А может быть, наоборот, нарочно рассовал все по углам, чтобы я подольше задержалась и мы все-таки встретились бы? И он уже в подъезде, уже поднимается по лестнице?!

При этой мысли сердце заколотилось, и стало жарко. Я присела на стул в передней, обратившись в слух. Может быть, сейчас на лестнице послышатся знакомые шаги… По-обычному беспечно тренькнет звонок… А может, ничего не было? И мне все это приснилось?

В комнате тренькнул телефон.

Сердце упало в пятки и заколотилось там.

Кое-как совладав с ним, я добралась до трубки и сняла ее.

Но говорить в нее не осталось сил. Я просто прижала ее к уху и стояла так, дожидаясь неизвестно чего.

— Але, — недовольно сказали в трубке.

Голос был мужской. Не Валерия. Или все-таки Валерия? В ушах шумело.

— Это хто?

…Определенно не Валерия. Кажется, мне полегчало.

— Марина, — наконец выговорила я.

— Какая Марина? — удивились на том конце.

Так искренне удивиться мог только близкий человек.

ТОЛЯН!

— А Валерка где ж? — спросил Толян.

— Не… знаю. Я здесь теперь не живу. Я на минутку.

Зачем я объяснялась ему? Да еще таким противным тоненьким голоском?!

— А-а… — сказал он.

А я опять ждала. Чего, спрашивается? Как будто от этого чужого голоса в трубке зависело что-то в моей судьбе! Как будто он должен был сейчас огласить мой приговор!

— Бывает, — сказал он.

Как будто огласил помилование. Добрый прокурор. Почему мы С ВАЛЕРИЕМ никогда не сходили к нему?!

— До свидания. Спасибо вам, — брякнула я. И добавила: — Толик.

Толян не удивился.

— И тебе — всего. Не горюй.

Некоторое время я сидела молча. Сердце успокоилось. Все было предрешено. И Валерий не вернется, пока я здесь.

Я взвалила сумку с вещами на плечо.

И наконец настала пора сообразить, что лучшая часть моей жизни осталась позади. Пора понять, что уже отзвучали все обращенные ко мне признания в любви и что комплименты теперь следует трактовать как метафоры, а точнее, гиперболы. И что время уже мечтать не о новом купальнике и спортивном зале с тренажерами, а о путевке в кардиосанаторий.

Я спускалась по лестнице с трудом, переводя дыхание на площадках. Неужто какой-нибудь месяц назад я буквально взлетала по ней? Сумка тяжелела с каждым шагом. Чтобы дотащить ее от дома Валерия до дороги, пришлось отдыхать еще дважды. Мама, конечно, обязательно сказала бы: «И в этом ты вся! Ну почему было не попросить помочь, а специально дожидаться, пока он уйдет из дома! Не поговорить по-человечески! Не совать ключ под коврик!» Но как объяснить ей, что мы живем с ней в разных мирах? В моем мире даже лучшие друзья не в силах помочь женщине вернуть любимого мужчину. И ничего бы не изменилось, если бы, например, Римка приказала мне, как когда-то папа — отвергнутой Светлане: «Немедленно отправляйся к нему и там во всем разберись!» Да и умных, решительных и великодушных мужчин, внезапно появляющихся на пути в самый нужный момент, вокруг меня тоже как-то не заметно. И может быть, поэтому в свои сорок два я чувствую себя старше и… ну да, вот именно дряхлее, чем мама. Хотя к ней это слово никак не подходит.

Махать рукой на обочине пришлось минут десять. Наконец облупленный «жигуленок» сжалился надо мной. Какой показалась я водителю, парнишке лет двадцати? Из окна машины я впервые заметила, что все население города за последнее время резко помолодело. Повсюду на улицах сияли ясные глаза и блестящие зубы, не знакомые с пломбами. И когда это мода успела так круто измениться? Там и сям невозмутимо прогуливались девчонки с голыми животами, парни с сережками… Словно войско юных инопланетян в полном неземном снаряжении вступило в город!

«А все из-за тебя!» — с укоризной обратилась я мысленно неведомо к кому. Впрочем, почему неведомо? К тому, кто в очередной раз не распахнул дверцу, не подхватил мою сумку и не протянул руку, помогая выбраться из машины.

— Марина, у тебя же туфли разваливаются! — ужаснулась дома мама и распорядилась: — Покушай, отдохни и — срочно на толчок!

Бедная, она всегда трогательно верила, что с покупкой нового светильника наша жизнь озарится новым светом, а новые туфли обязательно протопчут дорожку к счастью! И подчиниться ей всегда было легче, чем переубедить.

Однако на толчке, как отныне и повсюду в мире, царствовали уродство и дисгармония. Отвращение, доходящее до ужаса, охватывало меня при виде новомодных изогнутых каблуков и острых носков в стиле «Маленький Мук». Устаревшие же модели квадратных очертаний стояли рядом бессмысленно, точно свидетели несбывшихся надежд. Я примеряла пару за парой, качая головой: «В подъеме жмут…», а реализаторы смотрели с проницательным укором.

— Что ж такое? — растерянно спросила мама. — Раньше ты как-то сразу выбирала…

— Наверное, вкус стал тоньше… Починим пока старые.

Какая-то часть моего существа словно сжалась и застыла, а другая не способна была действовать без нее. А в голове четко, словно план воспитательных мероприятий на текущее полугодие, формировался список вопросов — и с каждым днем все неразрешимее…

— Я где-то такую книжку видела — «Ура, я развожусь!» или что-то в этом роде, — вспомнила Римус. — И вообще, моя соседка Зинка говорит: разводиться тяжело только первый раз. А потом — ерунда, раз плюнуть!

— Я вот так и не решилась, — вздохнула Людасик. — Хотя поводов бы-ы-ло… Просто к человеку прирастаешь кожей. Ну как это я своего Сережку не буду больше видеть? Да я умру!

— Привычка! — пробормотала я. — Годы жизни бок о бок! Ну нет, я, слава Богу, не успела… или не далась… Только вот интересно: почему-то все время одни и те же картины перед глазами. К чему это? Может, я схожу с ума? Зациклилась? Или они что-нибудь означают?

— А какие именно картины? Можешь описать? — деловито спросила Людасик. В глазах у нее засветилось профессиональное любопытство.

— Да глупости разные… Например, как он на диване сидит: сгорбится, смотрит перед собой и моргает — не как все люди, а как-то снизу вверх… Или как яичницу жарит. Разобьет яйца прямо на сковородку, а потом скорлупки выковыривает. Глупо, да?

— Все нормально! — отрезала Людка. — Это чисто женский инстинкт: «Не уберегла! Не научила яичницу жарить! Пропадет он, бедный, без меня…» Главное — не поддавайся, Маринка! Через месяц-полтора само пройдет. Захочется порыдать — дыши поглубже. Имей в виду, дыхание — это ниточка, через которую к нам идет здоровье!

— Нет, ты посмотри на нее! Натуральный психотерапевт! — прокомментировала Римус. — Людка, где ты такого набралась?

— Есть соответствующая литература… Успокаивает, кстати, лучше романов! И вообще интересно: что там дальше? Хотя с этой жизнью уже все в общем-то понятно. Через десять лет — климакс. Через пятнадцать — пенсия. Через двадцать — здравствуй, старческий маразм… Одна надежда на здоровое питание. Плюс биодобавки…

— Ты рехнулась, что ли, Людмила? — осведомилась Римка. — Сложим, значит, ручки крестом?! Ну уж нет, фигушки! Да я, может, еще ни разу в жизни блондинкой не была! Ни с одним итальянцем не целовалась! Меня муж еще, может, в Венецию обещал повезти! На карнавал! А?!

Вдруг мы разом пришли в возбуждение и стали кричать несвязно, перебивая друг друга, как пьяные. Хотя пили всего лишь зеленый чай с жасмином и магнолией.

— Не в этом дело! Просто все люди разные. У некоторых все жизненное назначение — быть просто чьим-то проводником, спутником, понимаете? Да и то с ограниченным сроком! А у некоторых — просто переставить, допустим, эту лампу с места на место… Потому и живут по-разному!

— …Или вот возьмите нового дворника. Говорят, бездельник! По утрам только бегает по спортплощадке, тренируется, а ворота закрывать забывает… А лично я думаю — нормальный дед! У него шаг твердый, как у завоевателя! И взгляд такой же! Жизненный тонус. И пусть себе крутится на брусьях! И безо всяких биодобавок!

— …А если, ты говоришь, это женский инстинкт, то почему иногда так страшно? Как будто своими руками что-то драгоценное разбила? А может быть, существуют какие-то тайные законы жизни, какие-то законы счастья, а просто мы их не знаем? И нарушаем почем зря?

— Существуют, конечно, а ты думала! И судьба, и законы, и суд… Я при Сережке как-то стала гадать по Пушкину, ну а он, конечно, сразу издеваться. И говорит: «Ты бы вот спросила у Пушкина своего — где он сейчас?» Я сдержалась и спокойно так говорю: хорошо, называй страницу и какая строчка сверху… Он называет… И что вы думаете?! Читаю: «Спокойно спит в сени блаженной!» Черным по белому! Хотите, перекрещусь?!

— …Не о том речь! Вот я по телевизору видела одного мужика, негра, певца какого-то. Так он внезапно прославился в шестьдесят семь лет! До этого всю жизнь пел в кабаках, кажется. А в шестьдесят семь снялся в каком-то фильме, в эпизоде — и вдруг обрушилась слава! В шестьдесят семь! Показывают — морщинистый такой дедок. Но глаза горят! И чувствуется, уверен — все лучшее у него впереди! Это что же значит? Значит, некоторые до своего звездного часа просто не доживают?! Не знают просто, что он еще впереди! Устали надеяться!

— По-настоящему тебе бы, Марысь, сейчас отвлечься… Уехать куда-нибудь, что ли. Сменить гардероб, сделать ремонт. Или хоть мебель в комнате переставить. По себе скажу…

— Мама уже занялась. Приобрела мне люстру — два зеленых колокольчика…

Непривычный зеленоватый свет заливал мою комнату. Теперь мама собралась сменить в ней старые тяжелые шторы на легкие гардины нежно-салатного цвета, а со временем купить и зеленоватый палас в тон. Я не мешала ей развлекаться этими преобразованиями. Меня они не занимали.

В гардеробе по-прежнему висели мои классические костюмы нежных тонов, а также безнадежно вышедшие из моды — только теперь я заметила это — серые юбка и свитер. А тоненькие девушки и молодые женщины надели этой весной яркие короткие кофточки со сборочками и шнуровкой и свитера с открытыми плечами, с отдельными, ничем не прикрепленными к ним рукавами.