И тут она услышала урчание шин о гравий. Выглянув в окно, Ана увидела отцовский пикап, подруливающий по дорожке к дому. О Господи, никак уже нализался, подумала она с отвращением. Слава Богу, обед уже готов. По крайней мере, он не будет пилить ее за это. На столе его дожидалось прикрытое блюдо спагетти, миска салата и дымящаяся зеленая фасоль с беконом. Ана бросилась на кухню и вынула холодное из холодильника пиво. Она ставила его на стол, когда отец вломился в дверь и остановился, пораженный ее видом. Под засаленной рубашкой угадывались мускулистые руки и широкие плечи.

— Это куда же ты, девочка, собралась?

О Господи, он был пьян, пьян в стельку, в соплю! Ана проглотила комок в горле. Она надеялась представить Роя отцу, но теперь ей надо было бежать отсюда до его прихода. Она отступала назад, прислушиваясь, не подъехал ли Рой, и ответила как можно любезнее:

— Сегодня выпускной бал, папа. Ты помнишь Роя Коуди? Тебе нравится мое платье? — Она слегка повернулась перед ним, придерживая юбку, но улыбка мгновенно сбежала с ее лица, когда она увидела, с каким презрением смотрит на нее отец.

— А куда задевался верх платья? Ты в нем смотришься как последняя шлюха! Ты не уйдешь отсюда, пока не наденешь что-нибудь поприличнее! Ты слышишь меня?!

Надеть что-нибудь поприличнее? Ане хотелось закричать. «Что-нибудь вроде синих джинсов и старой клетчатой юбки, в которой я хожу в церковь?» — Она стиснула ладони в кулаки и стала убеждать его.

— Папа, успокойся. Все носят такие платья… А обед твой уже готов. Очень вкусный и горячий.

Его рука разрубила воздух, когда, качаясь, он направился к ней.

— Ты хочешь, чтобы я ел один, да? — заревел он.

— Папа, только в этот раз. Сегодня особый вечер, — взмолилась Ана, вспоминая о тех бесчисленных ночах, когда она ела в одиночестве, а отец развлекался в баре. Недобрый блеск в его глазах испугал ее.

Он был в состоянии тяжелого опьянения. О, Господи, только не сегодня!

«Где же Рой?» — в отчаянии подумала она, украдкой бросая взгляд в кухонное окно. — Если я не выберусь отсюда в ближайшие секунды, отец распалится еще сильнее».

— Папа, посмотри: я приготовила твои любимые спагетти. — Ана подняла крышку блюда, надеясь, что аромат соуса, приправленного базиликой и чесноком, соблазнит его и он сядет за стол.

В этот момент она услышала звук подъезжающего автомобиля и, взглянув в окно, увидела Роя — неотразимо красивого, в белом смокинге.

Сердце у нее сжалось, когда она заметила на заднем сиденье Синди Джо и Эла Уайткомби — Синди в блестящем красном платье и Эл с красной гвоздикой в петлице.

— Я недолго задержусь, папа, — торопливо пообещала она. Ей никак не хотелось, чтобы кто-нибудь видел отца в таком состоянии. Она схватила косметичку и бутоньерку для Роя, но в спешке зацепила локтем банку с пивом, которая опрокинулась на пол, и ее содержимое с пеной и пузырьками стало растекаться по линолеуму. Она ахнула и посмотрела в гостиную. На пороге стоял Рой, стуча в открытую дверь.

Он был невероятно красив. Элегантный смокинг подчеркивал ширину его плеч. Под мышкой он держал пластиковую коробку с орхидеями. Отец Аны был слишком пьян и слишком взбешен, чтобы заметить его, зато в ее глазах отразилось смятение, когда они встретились с глазами Роя, стоящего в дверях.

Последующие вопли Уоррена Кейтса окончательно лишили ее надежды на то, что удастся избежать скандала.

— Ты посмотри, что ты сделала, идиотка неуклюжая! — У него побагровели лицо и толстая шея, глаза налились кровью.

— Папа, не беспокойся, я все вытру. — Ана пыталась знаками объяснить Рою, что она выйдет через минуту, но в этот момент отец стукнул огромным кулаком по столу, отчего жалобно звякнули стоящие на нем тарелки.

— Ты ничего не можешь сделать как следует, дрянная соплячка! — Он наклонился, дыша на нее перегаром. Вены на шее у него вздулись, в уголках рта появилась пена. — Ишь, вырядилась, как на свадьбу! — издевался он. — Никуда ты не пойдешь!

Он схватил своей огромной рукой блюдо спагетти и, прежде чем кто-то успел сообразить, что происходит, швырнул его. Словно в замедленной съемке Ана наблюдала, как блюдо плывет в ее сторону. Его содержимое обильно забрызгало отделанную кружевом юбку, дымящаяся масса залила тонкую белую ткань. Ана закричала от боли и ужаса, когда горячий соус обжег ей бедра. Она едва ли слышала, как тарелка разбилась у ее ног, и острые осколки разорвали ей колготки и впились в щиколотку. Она лишь увидела, что ее роскошное платье было облеплено спагетти, а красный горячий соус стекал ей в туфли.

— Что здесь происходит? Если ты ранил ее…

Ей показалось, что голос Роя донесся с какой-то другой планеты. Она подняла голову и увидела, что Рой надвигается на отца. Гнев и ярость отразились на его лице. Ана отвела взгляд, боясь, что увидит в глазах Роя жалость или презрение, а этого она не в силах была вынести. Ею овладело оцепенение.

— Ана… — Рой осекся, увидев ее безжизненные глаза. Казалось, она сейчас упадет в обморок. Он протянул к ней руки, пытаясь коснуться ее плеч, но она резко отпрянула назад. — Ана, пойдем отсюда, — хрипло произнес он.

Она снова увернулась от него и перевела взгляд с искаженного страданием лица Роя на пьяное удивленное лицо отца, затем на платье. Безнадежно испорчено! Все безнадежно испорчено!.. Ненависть поднялась в ней — горячая, безграничная, саднящая, словно открытая рана.

На фоне тиканья кухонных часов она услышала, как хлопнула дверца машины. Раздался смех Синди Джо и Эла, которые поднялись на крыльцо.

— Народ, сколько можно пришпиливать корсаж? — громко спросил Эл, появляясь в открытых дверях.

Что-то оборвалось в Ане. Слились в одно все звуки: хриплое дыхание отца, тиканье часов, хихиканье Синди и Эла. Она увидела перепуганный взгляд отца и закрыла глаза, кипя от ненависти. До ее ноздрей донесся острый, сильный, тошнотворный запах спагетти.

Ана бросилась к кухонной двери.

— Ана, постой! Ана, — звал Рой, но она не обернулась. Она пересекла двор, прежде чем он бросился вслед за ней. Прошмыгнув под полусгнившим деревянным забором, она выбежала на аллею и скрылась в лесу. Кусты ежевики цеплялись за платье. Кровь стучала в висках и ушах.

Она затаилась в темноте и, отмахиваясь от комаров и москитов, переждала, пока Рой и остальные прекратили поиски. В четыре часа утра, когда отец — она это точно знала — спит особенно крепко, она выбралась из леса и вернулась домой. «Последний раз моя нога ступает в этот дом», — подумала Ана.

Все было так, как она оставила. Разбитые черепки и опрокинутая банка с пивом валялись на полу, соус загустел на линолеуме. Преодолевая подступающую тошноту, Ана пробралась в комнату. Дрожащими руками сняла с себя задубевшее, пахнущее кислятиной платье и бросила его в угол. Чтобы не разбудить отца, не включила душ, а протерла тело влажной тряпкой. Быстро переодевшись в тенниску и джинсы, она затолкала в спортивную сумку кое-какую одежду и выгребла содержимое своей копилки в матерчатый кошелек. Двадцать три доллара семнадцать центов. Все же это лучше, чем ничего, невесело подумала она.

Ана оглядела свою комнату, бросила взгляд на плюшевых зверушек и куклу на одеяле из лоскутов, на поношенные ковбойские ботинки, на ящик из-под обуви на шкафу, в котором она хранила губную помаду, румяна, флакончики с лаком для ногтей. Рыдание вырвалось из ее груди, когда она открыла верхний ящик шкафа и достала окантованное фото матери, успевшее поблекнуть. Она всмотрелась в молодое, с надеждой открытое в мир улыбающееся лицо матери до того, как она вышла замуж, затем внезапно сунула его обратно.

«Мать бросила меня и этот дом. А теперь мне самой пора сделать это».

Ее взгляд упал на другое фото в рамке. Этот снимок бабушки был сделан во время семейного пикника летом за год до ее смерти. Ана сунула его в сумку, заодно сняла и спрятала в кошелек, в отделение для монет серьги и ожерелье. Сдерживая слезы, она в последний раз оглядела комнату и взяла с качалки жакет.

У входной двери по-прежнему стояла пластиковая коробка с орхидеями. Ана протянула было к ней руку, но тут же отдернула.

«Нет, — сказала она себе. — Оставь это. Оставь в этом доме. Пусть это завянет и умрет здесь, как и все остальное».

И она ушла.

На попутных машинах она добралась до Лас-Вегаса — города яркой мишуры и неоновых огней. Города, который находился немыслимо далеко от ее родного серого, мрачного Бак Холлоу, города, в котором она встретила Эрика Ганна.


Звонок у входной двери вернул Ану в ее нынешнюю просторную светлую кухню. Она глубоко вздохнула. Все это происходило давным-давно, а кажется, будто вчера.

Ана вытерла вспотевшие ладони о халат и направилась к двери, когда звонок повторился. Эрик Ганн сыграл не менее заметную роль в ее прошлой жизни, чем Бадди Крокер, Рой Коуди или ее отец. Но роль его была более зловещей. На время он исчез из ее жизни, и вот теперь снова решил появиться.

Но Гарри Дамон должен поставить все на место, сказала себе Ана, открывая дверь из мореного дуба.

На пороге стоял Гарри с неизменной жевательной резинкой во рту, в мешковатом спортивном костюме. Это был приземистый мужчина с мелкими чертами лица; волосы его были тронуты сединой. Он носил с собой пистолет калибра 0,45 в кобуре на плече и фотографии трех своих внуков в заднем кармане. Возможно, он не выглядит суперменом, подумала Ана, вводя его в гостиную с бирюзовыми стенами и коралловыми кожаными диванами, но в проницательности ему не откажешь.

— Я еще не обедала, Гарри. Могу я вам что-нибудь предложить?

— Благодарю вас, но меня страшно мучит язва. — Он опустился в мягкое кожаное кресло и положил ноги на стоящую рядом оттоманку. Он смял пальцами серебристую обертку от жевательной резинки и бросил ее в керамическую вазу в центре стола. — Мне не ясны два момента, — проговорил он, когда обертка упала на пол.