Нэйт запел. Его сильный баритон верно выводил знакомый мотив популярной народной песни:

— «Увези меня обратно…»

Чесс тотчас подхватила:

— «В родную Виргинию…»

Они оба знали только первый куплет и повторяли его снова и снова, меж тем как повозка медленно катила по дороге и впереди, на востоке, вставала утренняя заря.

* * *

В полдень они сделали привал, чтобы напоить лошадей и подкрепиться провизией, которую Чесс взяла в дорогу. Солнце уже палило вовсю, и пыль с изрытой глубокими колеями дороги садилась на их одежду и забивалась в горло.

— Еще часа два, не больше, — пообещал Нэйт. — По всему видно, что мы уже недалеко.

Вокруг поля, на котором они остановились, стояли большие камни, на которых яркими буквами было написано:

«САМЫЕ ВЫСОКИЕ ЦЕНЫ ЗА ТАБАК…»

«У НИЛА НЕ ОБМАНУТ…»

«У НАС — ЛУЧШИЕ ВОЗМОЖНОСТИ…»

Чесс видела подобные надписи уже на протяжении нескольких миль; они кричали с придорожных камней, со стен сараев и даже домов.

— Это реклама аукционных складов, — объяснил Нэйт. — Они все время дерутся друг с другом, чтобы залучить побольше продавцов. Я пользуюсь складом «Большая звезда». Там меня знают.

Он вскочил на ноги и начал нетерпеливо ходить взад и вперед.

— Ты готова ехать?

— Готова и сгораю от нетерпения, — отвечала Чесс. — Но ты должен пообещать мне, что мы сделаем еще один привал. Я хочу привести себя в порядок, прежде чем мы въедем в город.

— Хорошая мысль. — Он уже запрягал лошадей.

* * *

— Здесь, — сказала Чесс. — Давай остановимся здесь.

Возле небольшого пруда слева от дороги густо цвели рудбекии.

Когда они въехали в город, на широких полях соломенной шляпы Чесс красовался букетик ярко-желтых цветов. Она сняла свое пропыленное синее платье и переоделась в темную юбку и свежую белую блузку. На руках у нее были чистые белые лайковые перчатки.

— Ты здорово выглядишь, — одобрительно кивнув, сказал Нэйт.

Ее лицо покрылось розовым румянцем. Это ей очень шло.

Дэнвилл привел ее в восторг. Это был старинный город, построенный в предгорьях Голубого хребта. Чесс знала только плоские равнины прибрежной Виргинии; таких холмов, как здесь, она не видела еще никогда.

Благодаря табаку Дэнвилл не пострадал от хаоса экономической депрессии, которая поразила Юг после гражданской войны. Нэйт ехал по Главной улице, мимо импозантных особняков, построенных в новейшем вкусе, потом мимо бесконечных кварталов магазинов с витринами, полными заманчивых товаров, и вывесками, гласящими: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ТАБАКОВОД!» Воздух этого растущего, процветающего города был пронизан запахом высушенного табачного листа, который нельзя было спутать ни с каким другим.

Больше всего остального Чесс понравилась широкая, быстрая река Дэн. На мощенной булыжником улице, идущей вдоль берега, запах речной воды перебивал даже крепкий мускусный запах табака. Чесс, закрыв глаза, с наслаждением вдыхала его.

— Ты похожа на охотничью собаку, почуявшую дичь, — заметил Нэйтен, но в его голосе не было недовольства. Только нервозность. Он направил лошадей на крытую подъездную дорожку возле огромного кирпичного склада «Большая звезда». Запах реки пропал, и Чесс открыла глаза.

Загорелое лицо Нэйтена было бледно. Они наконец приехали, и скоро он узнает размер куша, который ему достанется. Все зависело от этих денег. Только он знал, как скудны сбережения, которые он скопил за годы тяжелого труда. Лист у него за спиной состоял из лимонных рубашек, Он был в этом уверен. Так сказал Джош, а Джош знает, что говорит. Но по правде сказать, лишь очень немногие своими глазами видели лимонные рубашки. Это был идеал, самое высшее качество, какого только может достичь фермер, выращивающий табак.

Он остановил лошадей.

Складские рабочие окружили повозку, чтобы помочь ему выгрузить товар.

— Корзины нужны? — крикнул один. — Десять центов в день.

— Конечно, нужны, — рявкнул Нэйт. — Этот лист не коснется грязи на вашем полу. Подождите, ребята, сейчас вы сами его увидите. — Он спрыгнул с козел и начал развязывать брезент. Его руки дрожали.

Когда брезент был снят, галдящие рабочие тут же замолчали. Это был знак признания со стороны людей, всю жизнь имевших дело с высушенным табачным листом.

Нэйт усмехнулся. Он засунул руки в карманы и с важным видом прислонился к задку повозки. Он больше не дрожал. Он наблюдал за выгрузкой табака с таким удовлетворением, какого не испытывал еще никогда в жизни. Складские рабочие Дэнвилла славились своей быстрой работой, но сейчас они сгружали табак так осторожно, что их отработанные движения были медленны, как первые шаги ребенка, который учится ходить. Связки листа слой за слоем укладывались кругами в большие плоские корзины, так что черешки торчали наружу. Когда весь табак был уложен, все, включая Нэйта, посмотрели на сверкающие желтые груды в безмолвном восхищении.

— Вы Нэйт Ричардсон, верно? — сказал человек с пачкой карточек в руке.

— Да, это я.

— Вот ваш билет, на нем обозначен номер вашей повозки и упряжки.

Человек нацарапал что-то на пронумерованной карточке, разорвал ее надвое и отдал Нэйту одну половинку в качестве квитанции. Он начал было приклеивать вторую половинку к повозке, но когда увидел Чесс, его рука застыла в воздухе.

Он тотчас сдернул с головы шляпу:

— Добрый вечер, мэм.

— Добрый вечер, — ответила Чесс. — Будьте добры, скажите мистеру Ричардсону, что я готова сойти.

Нэйт поспешно подошел к повозке, чтобы помочь ей сойти на землю, хотя и помнил, что за сегодняшний день она уже четыре раза сходила сама. Подавая ей руку, он увидел искорки смеха в ее глазах и мысленно усмехнулся. Молодец! Она отлично знает, как нужно вести себя, чтобы произвести впечатление на здешних ребят и заставить их ходить по струнке.

— Супружеской паре, которая привезла им столько лимонных рубашек, должны быть оказаны все возможные почести, — шепотом сказала она ему на ухо.

Рабочий, выдававший квитанции, так и не узнал, почему Нэйт Ричардсон «вдруг так и покатился со смеху».

* * *

Густой запах табака, стоящий внутри склада, с силой обрушился на Чесс. Аукционный зал был необъятно велик, с огромными окнами в двух противоположных стенах и большими световыми люками в высоком потолке. Сквозь них лился солнечный свет, освещая длинные, тесно расположенные ряды куч высушенного табачного листа. Большая часть табака лежала навалом, без корзин.

— Осталось уже меньше половины, — сказал Нэйт.

— А я и не знала, что на свете есть столько табака, — шепнула Чесс. Она чувствовала себя круглой невеждой.

— Постой здесь, у стены, — сказал Нэйт. — Я займусь взвешиванием и получением бирок, потом пойду посмотрю, как идет торговля, и вернусь.

И он с важным видом удалился.

Чесс с любопытством рассматривала зрелище, представшее перед ее глазами. Кругом было множество мужчин, но ни одной женщины. В центре зала группа мужчин шла вдоль рядов куч табачного листа. Один из них выводил странную песню, слов которой она не понимала.

Нэйтен вернулся.

— Средние листья, те, что для курения, продаются по двенадцать с половиной центов за фунт, — сказал он. — В прошлом году было четырнадцать.

Он явно был обеспокоен, и когда уходил, от его важного вида не осталось и следа.

Чесс принялась за мысленные подсчеты. Если десять центов — так легче — умножить на четыреста с чем-то фунтов в повозке, то получится больше сорока долларов. Это же куча денег! За такие деньги можно обставить целый дом и купить самую лучшую кухонную плиту, какая только есть. Или одеться, как королева. Ее нарядные юбка и блузка были самой дорогой одеждой, которую она купила за всю свою жизнь, а они вместе стоили меньше доллара. Она бы себя не помнила от радости, если бы какую-нибудь из культур, выращиваемых в Хэрфилдсе, можно было продать по десять центов за фунт, не говоря уже о четырнадцати. Немудрено, что люди выращивают табак! А тот странный сарай на ферме буквально набит табаком. Выходит, она, сама того не зная, вышла замуж за богача. Приятное открытие.

— Чему ты улыбаешься? — спросил вернувшийся Нэйтен. Он был раздражен.

Но тут в зал внесли корзины с его табаком, и все его внимание переключилось на них. Чесс смотрела, как на пол сгрузили корзины С листом Нэйтена, затем пять куч табачного листа навалом. Разница между ними была поразительная: рядом с лимонными рубашками другой лист словно потускнел. Он казался грязно-коричневым.

— Вот это да! — проговорил Нэйт. Его глаза блестели, лицо само собой расплылось в широкой улыбке.

Вот это да! В течение следующего часа корзины Нэйта привлекали все возрастающее внимание. Фермеры с бакенбардами, одетые в выцветшие комбинезоны, садились на корточки или нагибались, чтобы пощупать листья и даже понюхать их. Они отступили в сторону, когда к корзинам подошел мужчина в темном деловом костюме и до блеска начищенных сапогах. Он наклонился, потом выпрямился, когда к табаку Нэйта подошел еще один. Все они, фермеры и бизнесмены, желали поговорить с Нэйтом. Чесс незаметно наблюдала за — ними. Нэйтен выглядел таким счастливым! «И таким красивым!» — подумала она, хотя знала, что на самом деле он вовсе не красавец. Но он казался настолько опрятнее всех остальных, даже бизнесменов в костюмах. Его джинсы вылиняли от долгой носки, но они не висели и не пузырились на коленях. А голубая рубашка была застегнута на все пуговицы, до самой шеи, не то что у многих фермеров, которые ходили расстегнутые, так что было видно исподнее. И главное — Нэйтен выглядел таким чистым. Его гладко выбритое лицо и короткие аккуратные баки составляли резкий контраст с заросшими физиономиями вокруг. Чесс почти чувствовала запах мыла, с которым он мылся в пруду, перед тем как въехать в город. Ее сердце переполняли любовь к нему и радость от того, что она любит.