— Но я здесь, с тобой, Билли. Я никуда не собираюсь. Я обещаю. Я останусь здесь.

Его карие глаза стали грустными, мечтательными.

— Ты меня любишь, Ева?

Она кивнула, не имея сил выдавить из себя хоть слово.

Лицо Билли помрачнело. Он положил нож на дальний край кофейного столика — это было слишком далеко от нее — и грустно посмотрел на нее. Прежде чем она сообразила, что происходит, он шлепнул ее по подбородку.

— Скажи это, Ева, не упрямься! Мне надоело. Скажи же!

— Я люблю тебя, — выдавила из себя Ева.

— Еще! — последовал новый шлепок.

— Я люблю тебя.

Его лицо озарилось блаженной улыбкой.

— Я знал это. Я знал, что стоит нам побыть немного вместе, как ты это поймешь… Вот смотри, я хочу тебе кое-что показать. — На его ладони блеснули маникюрные ножницы.

Что еще хранит он в своих бездонных карманах — гранату, мачете? Ева смотрела, как он поднес ножницы к свету. Она боялась что-либо произнести, чтобы не к месту сказанное слово не вывело его из себя.

Билли взял ее мизинец окровавленными пальцами.

— Этот маленький поросенок пошел на базар… — он хихикнул и срезал ножницами полудюймовый наманикюренный ноготь. — Этот маленький поросенок остался дома… Ты должна остаться дома, Ева, — он срезал ноготь на безымянном пальце.

Один за другим он срезал ногти на всех ее пальцах. Сердце у Евы гулко стучало, пока она прислушивалась к его бормотанью. Она потеряла представление о том, сколько времени сидит здесь, тупо уставившись на ножницы. Помощь должна скоро подоспеть, нужно лишь подольше задержать его. Охрана найдет Монику и остальных и станет выяснять, что натворил этот маньяк на других виллах.

— Бобби Сью всегда ездила на гастроли по разным городам… Она отдавалась пению всем сердцем… Но никто не любил ее так, как я… А Лианна… Она была очаровательна!.. У нее были шелковые рыжие волосы. Они развевались на солнце, когда она взмахивала ракеткой. Бац! Пятнадцать-ноль! Бац снова! Тридцать-ноль!.. Она была такая грациозная. Я так любил ее, Ева! И мне было больно наказывать ее. Но я должен был… Ты ведь понимаешь меня, правда?

Ева кивнула.

Билли грустно посмотрел на нее.

— Наверное, ты не совсем понимаешь. Ты просто говоришь, что понимаешь. Никто не понимает. — На его лице появилась хитрая улыбка. А ты догадываешься, как я это делал?

«Убивал женщин? Ускользал от полиции? Отрезал лоскуты от моих платьев? Что именно, идиот? Намекни хотя бы!»

— Нет, не могу себе представить, Билли. Ты мне скажешь? Я всегда удивлялась, какой ты умный.

Ева надеялась, что ее голос звучит негромко и спокойно, однако каждый мускул на ее теле был скован страхом. В ней боролись три несовместимые друг с другом желания: сопротивляться, бежать и следовать практическому совету Максин — заставить его говорить, успокоить его.

Пока что последний способ срабатывал. Ее вопросы разряжали обстановку. Он казался весьма довольным.

— Я умный, — сообщил он ей, — очень-очень умный. Я могу сделать все, что захочу. И мне совсем не обязательно работать рассыльным. Я стал обслуживать автомобили, чтобы быть ближе к тебе. И мне это удалось. — Сияя улыбкой, он потряс ножницами, как если бы в его руке была связка ключей от автомобиля. — Я должен был видеть тебя постоянно — ты такая красивая… У тебя столько замечательных платьев. И мне нравилось, когда ты оставляла в машине календарь своих деловых встреч. Я чувствовал себя рядом с тобой. Это было как чтение твоего дневника или твоих любовных писем.

Рассыльный… Это буквально потрясло ее. Ну, конечно, эти безымянные, безликие исполнители, которые парковали и подавали автомашину к ресторанам, театрам, отелям. Сколько же раз она вручала им свои ключи, свою машину, а с ней и документы, лежащие на сиденье, никогда потом не думая и не вспоминая о них.

Если при этом Нико о чем-то и беспокоился, то лишь о том, чтобы машину подали побыстрее и не поцарапали. Всякий раз принимая машину, он осматривал ее.

— Ты придумал гениально, — медленно произнесла Ева, не забыв одновременно улыбнуться. — Ты, должно быть, действительно любишь меня, если идешь на такие жертвы. У меня есть идея. Почему бы нам не назначить встречу?

Я надену одно из самых лучших платьев, и мы можем вместе отправиться куда-нибудь и пообедать.

Он схватил Еву сзади за волосы и резко потянул ее голову назад. Его лицо исказилось от гнева.

— Ты не понимаешь этого, Ева! Ты всегда куда-то ходишь! Я постоянно должен ожидать! Сейчас мы наконец-то вместе, а ты мечтаешь только о том, чтобы поесть? Или ты просто хочешь совершить выход, чтобы покрасоваться и порисоваться перед всеми? Но это твоя проблема. Ты слишком хорошенькая и слишком тщеславная. А мы сделаем вот что.

В его руке блеснули ножницы, которые он поднес к ее лицу. Ева испуганно отпрянула в сторону, но Билли со скоростью змеи бросился на нее и прижал к дивану.

— Не надо! — взмолилась она, когда ножницы снова сверкнули перед ее глазами. — Прошу тебя, не надо!

— Это для твоего же блага, — убежденно сказал он. — Будь умницей и лежи спокойно, а то я рассержусь.

Ева в ужасе извивалась под ним, ожидая, что он пропорет ее ножницами, но он стал лишь не спеша, методично срезать пряди волос повыше ушей, поворачивая ей голову и уделяя особое внимание тем прядям, которые рассыпались по дивану. При этом он что-то мурлыкал себе под нос.

— Очень неплохо, правда? — сказал наконец Билли, любуясь своей работой. — Теперь ты уже не такая красивая.

Он ухмыльнулся и наклонился к ней.

— Дай мне поцелуй, будь умницей, — сдавленным голосом произнес он, наваливаясь на нее всем своим телом.

Ева с трудом преодолела отвращение, когда его влажные губы прижались к ее рту.

— Открой рот, — прошептал он.

Ей хотелось блевать, кричать, драться, пинать ногами. Но еще больше ей хотелось жить.

Она открыла рот.


Руки и ноги Моники занемели, и лишь в запястьях она испытывала боль. Она охрипла от криков, но до сих пор никто не пришел на ее призывы о помощи. Неужто он убил всех — Антонио, Мими, остальных?

Кровь Тери пропитала ковер. Она лежала неподвижно.

За окнами стучал дождь, от ветра шевелились занавески. Куда все-таки подевалась охрана?

«Спасибо, хоть огни не погасли, — подумала Моника, чтобы как-то справиться с подступающей паникой. — Я по крайней мере могу видеть, что происходит. А то в темноте мое воображение сыграло бы со мной злую шутку.

Ладно, хватит скулить и жаловаться… Ты прочитала в детстве уйму книг о Ненси Дрю. Ненси всегда находила выход из самого отчаянного положения. Что сделала бы она сейчас?

Надо освободиться».

Однако одно дело читать и совсем другое — делать. Как Моника ни извивалась, проклятый пояс не поддавался.

«Я должна доставить Тери в больницу… Должна помочь Еве. Боже мой, что, если он уже убил ее? Может, Тери тоже уже мертва, она потеряла столько крови…»

В этот момент Моника с радостью променяла бы свой роскошный пояс на маленькие бритвенные лезвия. Пропади он пропадом… этот… проклятущий… пояс.

Она в изнеможении затихла. С освобождением ничего не получалось, с трудом повернув голову в сторону Тери, Моника увидела, что лужа крови все увеличивается. Слезы отчаяния брызнули из ее глаз. Однако она быстро подавила в себе приступ малодушия и стала извиваться и дергать ногами еще более яростно.

Внезапно на столике возле дивана зазвонил телефон. Этот звук вселил новую надежду в душу Моники.

Может, это ее единственный шанс. Невероятным усилием она оттолкнулась ногами, не обращая внимания на острую боль в суставах. Три звонка… четыре… Моника сделала попытку зацепиться за ножку стола.

Телефон отключился раньше, чем включился автоответчик. Однако от толчка Моники лампа свалилась на пол и разбилась на множество осколков.

Из уст Моники раздались проклятия, она погрузилась в темноту…

— Мне надо сходить в туалет. Билли перестал целовать Еву и с подозрением посмотрел на нее.

— Я тебе не верю.

— Билли, я беременна… Нашим ребенком. А беременные женщины часто ходят в туалет.

Он поколебался, затем кивнул.

— Смотри, Ева, не выкинь какой-нибудь номер.

— Я вернусь, обещаю тебе.

Он отпустил ее и дал ей возможность встать на ноги. Направляясь к ванной, Ева изо всех сил старалась держаться уверенно. Она должна все это пережить ради ребенка.

— Постой!

Он бросился к туалету. У нее упало сердце, когда он двумя руками вырвал телефонный провод из стены и бросил аппарат в мраморную ванну.

Мышцы Евы были напряжены, чувства обострены.

«У него нет ножа. Нож все еще лежит на столе… Как и маникюрные ножницы. У меня может не быть другого шанса».

Он вышел из туалета и остановился перед ней. У Евы участилось дыхание. Но он стал лишь ерошить пальцами ее обкромсанные волосы.

— Чудесно. Даже короче, чем у Лианны, — внезапно он нахмурился и наклонился к ее лицу.

— Не закрывай дверь туалета.

— Не буду.

Она повернулась, стараясь не смотреть на запертую переднюю дверь. Билли направился назад к дивану, мурлыкая под нос и глядя на нее с еле заметной улыбкой.

«Сейчас или никогда. Решайся!»

Сердце у Евы билось, словно колокол, когда она заставила себя бросить взгляд на застекленную дверь позади него.

— Не стреляй, Тамбурелли! — закричала она, и в тот момент, когда Билли повернул голову, чтобы посмотреть на застекленную дверь, она опрометью бросилась к закрытой передней двери.

Задвижка не поддавалась, и Еву охватил ужас. Она продолжала дергать ручку, когда Билли настиг ее.

— Лгунья! Шлюха! Ты такая же как все! — закричал он, и от ярости у него вздулись вены на шее. С его губ слетала слюна, глаза стали совершенно безумными.