Чесс была заинтригована. Она слышала о Рейнолдсе от Нэйта. Да и дерхэмские дамы, мужья которых занимались табачным бизнесом, тоже рассказывали о нем много интересного. Так же, как Нэйт и как Бак Дьюк, Ричард Джошуа Рейнолдс был рисковый предприниматель, который сделал себе состояние на табаке. Но он производил не сигареты, а жевательный табак, Когда ему было двадцать четыре года, он построил фабричку, в которой была всего одна комната, поселился на ее чердаке и работал с таким напором и такой энергией, что не прошло и восьми лет, как он уже был одной из крупнейших фигур в табачном бизнесе.

Его успех превратил деревушку Уинстон в небольшой город с железнодорожной станцией. Главным зданием города была построенная в 1891 году шестиэтажная фабрика Рейнолдса, занимающая целый квартал.

Теперь, в 1892 году, на Дика Рейнолдса ополчилась «Америкэн табэко компани», контролируемая Баком Дьюком.

— Ты каким-то образом победил его, Нэйт. Я хочу, чтобы ты рассказал мне, как это тебе удалось.

Чесс не могла отвести от него глаз. У Дика Рейнолдса была редкая бородка, острая и длинная, которая двигалась вверх-вниз, когда он говорил. А какие истории о нем рассказывали! Он был не женат, однако это не помешало ему прижить множество детей. Он не считал нужным скрывать свои амурные похождения и даже давал маркам своего жевательного табака имена своих любовниц. Говорили также, что он играет в покер на такие высокие ставки, что люди едут аж из Нового Орлеана, чтобы попытать счастья в игре с ним.

— Раньше я считал, что вы, производители сигарет, не иначе как ненормальные: как можно выбрасывать столько денег на всякую там рекламу и эти дурацкие складные стулья и тому подобное? Я считал так: люди, жующие мой табак, будут его хвалить — вот тебе и реклама. Но теперь и я с головой втянут в эту рекламную войну. Я ввязался в нее в прошлом году; надеюсь, что не слишком поздно. Бак хочет разорить меня, Нэйт. В феврале он купил в Луисвилле большую фабрику, производящую жевательный табак, потом, в апреле, прибрал к рукам еще две фабрики в Балтиморе. Теперь он снизил цену своего табака до себестоимости и заявил всем оптовикам, что они не получат от него ни единой сигареты, если не окажут предпочтения его жевательному табаку «Бэтл экс»[29] перед всеми остальными марками.

Нэйт откупорил бутылку виски.

— Заночуй сегодня у нас, Дик. Нам надо о многом поговорить. Я слышал, ты здорово умеешь пить, так начинай сейчас, потому что виски тебе точно не помешает.

— Я пошлю за Доктором, — сказала Чесс.

* * *

На следующий день Доктор уехал с Диком Рейнолдсом, чтобы начать новую битву с Баком Дьюком.

— Как ты думаешь, они победят? — спросила Чесс Нэйта.

— Не знаю. Дик умеет постоять за себя, да и Доктор обожает драку. Но Бак есть Бак. Я рад, что он переключил свое внимание на производителей жевательного табака. Теперь мне больше не надо будет ежеминутно оглядываться.

Чесс понимающе кивнула:

— Полагаю, это значит, что скоро в Стэндише появится телефон.

Нэйт рассмеялся.

— От тебя, Чесс, ничего не скроешь, ведь ты знаешь меня как облупленного. Срок патента Белла[30] истекает 3 марта будущего года. Если все получится, как я хочу, телефонная сеть Стэндиша будет готова 4 марта, в одну минуту пополудни.

* * *

Первого марта Гасси первой вонзила лопату в землю на том месте, где предстояло заложить фундамент нового Хэрфилдса. Родители смотрели на нее, раздуваясь от гордости.

Четвертого она поговорила по телефону со своей подругой Элли Уилсон.

Седьмого она впервые в жизни увидела своего дядю, свою тетю и своих двоюродных сестер.

Она была в таком восторге, что не заметила, как страшно вдруг побледнел ее отец.

Поезд остановился на железнодорожной станции Стэндиша, и клубы пара с громким шипением окутали частный вагон Нэйта. Он вглядывался в тающее облако с радужной улыбкой, ведь в этом вагоне приехала семья его брата.

Пар рассеялся. В открытых дверях вагона стояла Лили, одетая в белое платье. И в одно мгновение Нэйт снова почувствовал себя неуклюжим восемнадцатилетним мальчишкой, преисполненным благоговения перед самой красивой девушкой на свете.

— Привет, Натэниэл, — сказала Лили и протянула ему руку. — Может, ты все-таки поможешь мне сойти?

Глава 31

— Она такая нудная, — захныкала Гасси. — Можно я не пойду к ней?

— Нет, моя хорошая, ты должна пойти. Марта — твоя двоюродная сестра, и она только что приехала в наш город и еще не успела завести друзей. Помоги ей. Может быть, она просто робкая и стеснительная.

— Но я собиралась пойти поиграть в ножички с Солдатом. Я ему обещала.

— Это он тебе обещал, не выдержав твоих приставаний. Я ведь там была и слышала, разве ты не помнишь? Может быть, ты научишь Марту играть в ножички?

— Ха! Она заскулит и убежит со всех ног, едва я покажу ей нож. Ей нравится только одно — смирно сидеть на одном месте, как пай-девочки из книжек, и играть в какую-нибудь ерунду вроде китайских шашек. Она ужасно нудная.

В глубине души Чесс была согласна с дочерью. Она тоже находила своих новообретенных родственников скучными. Гидеон не интересовался ничем, кроме вербовки новых членов в методистскую общину Стэндиша, а Лили была такой приторной, что Чесс едва ее выносила. Определение «нудные» и впрямь подходило к ним как нельзя лучше. Ко всем, кроме пятнадцатилетней Мэри. Сказать, что она нудная, значило бы польстить ей. Она была до того тихая, что просто сливалась с мебелью, так что казалось, будто ее здесь и вовсе нет.

Тем не менее мисс Мэри была на седьмом небе от радости, что ее любимый сын снова с ней. По крайней мере она была счастлива. Что касается Нэйтена, то он вел себя странно. Казалось, он совершенно забыл, что в городе поселился его старший брат.

* * *

Нэйт страдал, как грешник в аду. Он сидел в доме пастора на жестком, крытом бархатом канапе. Рядом с ним, совсем близко, сидела Лили. В ее широко раскрытых васильковых глазах блестели непролитые слезы.

— Боюсь, ты думаешь, что я очень скверная, если послала тебе ту записку, — проговорила она. Ее голос дрожал.

— Нет. Вовсе нет. О чем ты хотела со мной поговорить?

Он не мог смотреть Лили в глаза. Она такая красивая! Ее золотые волосы были заправлены под белый кружевной чепчик, но несколько локонов свободно ниспадали, лаская виски и шею. От нее пахло розами.

— Мне больно, что ты избегаешь нас, Натэниэл. Чесс и Гасси часто ходят к нам в гости, но ты так ни разу и не пришел. Может быть, я чем-то тебя обидела?

Нэйт не выдержал и поднял взгляд на ее лицо. И, как много лет назад, вновь увидел то, что жаждал всем своим существом. Он не замечал тех едва приметных следов, которые оставило на ней время. Его ладони взмокли, так сильно ему хотелось прикоснуться к ее молочно-белой коже. Он ненавидел себя за острое, властное желание овладеть ею, осквернить ее небесную чистоту. Он ничего не мог ей ответить, не мог выдавить из себя ни единого звука.

Лили накрыла его руку своей, и его будто ударило током.

— Скажи, что не питаешь ко мне неприязни, Натэниэл. Твоя враждебность сделала бы меня еще несчастнее, а я и без того несчастна.

Из ее правого глаза выкатилась слезинка. Нэйту безумно захотелось слизнуть ее, ощутить языком ее солоноватый вкус.

— Я отношусь к тебе хорошо, — с трудом выдавил он. — Я не хочу, чтобы ты была несчастна.

Лили сдавленно всхлипнула. Кружева на ее полной груди задрожали.

— Ты не виноват в том, что я несчастна, Натэниэл. Во всем виновата я сама. Ты пытался предупредить меня, но я не желала тебя слушать. Мне не следовало выходить замуж за Гидеона, мне надо было дождаться тебя. Ты мне нравился тогда больше всех, помнишь, как я тебе это сказала?

Она повернулась к нему всем телом, заглянула в его глаза.

— Помнишь нашу встречу? Я ее никогда не забывала.

Ее пальцы коснулись его запястья, потом поползли выше, под манжету рубашки, и наконец остановились на том месте, где бешено бился его пульс.

— Я все время о тебе думаю, — прошептала она и всем телом подалась к нему. Ее теплый розовый полуоткрытый рот оказался совсем близко от его жаждущих губ.

Нэйт больше не владел собой. Его рука обвила ее, его губы слились с ее губами, впились в них в отчаянном сокрушительном поцелуе. Он с силой втянул в себя ее язык, тот коснулся его зубов, его языка и заметался в его рту, посылая волны сладострастия по всему его телу. Потом его губы жадно приникли к ее горлу, и он ощутил под ними учащенное биение ее крови. Ее руки обняли его, пальцы царапнули шею, вцепились в его волосы.

— Я хотела, хотела, — выдохнула она, — но до сих пор не знала, чего… Теперь я знаю: я хотела вот этого, хотела тебя. Я всегда… всегда… каждый день… О да, да, Натэниэл, это как раз то, чего я хочу.

Он положил ладонь на ее мягкую грудь и почувствовал, как напряжен ее сосок под тонкой тканью платья.

Лили застонала, потом ее пальцы отпустили его волосы, молнией метнулись к корсажу, расстегнули крошечные пуговицы.

— Поцелуй меня, Натэниэл. Поцелуй сюда.

Она раздвинула свой корсаж и приподняла ладонями обе белые груди, предлагая их ему. Нэйт схватил губами торчащий красный сосок.

Ее рот вплотную приблизился к его уху.

— Я еще никогда, никогда не знала такого блаженства… никогда не чувствовала… не делала этого раньше. О, как чудесно! Я горю как в огне, и хочу, чтобы ты жадно пожирал меня. Лижи мои груди, мой любимый, соси их, сделай мне больно, искусай мою плоть, оставь на ней след в знак того, что я принадлежу тебе. Потому что я твоя, всегда была твоей.

Каждый ее вдох и выдох отдавался в его ухе, как крошечный жаркий взрыв. Ладони Нэйта обхватили ее талию, потом двинулись выше, оттолкнули ее руки и принялись ласкать мягкие, нежные полушария, которые снились ему столько лет.