Маргарет Барнс - Изабелла Прекрасная

— Король может войти сюда с минуты на минуту, — предупредила ее Бинетт спустя еще час.

В конце концов Жислен заснула, и ее пришлось будить, чтобы она отнесла письмо Роберту ле Мессаджеру, который все еще добросовестно ждал под дверью. К тому времени, как обе женщины раздели ее, и огонь в камине, и свечи почти погасли. Чувствуя себя виноватой перед дамами, Изабелла отпустила их и немного постояла у окна. Казалось, и город, и замок, и порт погружены в сон. На востоке уже разгоралась утренняя заря, но король так и не пришел.

«Я — королева Англии!» — упрямо повторила про себя Изабелла, дрожа от холода, и забралась в свою пустую и холодную супружескую кровать, где и расплакалась, уткнувшись в подушку, как обиженный ребенок.

В Зале лондонского Тауэра Бинетт и Жислен разложили приготовленные для завтрашней коронации наряды королевы, а поскольку Изабелла высоко ценила вкус супруга, то взяла с него слово, что он придет посмотреть ее платье из серебра и золота. Он сдержал свое обещание, но выглядел при этом непривычно мрачным. При тусклом освещении раннего февральского вечера, еще более сумрачного из-за ползущего с Темзы густого тумана, он бросил недовольный взгляд в первую очередь на лежащие на ее столе и мерцающие в сумеречном свете драгоценности.

— Но почему две короны? — спросил он, беря в руки одну из них и крутя ее на пальце. — Чтобы показать, что Капеты выше Плантагенетов?

Она поначалу собиралась рассказать ему захватывающую историю двух корон и спросить его, какую из них ей лучше надеть, но его тон вызвал у нее раздражение.

— Может быть, мой отец боится, что вы еще до коронации отдадите одну из них кому-нибудь.

Эдуард поставил золотую корону на место, как будто она обожгла его, и подошел к окну, уставившись на свинцовую реку.

— Если коронация вообще состоится, — сказал он.

Изабелла резко повернула голову в его сторону и жестом отослала фрейлин.

— Мне уже приходилось слышать эту фразу, — вспомнила она.

— Возможно, ее произнес Ги Уорикский. Или Ланкастер. Вчера на совете они много чего наговорили.

Изабелла обрадовалась, что вчера ночью был совет, и именно он, а не Пьер Гавестон помешал Эдуарду прийти к ней в спальню до самого утра. Но то, что все ее прекрасные планы относительно коронации могут рухнуть, сильно встревожило ее. Она прошла через Залу и встала рядом с ним.

— Вы хотите сказать, что они могут ее отложить?

— Нет. Не допустить. И вы прекрасно об этом знаете.

— Я? — в полном недоумении спросила Изабелла в тот момент, как он повернулся и с упреком взглянул на нее.

— Все ваши драгоценные родственники объединились для того, чтобы поддержать их. Иначе, думаю, даже Уорик не осмелился бы приказывать мне. — Эдуард начал сердито ходить взад-вперед по Зале. — Они хотят, чтобы я опять отослал Пьера Гавестона.

Хотя эта перспектива обрадовала ее чрезвычайно, она не хотела, чтобы хоть что-то могло ослабить могущество ее супруга.

— Но как они смеют? Как ваши подданные могут диктовать вам условия? Мне казалось, они относятся к вам с любовью и почтением — ведь вы — сын их обожаемого Эдуарда Длинноногого. Разве они не желают видеть вас своим королем?

— Нет, дело не в этом. Разумеется, у них нет никого другого на эту роль, — сказал Эдуард с досадой. — Но дело в том, что они еще не принесли мне присягу верности. Я все время был отъезде — то в Шотландии, то еще где-то. И если они откажутся сделать это и завтра, то некоторые из них решат, что имеют право объединиться, в том числе войсками, и силой смогут ставить меня сделать то, что хотят они.

— Но у вас есть своя сильная армия. Вы можете противостоять им.

— И ввергнуть всю страну в междоусобную войну? — Он рухнул в кресло, стоящее у столика, и провел рукой по надушенным волосам. — С того самого времени, как умер отец, они все больше и больше пытаются командовать. Теперь них хватает дерзости выставить мне ультиматум: не будет никакой коронации, если я не вышлю из страны Гавестона, — произнес он отчаянии.

Для Изабеллы, которая не имела ни малейшего представления об ужасах междоусобной войны, ответ был один — воевать. Ей бы только хотелось, чтобы в ее тоне было больше решимости, чем просто обиды. И хотя ее желания совпадали с желаниями всех его баронов, она инстинктивно желала успокоить и утешить его. Она опустилась на пол около его кресла и обняла его за колени.

— Дорогой мой, клянусь, я ничего не знала! Я знала, что они рассержены и обижены, это правда. Возможно, они сочувствовали мне немного в тот первый день, когда мы высадились в Дувре. Но поскольку трон принадлежит нам в равной степени, что бы они ни предпринимали для того, чтобы уменьшить вашу власть, это будет также противоречить и моим интересам. Как вы могли предположить, что я способна действовать вопреки вашим интересам?

— Может быть, это произошло ненамеренно. Но, вероятно, вы написали письмо домой, в котором жаловались на некоторые вещи. Ваш отец, который, как мне казалось, был моим великодушным другом, прислал мне письмо, в котором задает совершенно недопустимые вопросы касательно моей личной жизни. — Эдуард заерзал в кресле, освобождаясь от ее объятий. — Мне надоела ваша детская ревность, когда вам все время кажется, что к вам относятся с пренебрежением, хотя ничего подобного нет.

Изабелла вскочила на ноги. Ей едва удалось сдержаться и не ударить его.

— Вы не имеете права говорить со мной, как с ребенком! — воскликнула она. — Разве я — не ваша жена? И уж если на то пошло, то разве мне не на что жаловаться, когда я все время пребываю в одиночестве, а вы все свое время проводите, развлекаясь с Гавестоном?

— И это благодарность за то, что мы с таким рвением продумываем план нашей коронации, чтобы отплатить за то гостеприимство и радушие, которыми наслаждались во Франции…

Но Изабелла резко прервала его оправдательную речь:

— Отдав ему половину подарков, сделанных вам моим отцом! Все ваши бароны возмущены, даже Маргарита была шокирована вашим поступком!

Как бы ни был Эдуард околдован Гавестоном, он понимал, что его неразумная щедрость по отношению к нему никак не могла быть оправдана. Вздыхая, он поднялся с кресла и, обняв за плечи, повернул ее рассерженное лицо к себе.

— Дорогая, простите, я не смел так разговаривать с вами, — извинился он с такой теплотой и нежностью, которая заставляла всех его личных слуг обожать его. — Но, говоря по правде, я действительно очень тревожусь. — Он снова прошел к окну. — Завтра утром они опять собирают совет, предъявят мне проклятый ультиматум, и мне придется дать им ответ.

Пугающая перспектива развертывающихся событий заставила Изабеллу позабыть о своих собственных переживаниях.

— Но как они смогут не допустить коронации, если до начала процессии осталось всего несколько часов?

— Вот в этом-то и заключается их хитрый расчет. Ставят меня в безвыходное положение, зная, что у меня в запасе нет времени. Очевидно, это идея Пемброка. Хотя он и не такой воинственный, как другие, но умнее их всех вместе взятых.

Всем сердцем она молча призывала его: «О, любовь моя. Отошли Пьера Гавестона, как они желают. Как желаю я. Мы будем очень счастливы. Вскоре, когда ты забудешь его красоту и обаяние, которыми он околдовал тебя, ты, возможно, полюбишь меня. Когда мы останемся одни, мы станем ближе. Ведь у нас так много общего».

Но она промолчала, боясь, что он станет насмехаться над ее ревностью, и еще ей хотелось научиться сдерживать себя.

— И что вы им завтра ответите? — спросила она спокойно.

— Что, как только меня коронуют, я соберу Парламент. Что я сделаю так, как решит Парламент.

— Вы действительно дадите им подобное обещание?

Она почувствовала, как все те смелые надежды, которые она испытывала во время венчания, вернулись к ней. Она даже не обратила внимания на то, что Эдуард ушел от ответа.

— Мне очень жаль, что так произошло, Изабелла, дорогая, — повторил он. — И я помню, что это также и ваша коронация, поэтому хочу, чтобы этот день стал для вас счастливым.

Она не замедлила откликнуться. Она потянула его обратно в кресло и, усевшись на ручку, прижалась к мужу с нежностью и любовью.

— Я знаю, что часто бываю ревнива. Иногда дома я даже ревновала родителей к братьям, потому что девочки всегда занимают в сердце родителей второе место, — призналась она, прижимаясь к его гладко выбритой щеке.

Он взял ее тонкие пальчики в свою ладонь.

— Я не хочу, чтобы моя жена занимала второе место. И я хочу, чтобы она хорошо относилась к моим друзьям, — сказал он, невесело смеясь. — Тогда нам всем было бы намного приятнее жить.

— Разумеется, я постараюсь, — пообещала она, думая, что для нее это не составит труда, если только Гавестон уедет.

— Боюсь, как бы не было слишком поздно, — вздохнул Эдуард.

— Похоже, вы во многом зависите от Гавестона. Вы давно его знаете?

— С четырнадцати лет. Теперь, вспоминая свое детство, я понимаю, что до его прибытия был ужасно одинок. Вы и сами знаете, Изабелла, какими одинокими чувствуют себя члены королевской семьи. Меня не воспринимали, как обычного человека, хотя мне так хотелось этого. Только Пьер относился ко мне иначе.

— Но почему вы чувствовали себя одиноким, когда у вас были такие прекрасные и любящие родители? — спросила Изабелла, думая о собственной дружной семье.

— Отец всегда был в походах, и моя матушка часто сопровождала его, так что я почти ее не помню. Он подарил мне замок, когда я был еще слишком мал — мне было всего десять лет. Но он говорил, что ответственность превращает мальчиков в мужчин. Хотя, возможно, он сделал это для того, чтобы сам мог заниматься тем, что интересовало его гораздо больше, чем я. В его представлении, да и других тоже, я, несомненно, был с самого рождения предназначен для того, чтобы мужественно продолжать дело отца. Эдуард Карнаваронский. Некто, кто рожден для того, чтобы править и воевать. — Менее воинственный Эдуард повернулся к ней и улыбнулся смущенно, как бы умоляя понять его. Казалось, он совсем забыл, что, когда ему было выгодно, он смотрел на нее, как на несмышленого ребенка. — Знаете, Изабелла, ужасно тяжело быть сыном героя.