* * *

— А потом мы съели ленч в очень нарядном кафе-кондитерской, после чего я прошагала миль триста по залам Британского музея, едва поспевая за этой симпатичной седой дамой. Я не уставала так сильно с тех самых пор, как работала на табачном поле.

Нэйт засмеялся.

— У тебя хватит сил, чтобы пойти на концерт оркестра? Сможешь доковылять?

— Если не смогу доковылять, то доползу. Я без ума от Лондона и ни за что не соглашусь что-нибудь пропустить.

Нэйтен улыбнулся, прикрыв рот салфеткой. Чесс была сейчас похожа на ребенка, дорвавшегося до сладостей и желающего перепробовать их все. Впервые за все годы, что они провели вместе, он почувствовал себя старше, чем она.

Ее энтузиазм был ему понятен, хотя он не мог взять в толк, как можно так увлекаться музеями и рассказами про давно умерших королей и королев. Сам Лондон — это, конечно, другое дело. Он никогда еще не видел таких многолюдных, вечно шумных улиц, а как далеко здесь шагнула инженерная мысль! Взять хотя бы эту внутригородскую железную дорогу с битком набитыми поездами, которые ездят быстрее, чем скачет самая быстрая скаковая лошадь. И большая часть путей проходит под землей, притом высота туннелей так велика, что в них мог бы поместиться большой дом в несколько этажей. Это так удивительно, что кажется, будто попал в будущее.

А механики в гостинице! До чего башковитые ребята, он таких еще не встречал. Они рассказывали ему о чудесах прогресса, пока небрежно, будто что-то обыденное, показывали необыкновенные устройства, работающие в подземной части здания. Их послушать — так и впрямь подумаешь, что нет ничего особенного ни в большом, как амбар, генераторе, ни в машинах, которые приводят в движение гигантские лифты, ни в оборудовании, которое каждый день производит — да, да, именно производит, а не просто сохраняет — сотни тонн льда. Все это казалось Нэйту едва ли не волшебством, механики же только небрежно пожимали плечами в ответ на его восхищенные замечания. Для них это был уже пройденный этап. Они толковали о другом — о том дне, по их мнению близком, когда люди на противоположных берегах океана смогут говорить друг с другом по телефону и когда человечество научится летать.

Бог ты мой, до чего же интересно жить в такое время!

* * *

Приятель, с которым Нэйт подружился на пароходе, сказал ему, что, когда ведешь переговоры с президентами английских компаний, главное — не деловая хватка, а хорошо сшитый костюм. Поэтому 2 мая, в среду, он отправился в рекомендованное ему пошивочное ателье.

Чесс тоже поехала за покупками, однако и цель, и настрой у нее были совершенно другие. Ей не терпелось вкусить от соблазнов по-настоящему большого города. Мисс Фернклиф сказала, что с удовольствием ей поможет.

— Перекресток Риджент-стрит и Пикадилли, — сказала она кэбмену.

Лондонские магазины ошеломили Чесс. Она накупила подарков всем родным и друзьям, это было нетрудно, но когда ее взору предстал ассортимент декоративных тканей и мебели для ее нового Хэрфилдса, она была так потрясена богатством выбора, что даже растерялась.

— Я не знаю, что выбрать, — сказала она, вздохнув. — Здесь нет ничего старинного. Я собиралась начать с мебели, старинной мебели. Но здесь все новое.

— Моя дорогая миссис Ричардсон, мы живем в эпоху прогресса. Скоро начнется двадцатый век. В наше время никому не хочется иметь в своем доме неудобную старомодную обстановку.

— Мне нужна мебель старых мастеров: Хепплуайта и Чиппендейла, — упрямо сказала Чесс. — Они делали ее в Лондоне, и здесь наверняка что-то еще осталось, надо только поискать.

Мисс Фернклиф постаралась не показать своего неодобрения, но недовольно поджатые губы выдали ее. Она считала себя современной женщиной и твердо придерживалась современных взглядов.

Чесс стало ее жалко.

— Завтра мне хотелось бы пойти в картинную галерею, — сказала она.

* * *

Это решение оказалось как нельзя более удачным. Следующий день, четверг, выдался дождливым, и низко нависшее небо как бы придавило дым из тысяч труб, выпускавших его даже летом. Он стелился понизу, пронизывая сырой, тяжелый воздух своим едким запахом; в такой день не тянуло на улицу.

У входа в громадное здание Национальной галереи Чесс купила путеводитель и глубоко вздохнула. По сравнению с этим грандиозным дворцом даже Британский музей казался маленьким.

Она вошла и остановилась как вкопанная. Никогда — она никогда и вообразить не могла, что на свете существуют такие огромные, такие великолепные, такие красивые залы. Мраморные стены, мраморные колонны — зеленые, розовые, желтые Лестницы, широкие, как дом, и высокие, как самое высокое дерево. Чесс стояла, преисполненная благоговения.

— Это Гейнсборо, — заученно прощебетала мисс Фернклиф. — Это Рейберн… Лоренс… Рейнолдс[36]…

До сих пор Чесс не доводилось видеть великих картин. В Хэрфилдсе было множество фамильных портретов, пейзажей, гравюр, изображающих римские развалины и мифологические сцены. Все они были приятны для глаз, но среди них не было ни одного шедевра. Опустив руку с вмиг позабытым путеводителем, Чесс переходила из одного зала в другой. Она не слушала объяснений мисс Фернклиф, а только смотрела, смотрела и не могла насмотреться.

Шедевры великих итальянских мастеров потрясли ее. Она смотрела на нежных мадонн, и у нее щемило сердце, а выразительные завораживающие лица на картинах возбуждали ее любопытство.

— А это коллекция фламандской живописи, — сказала мисс Фернклиф. — Эксперты считают, что это самая ценная часть экспозиции.

Чесс в изумлении вгляделась в висящую перед ней картину, потом, будто притянутая магнитом, приблизилась к ней. На картине были изображены мужчина и женщина. В комнате, где они находились, было так много света, что Чесс невольно подняла взгляд, чтобы увидеть, откуда он льется. Но свет был только на картине. В самой галерее было сумрачно, по оконным стеклам сбегали струйки дождя.

Мисс Фернклиф что-то громко сказала, будто позвала кого-то. Чесс повернула голову, чтобы узнать, чего она хочет. Но румяная улыбчивая толстушка звала не ее.

— Лорд Рэндал, — воскликнула она опять. — Доброе утро.

Мужчина, стоявший недалеко от Чесс и разглядывавший одну из картин, снял с головы цилиндр и повернулся, чтобы ответить на приветствие мисс Фернклиф.

Чесс тряхнула головой. Ох, нет, не может быть! Какой ужас… Это был тот самый мужчина, с которым она заговорила в вестибюле гостиницы «Савой».

— Я так рада видеть вас, лорд Рэндал, — прощебетала мисс Фернклиф. — Как себя чувствует леди Хермиона? Помните, я была у нее сиделкой, когда она поправлялась после гриппа?

Лорд Рэндал улыбнулся, и его холодное лицо сделалось чуть приветливее. Но Чесс это не ободрило. На другом конце зала виднелся выход. Она начала тихонько пододвигаться к нему.

— Вы мисс… Фернклиф, не так ли? Вы просто пышете здоровьем, мисс Фернклиф. Счастлив сообщить вам, что моя невестка тоже здорова. Это результат вашего прекрасного ухода. Я расскажу ей о нашей встрече. Уверен, она хотела бы, чтобы я еще раз поблагодарил вас от ее имени.

— Она была очень приятной пациенткой, — сказала мисс Фернклиф. — Лорд Рэндал, я заговорила с вами, поскольку полагаю, что дама, которую я сейчас сопровождаю, приходится вам сродни. Миссис Ричардсон рассказала мне, что ее девичья фамилия была Стэндиш и усадьба ее семьи носила название Хэрфилдс.

— В самом деле? — лорд Рэндал посмотрел на Чесс. Она стояла к нему спиной.

— Мисс Фернклиф? — обратился он за помощью к пожилой даме.

Спасения не было. Чесс приготовилась к тому, что сейчас мисс Фернклиф тронет ее за рукав или позовет, и ей придется обернуться. «Если Господь смилуется надо мной, — подумала она, — то пол разверзнется, и я провалюсь сквозь него».

Луиза Фернклиф похлопала ее по локтю:

— Позвольте мне представить вам лорда Рэндала Стэндиша.

Чесс обернулась, ожидая увидеть на его лице насмешку. Но оно было совершенно спокойно и выражало смесь вежливого любопытства и столь же вежливого безразличия, естественную при первом знакомстве. Может быть, он и впрямь не запомнил ее.

Когда мисс Фернклиф представила ее, он поклонился и произнес: «Миссис Ричардсон». Он действительно очень походил на ее отца. Глаза у него были орехового цвета; в тусклом освещении они казались почти бронзовыми. И его темные волосы так же закручивались колечками в сырую погоду — Чесс помнила, как мать подтрунивала над отцом по этому поводу. А вот похожи ли губы, трудно сказать: усы лорда Рэндала закрывали половину его верхней губы. Возможно, его подбородок был таким же квадратным, как у ее отца, но его очертания были скрыты аккуратно подстриженной бородкой.

Чесс вдруг осознала, что пялит на него глаза и, смутившись, быстро отвела взгляд.

«Бог ты мой, она опять краснеет, — подумал Стэндиш. — Должно быть, у нее какое-то нарушение кровообращения». Однако приличия обязывают его оказать этой даме определенные знаки внимания.

— Я сочту за честь, если вы позволите мне нанести визит вам и мистеру Ричардсону, — сказал он. — Где вы остановились?

Возможно ли? Неужели он в самом деле ее не помнит?

— Мы будем очень рады видеть вас, — ответила она. — Мы остановились в гостинице «Савой».

Стэндиш взял ее руку и склонился над ней.

— До скорого свидания, миссис Ричардсон.

Кивнув на прощание мисс Фернклиф, он удалился.

— Какой он элегантный, — заметила бывшая сестра милосердия. — Не то что его брат. Но тот унаследует титул, а значит, может прекрасно обойтись и без элегантного вида.

Отвечая на расспросы Чесс, она пустилась рассказывать о семействе Стэндишей: о брате Рэндала Дэвиде, его жене Хермионе, их детях… Система титулов и званий высшей английской знати показалась Чесс настолько запутанной, что она засомневалась, удастся ли ей когда-нибудь во всем этом разобраться. Лорд Рэндал был вторым сыном Эдгара Стэндиша, маркиза Хэрфилда, к которому обращались «лорд Хэрфилд» или — если вы были его другом — Хэрфилд. Старший брат лорда Рэндала, Дэвид Стэндиш, носил титул виконта Уилбрука. К нему следовало обращаться «лорд Уилбрук» или — если вы были его другом — просто Уилбрук. Так будет до тех пор, пока он не унаследует титул своего отца. Тогда он станет Хэрфилдом, а его старший сын — Уилбруком. Младший сын маркиза, лорд Рэндал Стэндиш, носит «титул учтивости», то есть именуется лордом по обычаю и не является членом палаты лордов. Те, кто занимает более низкое положение в обществе, и те, кто с ним незнаком, обращаясь к нему, называют его «лорд Рэндал», а те, кто ему ровня и друзья, — Стэндиш.