Опередив Вадима, Нилка в два прыжка оказалась в комнате и замерла с открытым ртом. Ей понадобились все силы, чтобы не упасть от удивления.

Стол был сервирован на две персоны обожаемым Нилкой керамическим сервизом – в глаза бросались яркие синие пятна тарелок на белой скатерти.

В центре композиции возвышался обернутый в рогожу и подпоясанный бечевкой горшок с лиловым гиацинтом – вот он, виновник, ввергший Нилку в заблуждение. С духами она поторопилась, но все остальное…

Обескураженная Нилка обернула лицо к Вадиму:

– Кому это все?

– Для тебя, – перевирая мотив, запел Вадим, – для тебя, для тебя самым лучшим мне хочется быть.

Ревность, коброй дремавшая на сердце после разговора с Томкой, подняла голову и угрожающе шевельнула хвостом.

– Не ври, ты не знал, что я приеду! – сжала кулачки Нилка, отступила и неожиданно для себя разрыдалась от злости. Да за кого он ее принимает, трепло несчастное?

Благодушное настроение Вадима испарилось.

– Прекрати истерику. Я позвонил в агентство, и мне сказали, что ты взяла билет.

– Они не знали, что я заеду домой!

– Тоже мне, бином Ньютона. Тебя нетрудно просчитать!

Нилка ощутила под ногами бездну: они ссорятся, и виновата в этом она. Какая разница, откуда Вадим узнал, что она приедет? Может, это сердце-вещун ему подсказало? Скорее всего, именно сердце – до Лондонской недели есть время, и ничего удивительного, что она в последнюю минуту решила на эти несколько дней прилететь домой.

Никакие аргументы не действовали, слезы не останавливались.

– Сейчас, сейчас, я больше не буду, – испуганно бормотала Нила, – я уже успокоилась.

Размазывая по щекам потоки, с виноватым видом потянулась к Вадиму, он принял ее в объятия, и Нилка успокоенно затихла.

От плеч Вадима, от его губ, рук, голоса, от запаха кожи в груди у Нилки разрасталась нежность.

– Я так соскучилась, – прошептала она и потерлась о Вадима мокрой щекой.

– Ты пока сходи в душ, рева-корова, а я посмотрю, что там с мясом. – Вадим хлопнул зареванную любовницу пониже спины и подтолкнул к ванной.

– Корова?! – пришла в неописуемый ужас Нилка.

– Черт возьми! Ну, что ты на самом деле как маленькая, – поморщился Вадим, – это же чисто фигура речи. Ты у меня газель.

В Нилкиных ресницах еще блестели слезы, но она улыбнулась счастливой улыбкой, коротко кивнула и поскакала в душ.

В ванной, сняв заколку, тряхнула головой и запустила пальцы в волосы. Как же она устала за четырнадцать часов в «Боинге» и как же хорошо дома!

Вообще с волосами что-то нужно делать, вид у них неважный. Тусклые, с посеченными кончиками. Нилка еще раз встряхнула головой.

В это мгновение взгляд ее зацепился за какой-то предмет на полке и остановился.

Рядом с туалетной водой Вадима, его станком и кремом для бритья нагло устроилась чужая заколка для волос – «банан»…

«Нет», – взметнулось в оглушенном сознании. «Да», – говорила заколка.

Стены покачнулись, Нилка поднесла ладонь ко рту и зажала вопль. Только не это!

Смотреть было не так страшно, как думать. Нилка готова была рассматривать заколку сколько угодно долго, лишь бы одна страшнее другой мысли табуном не ломились в голову. А они ломились. Безжалостные и откровенные. Убийственно безжалостные, дьявольски откровенные и красочные.

«Ты дала себе слово заранее все простить Вадиму, все семь смертных грехов, и прелюбодеяние в том числе, – напомнила она себе. – Вот и представился случай. Давай, тренируй волю».

Нилка всмотрелась в свое отражение – перед ней стоял другой человек. Мышцы поехали вниз, уголки рта страдальчески опустились, веки отяжелели.

Неужели она не справится?

Нет, одна не справится. Только вдвоем. А лучше – втроем.

Нам нужен ребенок, ясно осознала Нилка, и несчастное выражение сменилось решительным, морщинка между бровями спряталась, лицо разгладилось, в глазах появился лихорадочный блеск.

Никакой хандры, никакого отчаяния, улыбка, как на подиуме, и легкая походка. Она – лучшая в этом городе. Она, и только она достойна Вадима. Между ними не проползет никакая змея-разлучница.

…От мяса поднимался насыщенный пряный дух, но Нилка не испытывала голода. Вяло отщипывала от куска, совала в рот и держала за щекой – как в детстве, когда бабушка пичкала ее насильно. Глотала с усилием, только чтобы не расстроить Вадима – ведь он старался – и развлекала любимого разговорами.

– Какой-то жирной гадостью волосы перемазали, представляешь, мы несколько дней отмыться не могли. Вообще ничего не брало. Что я только не пробовала – бесполезно.

– Бриолин, наверное.

– И зачем, спрашивается? Обязательно надо выпендриться.

– Ну, на то они и стилисты.

– Кто-то даже средством для мытья посуды пробовал смывать эту пакость. Зато знаешь, какую я научилась готовить пасту? С томатами и базиликом! М-м-м… Пальчики оближешь!

– Здорово, – согласился Вадим.

– Быстро, дешево и сердито. И еще мне очень нравится теплый салат из курицы и баклажанов с рукколой.

– Ты полюбила готовить?

– Да.

– Идеальная женщина?

Нилка скромно потупилась:

– Не знаю, наверное.

– Приготовишь что-нибудь?

– Да хоть завтра.

– А танцы? – Вадим поднял изучающий взгляд. Он вообще все время присматривался к Нилке, будто привыкал заново.

– Ничего страшного, – легкомысленно отмахнулась она, – вместо танцев устроим романтический ужин.

На танцах у Нилки кружилась голова – невозможно же работать без отдыха, – но это был еще один ее секрет.

– За мной вино. – Вадим продолжал изучать Нилку, и она не знала, куда деться от его настойчивого взгляда.

– За мной поляна.

– По-моему, мясо тебе не нравится. Или ты не голодная? – неожиданно спросил Вадим.

– Не особенно. Нас кормили в самолете. Рыба красная была, салат из помидоров и чай с булочкой.

– Понятно. Только после перелета прошло больше трех часов.

Разговор Нилке активно не нравился. Нет, говорить о еде она могла сколько угодно, но чувствовать себя подопытной морской свинкой – к этому она готова не была. У нее все в порядке, и нечего ее рассматривать, как под лупой. Если только…

Если только Вадим не ищет повода придраться.

– Вадюша, я видела в ванной заколку для волос – чья она?

– Разве не твоя? – быстро ответил вопросом на вопрос Вадим.

– Нет, – Нила с сомнением и надеждой посмотрела на любимого, – у меня такой никогда не было.

– Ты просто забыла.

– Может быть. Я устала, – ухватилась за спасительную идею Нилка, – мне бы в постель поскорее.

– Давай я уберу, – предложил Вадим, – а ты иди ложись.

– Не хочу без тебя.

– Хорошо, – легко уступил Вадим, – я потом уберу.

После этой ночи Нилка уверовала в их любовь.

Откликаясь на ее мысли, богочеловек впервые за все время не воспользовался презервативом и не сдерживал себя – это было лучшим доказательством, это было лучшим подтверждением его чувств.

– Ты не боишься, что я залечу? – с лукавством спросила Нилка.

– А ты?

– Я – нет, – уверенно ответила она.

– Наконец-то, – прошептал Вадим, – я думал, что не дождусь этого. Все-таки без резинки – совсем другое дело.

Нилка изнывала от любви, открывалась навстречу и неумело изображала оргазм.

…Это была вторая Нилкина самостоятельная вылазка за границу, но вкус новизны полеты еще не утратили.

Пугаясь и приходя в восторг от своей решимости, Нилка прошла паспортный контроль. Пока ждали посадку, загордилась собой, и место в салоне самолета заняла с видом утомленного перелетами бывалого путешественника, и продолжала собой любоваться весь полет. Кто эта незнакомка в джинсах, клетчатой рубашке и вязаной кофте?

Нью-Йоркская неделя моды плавно перетекла в Лондонскую. Лондонская должна была перетечь в Миланскую. Все говорило о том, что быть Нилке (Дуньке, Маньке) в Париже в этом сезоне! (Yes, yes, yes!)

– Ненила? – окликнули ее там, где она меньше всего ждала, – в аэропорту Хитроу.

Откуда-то было знакомо это «Ненила», и смуглый, с едва заметной сединой в висках тип в черной водолазке и с пиратской серьгой в ухе, который встречал ее на выходе, тоже был смутно знаком. Откуда-то она его знала. Они где-то встречались. Где это было? В каком-то загородном клубе, куда притащил ее Вадим. Нилка с трудом вспомнила: партнер Валежанина, Рене Дюбрэ!

– Бонжур! – Тип обнял опешившую Нилку и трижды приложился жесткой щекой к ее щеке.

– Здрасте, – невнятно пробормотала Нилка. Чувствовала она себя глупее некуда. Почему Вадим не предупредил, что ее будут встречать, да еще и Рене Дюбрэ? Почему-то меньше всего хотелось, чтобы сейчас этот смуглый француз оказался рядом.

– Готова к вертикальному взлету? – прощупывая Нилку пристальным взглядом из-под очков, тем временем спрашивал Рене.

Нилка была не вполне уверена, что правильно поняла француза, но ее настолько поразил его русский, что она на всякий случай кивнула:

– Готова.

Дюбрэ явно делал успехи – акцент почти исчез, выдавали иностранца в нем только интонация и логическое ударение.

В агентстве, куда привез ее Дюбрэ, Нилке выдали около ста евро на карманные расходы и вручили расписание кастингов – хвала и слава Валежанину.

Принцип «волка ноги кормят» с успехом заменил все другие принципы, Нилка рыскала по кастингам, таскала с собой джентльменский набор модели: туфли, увесистое портфолио, разговорник, косметику и карту Лондона.

Окрыленная пророчеством Вадима («Скоро тебя будут рвать между собой все ведущие дома моды»), Нилка послушно шла на поводу у судьбы.

Пророчество сбывалось: Нилкин типаж пользовался успехом – ее отбирали на показы известные дома моды, через день она с удивлением обнаружила, что время до конца недели расписано.

Все говорило о том, что в Нилкиной карьере начался новый виток. «Благодаря Вадиму», – не забывала добавлять Нилка, и сердце сжималось при одном его имени.

Съемки, примерки, репетиции, дефиле – Нилка вошла в ритм и кружилась, как балерина в шкатулке, и вдруг завод закончился.