Тери то и дело вытирала слезы, наблюдая за племянниками и племянницами, которые расхаживали по дому, по которому некогда ходила и она с братьями и сестрами. Так много упустила она за эти десять лет, и в то же время ей казалось, что она никогда не покидала этот дом.

Она со слезами возложила букет розовых гвоздик на могилу матери, в полной мере осознав тяжесть утраты, смела снег с могильной плиты и провела пальцем по каждой букве имени матери.

«Прости меня, мам, — прошептала она. — Я подвела тебя… И теперь слишком поздно что-либо поправить… Я хотела прийти и знала, что твоя любовь зовет меня. Но я не могла… Я не могла посмотреть в лицо бабушке Парелли, или Эндрю, ответить на вопросы. Было легче похоронить Джину Рандаззо, чем признать, что бабушка Парелли была права. И чем дольше я оставалась вдали, тем труднее было снять трубку и позвонить… Я не знаю, за что себя больше казнить: за то, что я причинила боль, или за то, что боялась ее причинить…»

Отец закрыл лицо грубыми, узловатыми руками, однако слезы отыскали путь между его пальцев и капали на лацкан его плаща.

— Она смотрит на тебя, Джина. Она улыбается, потому что ты вернулась, ты с нами и ты счастлива. Это то, о чем она всегда мечтала.

«Но я не счастлива», — думала Тери, когда они подошли к могилам бабушки и дедушки Парелли и она увидела кресты на двух одинаковых могильных плитах. Ее немые вопросы были окрашены горечью.

«Ну что, бабушка Парелли, ты предвидела такой исход? Ты счастлива тем, что теперь можешь всем сказать, как ты была права? Я надеюсь только на то, что там, на небесах, ты сумела помириться с бабушкой Гертрудой. Интересно, помирилась ли ты?»

Тери все еще пребывала в смятении, когда вернулась в Детройт. С Брайеном было все настолько неопределенно, что ей казалось, что она участвует в грандиозном обмане, когда они через три недели отправились на Мауи на съемки для «Идеальной невесты». Они должны были изображать безгранично счастливую пару — жениха и невесту, любящих друг друга до такой степени, что не могут дождаться дня свадьбы. Но после ее возвращения Брайен не заходил к ней три дня, а когда она попробовала вечером позвонить ему, выяснилось, что его нет дома.

— Я играл в бейсбол, — объяснил он ей на следующий вечер. — Если не веришь, спроси у Фреда.

— Я тебе верю Брайен. Я доверяю тебе, и надеюсь, что в один прекрасный день и ты сможешь доверять мне.

— Я работаю над этим, — сказал он и, улучив момент, наклонился, чтобы поцеловать ее. Он провел пальцем по ее губам. — Добро пожаловать домой, малышка.

У Тери заколотилось сердце.

— Значит, ты скучал по мне? — спросила она, обвив руками его шею.

Это было восхитительно — снова обнимать его, трогать его шелковистые волосы, вдыхать идущий от него чистый, земной запах.

— Еще как! — Брайен взял ее за подбородок и посмотрел в глаза. — Знаешь, мне совсем не по душе то, что происходит между нами. Я хочу, чтобы это ушло. — Он снова поцеловал ее, и пыл, с которым он это делал, был красноречивее слов.

Они легли на цветастое хлопчатобумажное покрывало. Тери сбросила полуботинки и, опираясь на локти, радостно заерзала под Брайеном, расстегивая ему рубашку. Рот Брайена был теплый и жадный, каким она его знала и любила. Они прервали поцелуй, чтобы раздеть друг друга: он сорвал с нее свитер и юбку, а она стянула джинсы с его бедер и бросила на пол.

Облегчение, которое испытала Тери после слов Брайена, было настолько велико, что она была словно не в себе от переполнявшего ее желания. Каждая клеточка ее тела жаждала Брайена. Он положил ее на спину и погрузил палец между гостеприимно разведенных ног. Тери выгнулась навстречу его руке и, ритмично покачиваясь, стала кусать его за плечи. Рот Брайена не просто целовал, а пожирал ее. И тогда Тери оттолкнула его руку, ее рука оказалась между его ног, она притянула его к себе.

— Пожалуйста, Брайен, скорее, — молила она до тех пор, пока он не вошел в нее.

— О Боже, Тери, я так люблю тебя, — хрипло простонал Брайен, содрогаясь и ощущая, как волны наслаждения пробегают по ее телу. Тери не хотела, чтобы это когда-либо кончалось. Брайен заполнял собой все ее тело и душу.

Теперь она была уверена. Теперь у нее не осталось сомнений. Это был ее мир — здесь, в объятиях Брайена, в постели Брайена, в сердце Брайена.

Позже, когда они оба вспомнили, что не ужинали, Брайен пошарил в кухне и принес Тери пакет картофельных чипсов, кока-колу и плитку сникерса.

— Извини, но с едой у меня плоховато. Если хочешь, мы можем заказать пиццу.

— Вполне достаточно, — сказала она, вскрывая пакет чипсов. — Возможно, мне следует чаще уезжать из города.

Брайен плюхнулся рядом с ней и взял горсть чипсов.

— Это если я не помогу тебе.

Сделав глоток пива, Брайен задал вопрос, который не давал ему покоя с того момента, как она сказала ему об этом проклятом священнике. Но он приказал себе это сделать.

— Тери, ты все еще любишь его? — Он почувствовал, как она напряглась, и затаил дыхание.

— Ну о чем ты, Брайен? — ответила она тихо, — это было десять лет назад.

— Ну и что? Если бы я не видел тебя десять лет, я бы не изменил своего отношения к тебе… Когда ты на днях встречалась с ним и рассказала о ребенке, ты должна была испытать какие-то чувства. — Брайен отставил банку с пивом и повернулся к ней, чтобы всмотреться в ее лицо, которое было наполовину в тени. — Ты можешь быть откровенна со мной, Тери. Я не стану сердиться, но я должен знать. Я должен знать, как обстоят дела.

Тери не без усилий приподнялась и села в кровати. Брайен выглядел очень обеспокоенным, и ей хотелось рассеять его страхи, но это было бы нечестно. Она должна быть искренней прежде всего перед собой и затем перед Брайеном.

— Мне не безразличен Эндрю, — медленно произнесла она, словно проверяя себя. — Было мучительно рассказывать ему о ребенке. На нас обоих обрушилась лавина чувств… Но все это — история, — быстро добавила она. — Моя жизнь сейчас — это ты, моя учеба, наш будущий новый дом, наша свадьба. Я люблю тебя, Брайен. И я намерена выйти за тебя замуж… И точка… Есть еще вопросы? — Она сжала его лицо ладонями и улыбнулась, глядя ему в глаза.

Брайен выбросил пустой пакет из-под чипсов в мусорную корзину.

— Ты готова для второго раунда?

— И для третьего, и для четвертого, — едва успела сказать Тери, после чего губы Брайена надолго запечатали ей рот.

И все же глубокой ночью, когда она лежала, прижавшись к могучему торсу Брайена, Тери обнаружила, что Эндрю все еще где-то витает в уголках ее сознания. Она не могла забыть страстного желания в его глазах или жар его поцелуя. Думала она и о том, удалось ли ему что-либо узнать об их ребенке. Зная Эндрю, помня, как настойчиво молодой священник боролся за избиваемого родителями малыша и заботился о других прихожанах, она не сомневалась, что он перевернет все вверх дном, чтобы найти ребенка.

Гладя Брайена по мускулистой руке и трогая пальцами его крепкий подбородок, освещенный лунным светом, Тери задавала себе вопрос: вернется ли когда-нибудь ее жизнь в нормальное русло, будет ли она снова такой, какой была до того, как оказалась в фокусе юпитеров во время Опра Уинфри Шоу?

Проходили дни. Она до отказа загружала себя работой и подготовкой к свадьбе. Каждый клиент ателье имел собственное мнение относительно того, какой фасон платья выбрать, какого фотографа следует пригласить и автограф какой знаменитости они хотели бы получить с Мауи. В промежутках между работой и праздной болтовней она думала о том, сможет ли увидеть сына, как он выглядит и что она ему скажет. Иногда же ее мысли шли в прямо противоположном направлении — ей хотелось, чтобы поиски Эндрю не увенчались успехом.

Всякий раз когда звонил телефон, у Тери мгновенно пересыхало в горле, и она с трудом сдерживала себя, чтобы не броситься сломя голову к аппарату. Если она не знала заблаговременно, кто звонит, она даже боялась взглянуть на Брайена, но чувствовала, что он ждет так же напряженно. Несмотря на всю страстность их отношений в последнее время, все же зыбкость ситуации ощущалась. Порой Тери казалось, что она идет по облаку, порой, что по яичной скорлупе.

Она разговаривала по телефону с матерью Брайена, когда прорвался междугородний сигнал. Кто-то дозванивался до нее из другого города. Сняв трубку при новом вызове, она услышала негромкий голос Эндрю, который пронзил ее, словно кинжалом:

— Тери, я нашел его. Но я думаю, что тебе нужно подготовиться к тому, что услышишь.

Тери забыла о своей будущей свекрови на другом конце провода. Она выглянула в кухонное окно и отсутствующим взором посмотрела на стоящего на газоне снеговика в смешной кепке.

— Адам живет в одной семье недалеко от Питтсбурга в Аликвиппе, — быстро сказал Эндрю. — За эти годы он жил в нескольких семьях.

Сердце у Тери оборвалось. У нее закружилась голова и к горлу подступила тошнота. Она обеими руками вцепилась в телефонную трубку.

— Что ты говоришь? В нескольких семьях?!

— Дело в том, Тери, что через год после усыновления приемные родители вернули его.

Ужас охватил Тери. Он обволок ее, словно какой-то удушающий туман. Этого не может быть! Все эти годы она рисовала себе, что ее сын живет в любящей семье, спит в кровати с любимым плюшевым мишкой, бегает по двору, заросшему цветами, и возится с забавным лопоухим щенком.

— Вернули его обратно? — ошеломленно повторила она. — Почему?

— Они не нашли в себе сил иметь такого ребенка. — Голос Эндрю дрогнул. — Дело в том, что наш сын Адам родился глухим.

Глава шестнадцатая

Ребенок…

Ева не верила своим глазам. Она удивленно смотрела на розовую полоску — результат анализа, затем недоверчиво провела рукой по слегка загоревшему, плоскому животу и покачала головой.