Ребенок, которого она потеряла, был для нее так же реален, как если бы она доносила его до срока, родила и держала на руках. Она неутешно горевала о том, что так и не сбылось, и временами ее охватывал страх: она боялась, что больше не выдержит, не сможет продолжать притворяться и пяти минут, будто она уже оправилась после своей утраты.

Фрэнк. Теперь она жалела, что дала сыну имя своего отца, потому что это имя воскресило в ее душе страшные воспоминания о его смерти и боль от того, что он ее покинул, боль, так и не утихшую за все эти годы.

Она никогда, никогда не сделает больно своему ребенку. Чесс дважды в день пила детскую смесь, которую ей прописала Ливви. Она станет здоровой и крепкой и даст своему следующему ребенку силу и здоровье, которые понадобятся ему, чтобы выжить.

Она думала о будущем. И спешила навстречу ему.

Но из-за многолетней привычки к ответственности за все совесть ее была неспокойна. Она еще никогда не бросала начатого дела на полдороге.

— Что же теперь будет с Джошем, Элвой и всеми остальными? — спросила она Нэйтена.

Тот рассмеялся.

— О, тут все ясно, — сказал он. — Джош просто-напросто вернется к тому, что они делали раньше, и будет очень доволен. Работу на «фабрике» забросят, и весь табак пойдет на аукцион. И четверть рассады, как и прежде, станут поедать мухи.

И Нэйт показал большим пальцем через плечо, туда, где в кузове повозки стоял ящик с моделью машины Огастеса Стэндиша. Ящик был обернут многими ярдами миткаля. Джош все равно не станет больше натягивать его над участком для рассады, вот он и забрал его с собой.

Чесс незачем беспокоиться. Джош — отличный фермер, всегда таким был. На табачных аукционах семья Ричардсонов получит уйму денег, так что им будет на что жить. К тому же он переписал на Джоша свою половину фермы.

И вообще только чокнутый захочет ишачить на табачном поле вплоть до конца уборки урожая. После того, как закончится вершкование, на стебле, возле каждого листа, начнут расти волчки — толстые боковые усы. Их тоже надо будет прищипывать вручную. Но они сразу же отрастают опять, и их надо удалять снова, и снова, и снова. И чем дальше, тем больше на листьях будет рогатых гусениц.

— Я их ненавижу!

Нэйт ухмыльнулся:

— Уверен, что ты давила их ногой, а не распарывала им брюхо ногтем.

Чесс призналась, что так оно и было.

— Когда я был мальчишкой, мы отдирали их от листьев, а потом откусывали им головы. Если ты мог расправляться с ними таким способом, это доказывало, что ты настоящий мужчина.

Чесс застонала. От одной только мысли об этом ей сделалось дурно. Но ненадолго. Есть достаточно приятных вещей, о которых она может подумать. Мельница, сигаретная машина и, главное, Дерхэм — настоящий город, где много людей и вовсю кипит жизнь. Там есть почта, и от мельницы до нее будет всего пять миль по хорошей дороге. С опозданием в несколько недель Чесс написала письмо Огастесу Стэндишу. Она отправит его из Дерхэма.

Ей хотелось поскорее доехать туда.

* * *

На дорогу ушло четыре дня. По пути они услышали, что убийца застрелил президента Гарфильда. В самом начале первого года его президентского срока.

— Ну и что, — сказал Нэйт, — ведь это произошло далеко: в Вашингтоне, округ Колумбия. На нашей жизни это никак не скажется. Убийца рассчитывал получить место на государственной службе, но не получил. Лично я считаю, что те, кто выпрашивает подачки, не имеют права стрелять, это их самих надо отстреливать.

Глава 18

— Ох, Чесс, до чего же я рад тебя видеть, лопни к чертям мои глаза! Добро пожаловать в нашу дыру — так я называю эту проклятую чертову мельницу, на которой этот дьявол, твой муж, заставил меня чертоломить, пока я чуть не отдал Богу душу.

Джим Монро помог Чесс сойти с повозки. Он был с нею так бережен, словно она была из хрупкого фарфора: он знал, что недавно она пережила выкидыш.

Чесс держала его руку, не отпуская. Она была искренне рада увидеть его знакомое, улыбающееся лицо и хотела, чтобы он об этом знал.

— Спасибо, Джим. Мне тоже очень приятно увидеть тебя опять. Нам так тебя не хватало — всем, кроме мисс Мэри.

Ей хотелось обнять его, но такое поведение не подобало леди. К тому же Джим был очень стеснителен.

Но увидев подарок, который он ей приготовил, она все-таки обняла его, отчего он вспыхнул до корней волос. Пока Нэйт был в отъезде, Джим починил крышу и стены старого заброшенного дома. Они с Нэйтом жили в нем с самого начала, но все это время обходились без ремонта. Главное было построить мельницу. Теперь же дом стал прочным и уютным. А мулы стояли в хлеву, который Джим соорудил из материалов, взятых из его обрушившейся части. Пока они с Нэйтом занимали вдвоем уцелевшую комнату, соседство с обвалившимися стенами и крышей их не беспокоило, но, по разумению Джима, такое убогое жилище никак не годилось для Чесс.

Он не только отремонтировал устоявшую половину дома, но и навел в ней чистоту. Пол был тщательно вымыт и блестел. Возле очага стояло кресло, сколоченное из расколотых надвое чурбаков.

— Садись, Чесс, в ногах правды нет, — сказал Джим Монро, указывая ей на него.

— Джим, ты все сделал прекрасно! — солгала Чесс.

Остальная мебель состояла из самодельного стола — нескольких досок, прибитых к козлам для пилки дров, двух трехногих табуретов, на ножках которых все еще виднелись лоскутки несчищенной коры, и больших куч соломы, покрытых сверху одеялами. Да, здесь ей придется немало потрудиться.

Но сначала она хотела увидеть мельницу.

Это было впечатляющее сооружение, и Чесс не скрыла от мужа своего восхищения. Нэйт и Джим упивались ее похвалами.

Фундамент был сложен из серых и коричневых каменных глыб, Высокое, четырехугольное здание было выстроено из свежеоструганных досок, напиленных из стволов крупных сосен, которые срубили в роще за мельницей. По бокам больших квадратных окон были навешаны ставни, а дверь выходила на каменное крыльцо с несколькими широкими ступенями. Рядом высилось громадное мельничное колесо, погруженное своей нижней частью в ручей. Под напором бегущей воды оно вращалось с величавой, основательной неторопливостью, при этом с его ковшеобразных лопастей стекали сверкающие на солнце радужные струи.

— В нем сорок восемь с половиной футов высоты, — объявил Нэйтен, — и его можно будет подсоединить к жерновам, как только они у меня появятся.

— Ну, за этим-то дело не станет, — добавил. Джим. — Эта чертова сушь стоит уже целых три недели, и если простоит еще одну, то один ручеек тут неподалеку как пить дать пересохнет к чертям собачьим. Тогда этот несчастный, Богом убитый сукин сын, тамошний мельник, разорится вчистую. И чтоб меня черт побрал, если Нэйт не заполучит его жернова почти что задаром.

Но чтобы приволочь эти чертовы камни сюда, ему придется соорудить салазки, потому что во всем мире не сыскать такой прочной повозки или таких крепких колес, которые не рассыпались бы к свиньям под такой дьявольской тяжестью.

Чесс покачала головой в знак восхищения. Она была восхищена несколькими вещами сразу: ораторским искусством Джима, который умудрялся вставлять бранное слово в каждую фразу, деловой хваткой Нэйтена, добротным, сбитым из толстых досок мостом, который они перекинули через ручей, чтобы по нему проезжали повозки с зерном. И существующими пока лишь в воображении огромными салазками с погруженным на них гигантским гранитным жерновом.

— Вы оба заслужили самый вкусный ужин, который я только способна приготовить. Кто из вас подстрелит дичь к столу? Второму тоже найдется дело: он принесет ведро воды из ручья и разведет в очаге огонь.

На следующий день они отправились в Дерхэм за покупками. Чесс морщилась от запаха табака, которым был пропитан город, но была очарована его опрятными, ладными домиками, каждый из которых стоял на небольшом участке земли, обнесенном аккуратно побеленным штакетником. А вот большие особняки с коваными чугунными оградами, напротив, не произвели на нее впечатления. Рядом с Хэрфилдсом любой из них показался бы маленьким и жалким. Когда в полдень раздался оглушающий рев «быка», Чесс закрыла уши руками. Но когда рев прекратился, она захлопала в ладоши. Дерхэм ей очень понравился. Этот город был совсем не похож на Ричмонд, собственно, это был не город, а городок, во всяком случае — пока. Но пыльная, немощеная проезжая часть его улиц была заполнена повозками и колясками, а дощатые тротуары — запружены народом.

Приятнее всего было то, что в здешнем универсальном магазине имелось все необходимое для дома, а хозяин оказался человеком любезным, услужливым и готовым помочь. Чесс отобрала то, что было ей нужно в первую очередь, а за остальным обещала приехать позже. При этом она назвала хозяину свое имя.

Она очень осторожно уложила в повозку свои немногочисленные покупки. Каждая из них была для нее величайшей драгоценностью, ведь они были нужны для обустройства ее дома, дома, где она будет хозяйкой. Отправляя письмо деду, Чесс не преминула представиться также и служащим местной почты и взяла с них обещание очень аккуратно обращаться со всей корреспонденцией, поступающей на имя мистера или миссис Ричардсон.

— Теперь мы здесь постоянные жители, Нэйтен, — сказала она, когда они вышли из здания почты. — Нам остается только завести корову, кур и петуха. Когда мы приедем домой, я посею семена, которые мы сегодня купили.

Домой. Какое прекрасное слово.

— У нас будет своя собственная кукуруза, которую мы будем молоть на своей собственной мельнице. И я буду печь тебе такой вкусный кукурузный хлеб, какого ты еще никогда не пробовал.

— К тому времени я успею жутко проголодаться, Чесс. Надеюсь, ты все-таки купила немного муки, чтобы перебиться до той поры, когда у нас появится собственная?