В гостиную вошел Нэйт и тут же спросил:

— Как она?

— Хорошо. Опять заснула. Сейчас сон для нее — лучшее лекарство. Она съела всю порцию заварного крема.

— Я, пожалуй, пойду посижу с ней. Вдруг она проснется и захочет чего-нибудь.

— Да, конечно, — сказала Чесс. Оба они по многу раз на дню ощущали потребность побыть с Гасси, чтобы вполне увериться, что с нею и вправду все в порядке.

* * *

Нэйт смотрел на спящую Гасси, и сердце его сжималось от страха. Впервые в жизни он чувствовал собственную уязвимость. Он не был человеком, склонным к самоанализу, и когда обнаружил в себе неизвестную ранее способность к глубоким переживаниям, ему стало не по себе и он попытался освободиться от них. Однако это оказалось ему не под силу. Он едва удерживался, чтобы не обнять Гасси, не оградить ее своим телом от опасностей, которые — теперь он это знал — грозили ей отовсюду.

Никто из родных Нэйта: ни мать, ни отец, ни дядя — никогда не ласкал его. Пока Джош не привел в семью Элву, он не знал ни объятий, ни поцелуев, ни каких-либо иных открытых выражений любви. И сейчас властное желание обнять свою дочь, прижать ее к груди смущало его. Ее детские объятия и поцелуи всегда доставляли ему радость, но прежде он не видел особой разницы между ними и ласками щенка, восторженно лижущего лицо своему хозяину. Только теперь он понял, что дары, которые так щедро дарила ему его маленькая дочурка, были для него дороже всех его богатств.

Слово «любовь» не приходило ему на ум. Это было расхожее, обыденное слово, ведь люди «любят» персики или какую-нибудь песню. То, что чувствовал он, не имело названия. А если имело, то он его не знал. Он вообще был не знаток по части слов. Он знал только, что он слаб и беспомощен перед теми силами, которые едва не отняли у него его дитя, и что он с радостью отдал бы свою жизнь вместо ее жизни, если бы эти силы вернулись. Гасси была хозяйкой его сердца.

Помимо своей воли он протянул руку и коснулся пальцем ее ладони. Гасси не проснулась, но крепко сжала пальчиками его палец, как делала тогда, когда была еще совсем крошкой. И улыбнулась во сне.

У Нэйта перехватило горло. По его щекам медленно потекли слезы.

Глава 30

Способность стремительно восстанавливать свои силы, свойственная юности, уже через две недели вновь сделала Гасси прежней — шумливой и неугомонной. Нэйту и Чесс ничего не оставалось, как примириться с неизбежным.

И милосердное забвение, защищающее людей от чересчур тяжких воспоминаний, постепенно изгладило поселившийся в их душах страх.

Но Чесс все время возвращалась мыслями к рассказам, которые так нравилось слушать Гасси, и вспоминала свое счастливое детство в Хэрфилдсе. И родной дом стал казаться ей чуть ли не более реальным, чем тогда, когда она в нем жила.

Однажды на исходе теплого осеннего дня, когда в воздухе стоял бередящий память запах сжигаемых палых листьев, она решилась окончательно и пошла искать Нэйтена. Он только что вернулся домой и, сидя в качалке на крыльце, читал передовицу «Курьера», в которой Доктор убеждал читателей в необходимости замостить улицы Стэндиша.

— Ты читала последний номер «Курьера»? — посмеиваясь, спросил он. — Этот чокнутый Доктор пишет, что доказательством цивилизованности являются блестящие сапоги без единого пятнышка грязи, а раз так, то мы здесь все еще пребываем в состоянии дикости.

Чесс улыбнулась. Она так и не смогла полностью простить Доктору его поспешного бегства, когда Гасси заболела холерой. Правда, потом он извинился, сказал, что ему стыдно, и очень красноречиво поносил себя за проявленную слабость. Но Чесс уже не могла испытывать к нему прежнюю симпатию.

— Мне надо кое-что сказать тебе, Нэйтен. — Он сложил газету. — Я хочу заново отстроить Харфилдс. Не в Виргинии, а здесь, чтобы мы могли в кем жить. Я всегда жалела, что Гасси так ни разу и не увидела его.

Нэйт не вполне понимал, почему Чесс захотела восстановить Харфилдс, но ему было достаточно того, что она этого желает. На следующий день они пошли в тихий багряно-золотой лес за городом и выбрали место на вершине невысокого холма. Гасси отправилась вместе с ними; она то и дело бегом бросалась вперед, а потом возвращалась и требовала, чтобы они поторопились. Ей хотелось, чтобы строительство началось как можно быстрее. Она мечтала о том, как будет съезжать вниз по перилам «летящей лестницы».

* * *

У матери Нэйта тоже появилось заветное желание. Она объявила о нем во время очередного воскресного обеда. Все Ричардсоны были теперь членами методистской общины Стэндиша и ходили в местную церковь. Еженедельные поездки в Дерхэм и обеды в пансионе миссис Браун ушли в прошлое.

После богослужения семья шла обедать в дом мисс Мэри, хотя в доме Чесс и Нэйта столовая была куда просторнее и у них имелась своя кухарка.

— Она женщина старая, — сказал Нэйт, когда Чесс стала доказывать ему, что это неразумно. — Ей нравится, чтобы люди делали то, чего хочет она, к тому же так у нее есть, чем заняться.

Чесс поняла; ей и самой нравилось ощущать свою полезность, а безделье было в тягость. Поэтому она заставляла себя есть безвкусную, переваренную и пережаренную стряпню мисс Мэри и подкупом побуждала Гасси следовать ее примеру.

— Ты должна оказывать своей бабушке уважение, к тому же обед у нее длится немногим больше часа. Если будешь хорошо себя вести, то дома можешь полакомиться мороженым.

Мисс Мэри заговорила о своем желании, как только Джош закончил читать молитву.

— Я хочу кое о чем попросить тебя, Нэйт, потому что мне уже надоело ждать, когда ты сам наконец соизволишь до этого додуматься.

— А в чем дело, ма?

— Я хочу, чтобы ты подарил нашей церкви колокольню. Не дело, когда у церкви нет колокольни, указывающей на небо.

— Но, Мэри, Нэйт ведь уже подарил церкви орган, — заметила Элва.

Мэри Ричардсон раздраженно отмахнулась рукой.

— Ты богатый человек, Нэйт, и ты грешник, ведь ты завел в городе богопротивные скачки и держишь возле железной дороги салун, где продается спиртное. Ты должен на коленях просить Господа о снисхождении. Если бы у тебя не было брата, который молится о спасении твоей души, я бы боялась, что после смерти тебе суждено вечно гореть в аду.

Я хочу, чтобы ты оплатил строительство колокольни с колоколами, которые будут звать людей в церковь, и еще хочу, чтобы ты сделал все необходимое для того, чтобы в ней проповедовал Гидеон.

До сих пор Нэйт делал то, что он делал всю жизнь, а именно старался пропускать упреки матери мимо ушей. Но услышав ее последние слова, он насторожился.

Гидеон. И Лили. Все в нем кричало: «Нет!»

— Я посмотрю, что можно сделать, ма, — дипломатично ответил он. — У тебя еще остался твой замечательный сладкий картофель?

Он был совершенно не готов к тому, что Чесс тоже будет ратовать за переезд Гидеона в Стэндиш. Когда они вернулись домой, она так долго рассуждала о желательности этого переезда, потому что тогда кузины Гасси будут жить рядом, что он едва сдержался, чтобы не накричать на нее. У Гидеона и Лили было две дочери: Мэри и Марта. Их фотография стояла у мисс Мэри на самом почетном месте — на столе в гостиной, рядом с Библией.

— Боже мой, Нэйтен, неужели тебе не хочется снова увидеть своего собственного брата? Когда ты в последний раз с ним встречался?

— Не помню. Кажется, с тех пор, как мы с ним однажды случайно встретились в Дерхэме, прошло четыре года, может быть, пять. А с того дня, когда он в последний раз видел Лили, минуло семнадцать лет.

Тут его осенило. Как же ему раньше не пришло в голову, что с тех пор прошла такая уйма времени?

Чесс спросила его, над чем он смеется.

— Я подумал о колокольне, — солгал он. — Надеюсь, ты сможешь уговорить Гасси не пытаться залезть на нее.

У него словно камень с души свалился; облегчение было так велико, что совесть не угрызала его за произнесенную ложь. Как он мог столько лет бояться встречи с шестнадцатилетней девушкой? Ведь той девушки уже давным-давно нет, теперь она превратилась в женщину средних лет. Чесс вздрогнула. По спине у нее пробежали мурашки, когда Нэйтен предположил, что Гасси может полезть на церковную колокольню.

* * *

Эдит Хортон не понимала желания Чесс заново построить Хэрфилдс.

— С какой стати восстанавливать все эти огромные, продуваемые насквозь сквозняками старомодные покои, когда у тебя есть новый дом, где полно уютных комнат в современном вкусе?

Но дом Хортонов оказался для Чесс полезным подспорьем. Как и Хэрфилдс, он оставался таким же, как и до гражданской войны. У Генри и Эдит не было денег на какие-либо удобства и усовершенствования в современном духе, и на протяжении последних тридцати лет краска на доме продолжала беспрепятственно облупливаться, шелк и бархат портьер и обивки все больше выцветали и вытирались, от протечек крыши на стенах появлялись разводы, а пол на верхних этажах потихоньку гнил. На этом сходство с Хэрфилдсом не кончалось: Чесс видела здесь мебель, очень похожую на ту, которая окружала ее в Виргинии. Она была сделана в тех же стилях и из тех же сортов дерева. Эдит рассказала подруге о Шератоне, Чиппендейле, Хепплуайте и братьях Эдам[28].

В книжном магазине Джеймса Дайка Чесс приобрела справочную литературу по восемнадцатому столетию и книгу об итальянском архитекторе Палладио, создавшем тот архитектурный стиль, в котором был построен Хэрфилдс. Кроме того, Дайк сообщил, что знает одного архитектора в Бостоне, который специализируется на строительстве домов «под старину».

Чесс писала этому архитектору письмо, когда в комнату вдруг вошел Нэйтен. С ним был человек, которого она прежде никогда не видела.

— Это Дик Рейнолдс, Чесс. Я хочу, чтобы ты участвовала в нашем разговоре. Давай перейдем в библиотеку.