, ожидали ее указаний.

– Пора, – сказала им принцесса. – Подготовьте меня.

Женщины отлично знали свое дело. Единственное, что от них требовалось, – это всячески заботиться о красоте своей повелительницы. Все они прошли специальное обучение в течение нескольких лет. Словно ночные мотыльки, окружили они принцессу. Их ловкие руки, вооруженные гребнями и кисточками, причесывали и красили ее. Действо было похоже на танец – они передвигались с места на место, грациозные, улыбчивые, прекрасно осознающие непрочность своего положения во дворце. Старание прислужниц удвоилось, когда вошла Таника, Веревка. Они боялись этой старухи, наперсницы принцессы. Таника стала заботиться о Саджилис, как только та родилась. Она была ее советчицей и, не задумываясь, приняла бы ради нее смерть. Ей было пятьдесят лет, но она никогда не была замужем, зато хорошо изучила человеческую природу и с легкостью гасила конфликты в гареме.

Одетая в белое, с волосами, собранными в украшенную серебряными кольцами косу, она вошла в пятно света, льющегося от установленных на треножниках масляных ламп. Лицо ее было серьезным.

– Ну же, улыбнись, – попросила Саджилис. – Я ведь не для костра прихорашиваюсь!

Таника не оценила ее шутку.

– Твоя решимость меня не радует, – сказала она с сильным бенгальским акцентом.

Этот акцент становился еще заметнее, когда Таника сердилась.

– Я люблю его, – прошептала Саджилис.

– Он не твоего ранга! Он не индиец!

– Мой отец сделает его принцем. А брахманы очистят.

– Как могут наши священники очистить человека, который воспитан в традициях чужой религии? Он христианин…

Лицо Таники исказилось от отвращения. Ненависть читалась в ее черных, как гагат, глазах. Шесть лет назад англичане, то есть христиане, такие же, как и Мишель Казенов, вырезали всю ее семью. Ее отец, братья, дяди, двоюродные братья и все женщины рода были членами секты тхагов, которых европейцы нещадно уничтожали. Таника подумала об обожаемой тхагами богине Кали и ее темной силе, которой она вскормила принцессу. Недаром дворец был полон изображениями Дурги, воплощений Кали…

– Я знаю, о чем ты думаешь, и сочувствую твоему горю. За твоих родственников отомстят, я поклялась в этом Дурге-Кали в день, когда у меня впервые пошли крови, – сказала Саджилис с волнением в голосе. Однако следующие ее слова прозвучали уверенно: – Не путай друзей с врагами, Таника. Ты ведь знаешь, что господин Мишель ненавидит англичан так же сильно, как и ты.

– А еще я знаю, что он любит другую женщину!

– Не говори о ней!

– Неужели ты решила вступить в соперничество с Хирал, Блистательной?

– Да! Я отниму у нее сердце Мишеля! И ты мне в этом поможешь.

– Помогу тебе?

– Разбуди мое желание! Это единственное, что мне сейчас нужно!

Таника вздохнула. Противоречить было бесполезно. Последнее слово всегда оставалось за принцессой. И она в который раз выполнила просьбу своей упрямой воспитанницы – речи ее полились распаляющим кровь потоком:

– Ласковой рукой он прикоснется к твоим сомкнутым бедрам. Ты захочешь оттолкнуть его руку. И тогда он тебе скажет: «Что в этом плохого?» Услышав это, ты расслабишься и поддашься. Он станет ласкать тебя…


Дхама дремал в маленькой комнате, смежной с комнатой Мишеля. Он настоял на том, чтобы его разместили в этом крошечном помещении, откуда было видно, кто входит в комнату его друга. Он сидел в позе лотоса, положив на бедра саблю. Смутное ощущение надвигавшейся опасности не оставляло его. Демоны были поблизости, он это чувствовал. И это ощущение было для него мучительным. Он был достойным сыном своих суеверных предков. В те времена, когда он был послушником, сведущие в магии монахи внушили ему страх перед демонами. Если бы он не решил порвать с монастырской жизнью, возможно, научился бы даже управлять ими. Демонов в буддизме было предостаточно, и некоторых, ощеривших в жутких гримасах клыки, ему доводилось видеть. Но индуистские асуры, ракшасы и пишачи были куда страшнее!