Чесс проводила его до дороги. Может быть, здесь, где их никто не увидит, он поцелует ее на прощание…

На дороге, поджидая Нэйта, стоял Джим Монро. Она помахала вслед им обоим.

Одно хорошо — на растущих у дороги кустах гамамелиса появились бледно-зеленые почки. Значит, зима кончилась, хотя пока все еще стоят холода.

Глава 14

Нэйт и Джим проделали путь от фермы до Дерхэма, не заходя на участок для постройки мельницы. Прежде чем начать работу, им надо было обзавестись инструментами, мулом и повозкой для перевозки грузов. Дорога заняла у них больше недели. Долгожданная оттепель превратила дороги в сплошную скользкую грязь, изрытую ухабами, в которых вода стояла по колено. Поначалу они с радостной готовностью соглашались на предложения подвезти их, но после того, как им в пятый раз пришлось вытаскивать из ямы застрявшую повозку очередного благодетеля, они решили, что, как выразился Джим, «по этой дьявольской, Богом проклятой дороге, где сам черт ногу сломит, идти пешком не в пример легче и быстрее».

* * *

Внезапно раздавшийся рев, мощный, громоподобный, ужасающий, до того перепугал Джима, что он со всех ног кинулся бежать под защиту деревьев, которые росли вдоль дороги. Когда он поскользнулся и, растянувшись на земле, заорал благим матом, Нэйт покатился со смеху.

— Вставай, парень. Этот рев должен быть для тебя слаще музыки. Раз мы его слышим, значит, до Дерхэма уже рукой подать.

Когда они добрались до города, он показал Джиму источник рева. Дерхэмский бык был огромным глянцево-черным чудовищем с ярко-красными ноздрями и злобными белыми глазищами. В нем было пятнадцать футов роста и двадцать пять футов длины, и все это было намалевано на листах железа, скрепленных между собой болтами и прикрепленных к фасаду самого большого здания в городе — здания табачной компании «Уильям Т. Блэкуэлл». Джим преисполнился благоговейным трепетом. Уже не перед самим «быком», а перед домом, где тот обитал. Он никогда в жизни не видел ничего похожего на эту грандиозную пятиэтажную кирпичную фабрику, занимающую целый квартал. Она стояла в самом центре города на огороженном забором участке в пятнадцать акров. Место было выбрано как нельзя лучше. Фабрика Блэкуэлла являлась сердцем всей деловой жизни Дерхэма и причиной его стремительного превращения из деревни в город.

Это была самая крупная в мире фабрика по выработке курительного табака. То, что Нэйт и его семья делали в пристройке с односкатной крышей, «Уильям Т. Блэкуэлл табэко компани» производила в тысячекратном размере, применяя при этом многочисленные машины, с помощью которых наемные рабочие измельчали табак, насыпали его в кисеты и оптовыми партиями запаковывали в ящики, которые затем перевозились на погрузочную платформу на собственной подъездной железнодорожной ветке компании. Табак «Дерхэмский бык» был широко известен, его продавали и курили во всем мире. Каждый день за вычетом воскресений из ворот гигантской фабрики вывозили двадцать пять тысяч фунтов готового табака.

Без малого пятьсот рабочих жили и трудились по распорядку, задаваемому паровым фабричным гудком, который ревел трижды в день: в час открытия фабрики, ее закрытия и в полдень. Его рев был слышен на десять миль вокруг и являл собою как нельзя более подходящий символ для самодовольной и хвастливой гордости, присущей обитателям Дерхэма. За десять лет их поселение превратилось из грязного полустанка с населением в двести пятьдесят восемь человек и четырьмя обшарпанными салунами на главной улице в процветающий город (хотя его немощеные улицы были все так же грязны) с почти тремя тысячами жителей; фабриками, занимающими целую квадратную милю; складами; одноэтажными деревянными домами с верандами; магазинами, мельницами, церквями и большими особняками со всем, что полагается: башенками, куполами и широкими парадными подъездами. Нынче в Дерхэме было уже семь салунов, но теперь они назывались барами.

То же самое происходило по всей Америке, где развивающийся бизнес нес с собою прогресс, а прогресс рождал гордость, и где старые прибрежные города больше не имели монополии на крупную торговлю. В Бэтл-Крике, штат Мичиган, производили готовые крупяные продукты к завтраку, в Равенне, штат Огайо, изготовляли овсяные хлопья, в Индианополисе, столице штата Индиана, молодой ветеран гражданской войны Илай Лилли наладил производство упакованных лекарств, отпускаемых только по рецептам врачей. В Кливленде, штат Огайо, выпускали готовые к употреблению краски в жестяных банках… в Сан-Антонио, штат Техас, изобрели колючую проволоку… в Миннеаполисе, штат Миннесота, на мельницах Чарльза Пилсбери вместо каменных жерновов стали применять вращающиеся стальные валки, чтобы увеличить производство муки…

Молодые люди, не колеблясь, рисковали, ища новые пути, они разрабатывали новые технологии, новые продукты, новые подходы, новые взгляды на жизнь. Будущее представлялось им бесконечным, в нем таились беспредельные возможности, и оно уже началось.

— Чтоб мне провалиться, да это же мистер Лимонная Рубашка собственной персоной! Как поживаешь, Нэйт?

— Отлично, Бак. Рад тебя видеть.

Нэйт улыбнулся рыжему верзиле, который остановил его возле прилавка универсального магазина Энджира. От того, что при разговоре приходилось задирать голову, у Нэйта заболела шея, впрочем, общение с Баком Дьюком и без того всегда выбивало его из колеи. В последние годы они то и дело встречались в самых разных местах. Бак продавал курительный табак, принадлежащий его семье, тем же магазинам, куда Нэйт сбывал свой, и с самого начала их знакомства Нэйт понял, что Бак — опасный конкурент. Бак работал так же усердно, как и он, так же хорошо разбирался в табаке, и его так же, как и Нэйта, везде принимали с распростертыми объятиями как славного, простого, свойского парня. И он был, Нэйт это чувствовал, так же честолюбив. Нэйт не сомневался, что и Бак почуял в нем самом это свойство. Они были сделаны из одного и того же теста, поэтому с Баком Дьюком надо держать ухо востро. Бак был хитер, и у него было преимущество — он завел свое дело раньше. Он давно уже распростился с фермерским трудом и вместе с отцом и братом владел довольно большой табачной фабрикой. До фабрики Блэкуэлла ей было, конечно, далеко, но это было внушительное кирпичное строение, стоящее на Главной улице Дерхэма, с машинами, наемными рабочими и объемом производства, который по мрачным прикидкам Нэйта составлял около тысячи фунтов в день. К тому же фирма Дьюков уже начала свою собственную рекламную кампанию.

В Дерхэме имелось двенадцать табачных фабрик. Фабрика Бака Дьюка и его семьи не была самой крупной из них, но именно ее опасался Нэйт. Потому что он опасался самого Бака.

— Ты надолго к нам в Дерхэм, Нэйт? Мы могли бы вместе перекусить — выпить я тебе не предлагаю, ведь ты, верно, как и раньше, совсем не пьешь.

«Хорошо, — подумал Нэйт, — он, как видно, тоже меня опасается. Хотя нет, ничего хорошего тут нету, я ведь не хочу, чтобы он слишком внимательно присматривался к моим делам».

— Вот, накуплю здесь всяких припасов, а потом подамся к себе. Ты, наверное, еще не слыхал, что я бросил выращивать табак. Я так считаю, человеку лучше всего выйти из игры именно тогда, когда он всех обошел, а лимонные рубашки — это предел того, что я мог сделать как фермер. К тому же я женился, и жене не нравится, когда я езжу по дорогам и сбываю табак.

Дьюк расхохотался. Они оба знали, какие соблазны поджидают коммивояжера во время придорожных ночлегов.

— Я начинаю строить мельницу на земле, которую недавно купил. Это всего в пяти милях отсюда, так что я часто стану наезжать в Дерхэм. Мою жену тянет к городской жизни. Она ведь из-под Ричмонда.

Скорее всего, Бак уже знает про Чесс. Табачный бизнес — это тесный круг, и там любят посудачить. Пусть Бак думает, что он подкаблучник, которым вертит жена Это развеет его опасения. И уменьшит любопытство.

Двое соперников распрощались так же сердечно, как и встретились. Нэйт был доволен тем, как ему удалось провести Бака. Пока не узнал час спустя, что Бак на своей фабрике приступил к изготовлению сигарет.

— Да, сэр, это у нас тут самая громкая новость с тех пор, как пожар слизнул половину домов на Главной улице, — сказал ему человек, продававший мулов. — По этому делу к нам понаехало целых сто евреев из Нью-Йорка. Вы бы на них посмотрели — у всех рожи бледные-пребледные, что твое рыбье брюхо. Сразу видать, что они всю жизнь горбатились на какой-нибудь фабрике. Им тут долго не продержаться, они и по-английски-то толком говорить не умеют… Вот отличный сильный мул, уж он-то вытянет повозку из любой грязи, будь она глубиной хоть десять футов.

Нэйт слышал, как сильно и часто бьется его сердце. Бак опередил его. У него на фабрике недолго будут сворачивать сигареты вручную. Если, конечно, машина Бонсака наконец заработает и Бак сумеет заполучить ее.

Нэйт заплатил за мула дороже, чем ему бы хотелось. Теперь время значило больше, чем деньги. Через час он и Джим уже шагали по дороге к тому месту, где должна была встать мельница.

— Черт побери, Нэйт, ты же говорил, что мы заночуем в Дерхэме. Я хочу еще раз услышать, как вопит этот чертов бык, словно его живьем жарят на адском пламени.

— Если ветер подует в нашу сторону, ты сможешь услышать его на мельнице. Пошли, пошли, нам надо браться за работу.

Глава

Чесс аккуратно сложила письмо Нэйта вдвое, потом вчетверо, как будто уменьшая его размер, она могла ослабить ту дурную весть, которая в нем содержалась.

«В такое время я должна находиться рядом с ним», — подумала она. Ей хотелось плакать. Он не должен, не должен быть сейчас один, не иметь никого, кому можно было бы излить душу. Нет, дело обстоит еще хуже: там с ним Джим, стало быть, ему приходится вести себя так, будто ничего не случилось.