– По стопам отца? Ты что имеешь в виду?

– Пьянство. Он слишком много пьет.

– И люди думают, что виновата Сара?

– Положим, он всегда любил выпить, но по возвращении миледи из Испании стал забывать вовремя остановиться. Знаешь, она помыкает им, он пляшет под ее дудку так, будто… она его чем-то держит.

– И чем же?

– Лиз Дэвидсон, она там работает…

– Да, я с ней знакома.

– Она иногда сюда заходит, пока ждет автобуса. Так вот, Лиз считает, что Пол безумно влюблен в Сару, просто одержим ею.

А Сара тоже его любит, как она считает?

– Лиз не знает. Но надеюсь, что Сара влюблена в кого-нибудь другого.

– Почему?

– Потому что она беременна.

– Откуда ты можешь знать?

– Лиз сказала… Правда, она не совсем уверена. Но она видит Сару каждый день, к тому же знает, что ту тошнит по утрам, и кроме того у нее «такой вид».

– Да будет тебе, Мэнди. «Такой вид»!

– Я знаю. Но Лиз тут опытнее других. Она старшая из семи детей, а ее мать снова ждет ребенка. Вот почему ей так нравится работа на стоянке трейлеров – можно месяцами не бывать дома.

– Мне кажется, есть другое объяснение, почему ей нравится эта работа.

Мэнди взглянула на меня и ухмыльнулась.

– Ты тоже заметила? Да, она без ума от Пола, потому так внимательно за всем и наблюдает. Боится, что стоит Саре сказать ему, и они поженятся, так что ей самой уже не на что будет рассчитывать.

– Значит, Пол еще не знает?

– Лиз уверена. Он не умеет так хорошо скрывать свои чувства, как Сара. – Я долго молчала, и Мэнди принялась разворачивать бутерброды. Выложила их на тарелку, пододвинула ее ко мне. – Вот, лучше всего эти, с сыром. – Она наклонилась через стол и понизила голос: – И нет нужды так уж восхищаться добротой миссис Алвини. Она просто решила, что сегодня ей их уже не продать, вот и все. – Я попробовала бутерброд, он мне понравился. И вскоре я протянула руку за вторым. – Остался еще один с сыром, или ты хочешь рискнуть на бутерброд с курятиной?

– Почему рискнуть? Он что, совсем несвеж?

– Нет, но здесь всего один, а я их люблю больше всего!

Мы хихикали как школьницы. Мэнди принесла нож, разрезала бутерброд и протянула мне половину. Когда мы закончили есть, Мэнди преувеличенно шумно вздохнула.

– В чем дело? – поинтересовалась я.

– Я люблю посплетничать, как все женщины, но вовсе этим не горжусь.

– Мэнди, я сама спросила тебя о Саре. Ты ведь не стала бы говорить о ней по своей инициативе?

– Наверное, нет.

– Так давай забудем об этом, ладно?

– Ладно. А о чем еще ты хотела меня спросить?

– Да ты уже мне ответила. Мне хотелось знать, кому принадлежало кафе, когда я была ребенком.

Мэнди отнесла посуду на кухню, мы вышли из кафе и пошли вместе по городу. Мэнди жила близко, да и мне до дома миссис Брэдфилд было недалеко.

Я нашла ее адрес и номер телефона в записной книжке бабушки, все еще лежавшей в ящике телефонного столика в холле. Я решила, что должна предупредить ее о своем приходе, и позвонила ей.

Дом миссис Брэдфилд находился в лучшей части города, во всяком случае, по словам Мэнди. Мэнди показала мне кратчайший путь через пешеходный мост над железнодорожными путями. Перед тем как расстаться, мы остановились на перекрестке.

– Значит, я вскоре снова тебя увижу? – спросила она.

– Да, обязательно.

– Знаешь, я не работаю по воскресеньям, и мне всегда хотелось побывать в Дюн-Хаусе.

– Это невозможно.

– А, понятно.

– Не делай поспешных выводов и не дуйся, Мэнди О'Коннор. Я завтра уезжаю в Лондон повидать мою подругу Джози, взять кое-какие вещи и все такое. Пробуду там пару дней. И навещу тебя, как только вернусь.

– Ладно. До встречи.

Мэнди ушла, а я направилась к дому женщины, которая была старейшей приятельницей моей бабушки.


Обсаженная деревьями улица выглядела очень респектабельно. Уже смеркалось, но на улице все еще носились дети на дорогих велосипедах и роликовых коньках.

Палисадники казались ухоженными, хотя и не слишком затейливыми – в основном клумбы с цветами. Я улыбнулась про себя. Откуда вдруг такой интерес к садоводству? У меня, Бетани Лайлл, у которой неизбежно чахли все комнатные растения. Вероятно, сказалось то, что сад в Дюн-Хаусе, как выяснилось, был распланирован моим отцом. Мне обязатель надо привести его в порядок.

К большинству домов были пристроены гаражи на одну или две машины. У до миссис Брэдфилд, довольно скромного, гаража не было.

Дверь открылась почти сразу, как только я нажала на звонок.

– Здравствуй, дорогая!

Голос миссис Брэдфилд оказался еще более характерным, чем мне послышалось по телефону. Он звучал так, будто его прокурили еще в ранней молодости и с той поры постоянно подлечивали джином.

Она была высокой, стройной и элегантной. Серебристые седые волосы аккуратно уложены в пряди, обрамляющие задорное личико. На ней – облегающее черное платье из чего-то мягкого и шелковистого. Она, видно, была в возрасте бабушки, то есть за семьдесят, и все же ей никто дал бы больше пятидесяти. Единственная уступка возрасту – туфли на довольно низком каблуке.

– Бог ты мой, те же фамильные черты! – Она отступила и жестом пригласила меня войти.

В ее гостиной все было выполнено в бледно-розовых и светло-зеленых тонах. Исключение – роскошный ковер белого цвета. На маленьких столиках – дорогие безделушки.

Центральное место в этой комнате занимал портрет над камином. Он изображал миссис Брэдфилд в совсем юном возрасте. Она стояла в лунном свете на вершине скалы в чем-то воздушном, вызывающем ассоциации с туманом.

Я подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть портрет. По покрою платья и волосам до плеч можно было заключить, что он написан где-то в сороковые годы. Картина напоминала кадр из фильма. Так и оказалось.

Миссис Брэдфилд подошла и, встав рядом со мной, задумчиво произнесла:

– «Дождусь зари». Последний фильм, в котором мы с твоей бабушкой снимались вместе. Я была звездой. Мой псевдоним – Лаура Ленор, не помнишь? – Она с надеждой взглянула на меня, затем печально покачала головой. – Да нет, ты слишком молода. Но хотя твоя бабушка играла вторую роль, она заполучила обоих мужчин. – Я не успела попросить разъяснений, как она продолжила: – Портрет – подарок режиссера. Некоторое время спустя, расставшись с Артуром, я вышла за него замуж. Но тебе это не интересно.

– Пожалуйста, расскажите мне, что вы имели в виду, сказав, что бабушка заполучила обоих мужчин. Понимаете, я совсем недавно узнала, что она была актрисой…

– Да, Франсис была актрисой. Я же была тем, кого люди называют кинозвездой. Но ты садись, дорогая. Вот сюда, на диван, тогда я смогу сесть рядом. Шерри хочешь? Или что-нибудь не столь женственное?

Мне удалось убедить ее, что я хочу лишь чашку кофе. Я еще собиралась поработать вечером, потому что не могла уехать в Лондон и предстать перед Джози, не закончив работу для ее друзей.

Разговорить миссис Брэдфилд ничего не стоило. Она рассказала мне, что моя бабушка, тогда Франсис Браун, прошла традиционный путь актрисы – драматическая школа, провинциальные труппы, потом – театр в Вест-Энде и только позднее – роли в кино.

– Я сама немного танцевала, немного пела и умела произносить текст, но я обожала кино и решила во что бы то ни было пробиться, – сказала миссис Брэдфилд. – К счастью, я оказалась очень фотогеничной.

– Расскажите мне о последнем фильме, в котором вы снимались вместе, – «Дождусь зари».

– Фильм про войну, храбрые английские летчики, оставленные ими дома жены и героические борцы французского Сопротивления. Я играла героиню, помахавшую своему возлюбленному ручкой и терпеливо ожидавшую его после того, как его сбили над Францией. Я отказываюсь от всех предложений руки и сердца, а в финале узнаю, что он влюбился в спасшую его француженку.

– Которую играла моя бабушка.

– Разумеется. Она по внешности идеально подходила для этой роли.

– Значит, по фильму вы благородно отказываетесь от любимого…

– А в жизни твоя бабушка и в самом деле увела героя и вышла за него замуж.

– Не понимаю. Она ведь не выходила замуж за актера до дедушки?

– Нет, под героем я имею в виду именно твоего деда. Он служил в армейской разведке, и кинокомпания пригласила его в качестве консультанта, знатока французского Сопротивления. Боялись невзначай раскрыть какие-нибудь секреты.

Я постаралась переварить новую информацию. Все случилось очень давно, но миссис Брэдфилд рассказывала так, будто это произошло вчера. Она явно была к себе несправедлива, когда называла себя плохой актрисой.

– Вот, выпей. Думаю, тебе требуется что-то покрепче кофе. – Она налила мне большую рюмку коньяку и, когда я начала протестовать, сказала: – Делай, что тебе говорят, девочка. – И я взяла рюмку. – Разумеется, я простила Франсис то, что она утянула Артура Темплтона из-под самого моего носа. Мы стали друзьями. Когда мой Джордж так трагически рано умер, мне показалось вполне естественным приехать сюда, поближе к ней. Но ведь ты пришла сюда не о бабушке разговаривать, я права?

– Да.

– Я не могу тебе рассказать, – сказала она тихо и печально.

– Простите?

– Я знаю, ты забыла тот день, когда умерла твоя мать… – Не только тот день, я забыла все мои первые семь лет! – Но Франсис всегда верила, что рано или поздно ты вспомнишь. Она взяла с твоего отца обещание, что он скажет ей, если это произойдет. Они ведь иногда переписывались… – Мне припомнилось, как, разбирая архив отца после его смерти, я испытала неясное ощущение, что он многое уничтожил. – Она надеялась, что, вспомнив, ты приедешь сюда и вы сможете справиться с этим вместе, – продолжила Лаура Брэдфилд.

– Но почему? С чем я должна справиться?

– Она не хотела, чтобы ты чувствовала себя виноватой… чтобы ты казнилась…