Мы скрепили новость тостом и выпили. О большем и просить не надо, мне бы только попасть туда, где собираются эти члены Совета. Дальнейшее — дело техники, уж заинтересовать в себе других я умею, как ничто другое.

Разговор перешел в другое русло, но я продолжал краем сознания обдумывать, что и как мне нужно предпринять. До одного из главных событий французского народа, празднующегося с большим размахом, чем Рождество, оставалось чуть больше трех недель, надо основательно подготовиться.

А еще через несколько дней я сделал для себя в Оливере весьма неприятное открытие, хотя, впрочем, и не был так уж сильно удивлен. Очень немногие из вампиров, обращаясь в существо кровожадное, сильное и чуждое всему живому, сохраняют в себе человечность. Многие из нас пренебрегают такими важными качествами, как сострадание, жалость и человеколюбие, становясь тем, чем и положено быть вампиру по сути — монстром и хищником. От бесконечной реки крови моих нынешних собратьев отделяют только установленные договором правила, неотъемлемые во всех сообществах, иначе само существование человечества уже давно находилось бы под угрозой, впрочем, следом за ним и наше тоже.

Однажды вечером, заехав за Оливером перед тем, как мы планировали посетить закрытый джентльменский клуб, собирающий под своей крышей любителей экзотических азиатских удовольствий, как курение гашиша и эротический тайский массаж, индийский садомазохизм и многое другое, я удобно расположился в довольно мрачноватой гостиной в его фамильном особняке на улице Клисон, пока Оливер, налив мне выпить, попросил разрешения продолжить свой вечерний туалет.

Я потягивал хороший коньяк, разглядывая обстановку и размышляя, что Оливер отчего-то не держал никакой прислуги, он сам мне говорил, предпочитая тишину и одиночество днем, за закрытыми окнами. Внутреннее убранство дома вообще о многом может поведать про своего хозяина. Я, например, видел, что Оливер довольно замкнутый, скрытный и преследующий свои интересы человек, не лишенный при этом честолюбия и весьма амбициозный. Об этом говорило все вокруг, выдержанное, однако в спокойных и совсем не жизнерадостных тонах — и тщательно подобранная, дорогая мебель, и подлинные произведения искусства.

Но вот, что обратило мое внимание в большей степени, это запах. Едва уловимый, но все-таки отчетливо читающийся, и, как ни странно, знакомый. Откуда я мог его знать — непонятно, но я почему-то в точности был уверен, что не ошибаюсь. Не скажу, что меня это как-то расстроило или еще что в этом роде, ведь я общался с вампиром, но некоторое чувство разочарования все же кольнуло. Он что, не убирает трупы из дома после своих трапез? Или ужинал как раз перед моим приходом? И какая необходимость именно убивать? Тем более, существуют же правила. Именно эти вопросы я и задал сходу, едва принаряженный для вечернего выхода Оливер появился на пороге своей гостиной. Он долго оценивающе смотрел на меня сквозь стекла совершенно не нужных ему очков, словно на что-то решаясь, а потом просто молча кивнул мне, призывая следовать за ним.

Мы прошли на второй этаж в конец коридора, здесь запах чувствовался особенно сильно, и Оливер открыл передо мной дальнюю дверь, пропуская внутрь. Это оказался кабинет, причем явно хирургический. Кроме стеклянных шкафов с какими-то склянками и шкафчиков с ящиками на которых громоздились разнообразные инструменты напоминающие пыточные, а также большого стола, заваленного бумагами, здесь почти не было никакой другой мебели.

Самым главным в этой жутковатой комнате, разумеется, был длинный стол посредине, с лампой над ним, застеленный белой простыней, на котором и лежало тело девушки, издававшее тот самый «аромат» свежего трупа, если так вообще можно выразиться. В нос мне со всей силы ударил запах крови и внутренностей, но жажды почему-то это не вызвало, а, скорее, больше тошноту.

Живот и грудная клетка несчастной были распороты, зрелище представало еще то. К тому же лицо девушки показалось мне смутно знакомым, хотя и обезображенным в смерти. Кажется, я побледнел, хотя особой чувствительностью и не отличался.

— И что это? — выдавил я из себя вопрос, хотя и так вроде все было ясно.

Оливер стоял совершенно спокойно, равнодушно созерцая дело рук своих.

— Разве я не говорил тебе, Джори, что я ученый? — тихо, как и всегда ответил он. — Это и есть предмет моих изучений и изысканий. Я изучаю человеческий организм, изучаю до мельчайших подробностей, желая вникнуть во всю его сущность и провожу тут свои эксперименты. Я занимаюсь этим уже очень много лет и не перестаю удивляться. Это безграничный источник знаний.

— Можешь не распинаться, — резко оборвал я его, уже поняв, какой мразью оказался мой, так называемый, друг; даже противно стало, что считал его отличным парнем, пусть и со странностями.

— Кажется, тебе это неприятно, — усмехнулся своим шипящим смешком Оливер. — Ну и почему же? Сегодня, например, я целый час резал ребенка..

Меня аж передернуло от отвращения.

-..проводя хирургическую операцию, — закончил он. — Ко мне обратилась одна моя соседка, ее сын получил тяжелую травму, до больницы бы и не доехал. Я вполне справился со своей задачей. Конечно, мне помогла бы моя кровь, но я смог обойтись и без нее, хотя и пришлось повозиться. Думаю, теперь он проживет долгую и нормальную жизнь. Я хирург, это моя работа.

— А это тогда что? — спросил я с двояким чувством. С одной стороны, видно, не все так уж плохо, но, все равно, вспоротая девушка на столе производила жуткое впечатление.

— Бросовый материал, — отмахнулся Оливер. — В нашем славном городе не разгуляешься особо, приходится выбирать тех, кого никто искать не будет. Помнишь, мы с тобой на днях веселились в компании двух прелестниц? Я еще поинтересовался у них об их жизни и родных, и выбрал себе ту, которая назвалась сиротой, без родственников?

Я, конечно, вспомнил; тогда я решил, что просто ему эта девушка понравилась больше, теперь понятно, чем. И как мне к этому относиться, интересно?

— Без экспериментов и подробного изучения я не смог бы ничего добиться, — спокойно продолжал Оливер, — Только аутопсия дает мне полное представление о нашем совершенном организме. Прости, я увлекся и забыл о времени, поэтому не успел прибраться перед твоим приходом. Это проблема?

Он внимательно посмотрел на меня. Нет, он буквально впился в меня своим немигающим взглядом ядовитой змеи. И как я раньше не замечал в нем этого? Но, он мне нужен. Мне пришлось срочно напомнить самому себе, что, как бы я не относился к его таким вот достаточно омерзительным развлечениям, он моя дорога в будущее. А, значит, мне придется не обращать внимание, задвинуть чувство гадливости куда подальше.

«Ну, что поделать», — думал я, стараясь не смотреть в сторону молодой и красивой недавно еще девушки, которая, помнится, так заразительно хохотала, а сейчас тихо лежала, выставив напоказ свои внутренности. У каждого, видно, есть свои недостатки. Кто-то ест в кровати, оставляя крошки, кто-то людей режет. В конце концов, я вампир, а не кисейная барышня, и многое успел уже повидать со времени своего обращения, отчего, будучи человеком, у меня волосы бы дыбом встали.

Из его дома мы вышли молча, как я ни настраивал себя, так сразу принять неожиданно открывшиеся мне факты об Оливере не получалось. Он и не навязывался, более ничего не объясняя. Даже в Бельвиль меня под утро отвез; напился я этой ночью, надо сказать, основательно.

На следующий же день я узнал из газеты о событии, которое могло повлечь за собой весьма серьезные последствия для всех. Наследник Австро-Венгерского трона эрцгерцог Франц Фердинанд посетил Боснию, где вчера, двадцать восьмого июня четырнадцатого года, был убит террористом. Такого немцы не простят сербам. В воздухе все сильнее чувствовалось неминуемое приближение большой войны.

=== Часть 4 ===

Точка отсчета

Глава 01

День взятия Бастилии приближался. В этом году отмечалось сто двадцать пять лет этому выдающемуся и памятному для Франции событию, и мне необходимо было выбрать соответствующий костюм для маскарада. Решив, что не стоит надевать что-то слишком вычурное, остановился на костюме испанского гранда. Черное и серебро; шелковая сорочка, кушак, укороченный плащ, шпага, шляпа и полумаска — элегантно и мужественно.

За оставшееся время, кроме тех крупиц информации, которые мне дали Катри и Кэмпбел, я попытался узнать еще хоть что-то о тех, кто олицетворял в Париже сверхъестественную власть. С префектом все более-менее ясно — он сам выразил заинтересованность в сотрудничестве. Отец Боливар, как человек, пока для меня не слишком полезен. К ведьмам до поры до времени я соваться не собирался. Остались как раз мои собраться-вампиры, о которых я очень осторожно попытался собрать доступные сведения, чтобы составить собственное мнение, представлять, с кем придется иметь дело и как лучше подобраться к тому, что хотел от меня Катри.

Жан-Баттист Лазар — негласный глава Совета и его создатель, один из старейших и уважаемых вампиров Парижа, суров и властен, очень авторитарен и авторитетен. Имел небольшой особняк в центре города, но бывал там редко, предпочитая все свое время проводить за городом в старинном поместье. Ему принадлежат довольно обширные сельскохозяйственные угодья и виноградники. Значительная часть земель сдана в аренду, остальными распоряжается энергичный управляющий. Похоже, очень долгая жизнь выработала у вампира склонность к уединению и тишине.

Эйдриан Толе — личность довольно непривлекательная, на мой взгляд, если не сказать больше. Тоже из старых вампиров, хотя моложе Лазара. Известен своей нетрадиционной ориентацией, но вовсе не это вызывало к нему неприязнь. Несмотря на занимаемый пост, я не заметил к нему особого уважения, скорее страх и желание держаться от него подальше. Объяснялось это высокомерным и склочным характером, манией величия и паранойей, истеричностью и неоправданной даже для вампира жестокостью. Агрессивный гомосексуалист — гремучая смесь. Он считал себя светочем высокой моды, но и это усугублялось безмерной эксцентричностью. Насколько я смог выяснить, ему принадлежали либо контрольные пакеты акций, либо доля в доходах большинства парижских магазинов от кутюр и самих домов моды, а также парфюмерных фабрик.