Клэр Бенедикт - Из плена прошлого

Из машины я выбралась с опаской. Но даже короткий отдых помог, я почти не хромала, поднимаясь по ступенькам.

– Зайдешь? Выпьем кофе.

– Да, с удовольствием. Я ведь к тебе и ехат.

Я сняла сапоги, прежде чем войти в дом, а внутри первым делом начала стягивать плащ. Грег поставил кейс на пол, чтобы помочь мне.

– Дай-ка плащ сюда. Ты уверена, что не хочешь и его оставить снаружи?

– Нет, он не так уж плох, мне даже нравится. Повешу куда-нибудь просохнуть.

Грег прошел за мной на кухню и, пока я вешала плащ на вешалку, снял кожаную куртку и повесил ее на спинку стула. Потом налил воды в чайник и достал пару кружек из буфета.

– Слушай, скажи мне, что где, и я сварю кофе. Тебе, наверно, стоит подняться наверх и обсушиться.

Да, он прав. Бабушкин плащ местами пропускал воду, так что моя одежда была вся во влажных пятнах. А вот капюшон оказался надежным, и волосы на этот раз не облепили лицо. Я подняла голову и увидела, что он смотрит на меня.

– В чем дело?

– Твои волосы…

– Что с ними?

– Очень красивые. Что ты с ними сделала?

– Ничего. Просто воздух влажный, вот они и вьются слегка. Но это ненадолго…

Я видела, что он поднял руку, но не: смогла шевельнуться. Он слегка коснулся моей щеки, потом поднял волосы и позволил им пробежать между пальцами. Затем положил мне руку на шею, ласково поглаживая ее. Я почувствовала, что дрожу. Он не сводил с меня взгляда. Я подняла руки, обняла его и притянула к себе. Он крепко прижал меня и коснулся губами моих губ.

Поцелуй не был страстным, скорее медленным и нежным, но он потряс нас обоих до глубины души… Я оставила его варить кофе, радуясь, что он, так же как и я, потерял дар речи, и бросилась в свою спальню. На лестнице всегда было темно, так что я щелкнула выключателем. Безрезультатно: очевидно, перегорела лампочка. Мой фен все еще лежал на полу, включенным в розетку. Я споткнулась о него в темноте, но, похоже, не повредила. Отодвинув его ближе к стене, я вошла в спальню, чтобы переодеться.

Пока я сбрасывала платье и натягивала джинсы и хлопчатобумажную рубашку, Грег приготовил кофе и отнес поднос в гостиную. Я нашла его у балконной двери.

– Прелестный сад, но довольно запущенный, – заметил он, не оборачиваясь.

– Знаю, надо будет что-то сделать, но я ничего в садоводстве не понимаю. Тут я совершенно беспомощна. Моя подруга Джози даже называет меня «Смерть комнатным растениям». Видно, в этом я пошла в отца.

– Но твой отец наверняка любил этот сад. Уверен, что именно он и сделал его таким.

– Откуда тебе это известно?

– Бетани, насколько хорошо ты знаешь своего отца?

– По-видимому, не слишком, – с горечью призналась я.

Сев в кресло у камина, я обеими руками взяла кружку с кофе с журнального столика. Грег сел напротив. Я вспомнила свои грезы в первый вечер. Они закончились тем, что я в своих мечтах заметила его настороженный взгляд. Именно так он смотрел на меня сейчас.

– Мне хотелось бы, чтобы ты ответил на мой вопрос, – сказала я.

Он опять не дал мне прямого ответа.

– Я знаю, что твой отец – художник…

– Что же, я и этого не знала.

– Мне довелось видеть некоторые из его работ…

– Которых я никогда не видела.

– Я это понял тогда, в монастыре. Ты так… бурно прореагировала, когда увидела его рисунок. Ну, а что касается этого сада, то я видел наброски, эскизы сада, пояснительные записки.

– Где?

– В галерее.

– Работы моего отца есть в галерее? Почему же я их никогда не видела?

– Потому что он, похоже, бросил писать, когда увез тебя отсюда. Все его работы, которые можно увидеть, относятся к давним годам, и их очень немного.

– Грег, когда ты решил делать передачу о монастыре, ты знал, что я буду здесь?

– Конечно нет. Я и понятия не имел, кто сейчас живет в Дюн-Хаусе.

– Сейчас?

Он улыбнулся моей подозрительности.

– Я же уже говорил, что жил одно лето в Ситонклиффе, когда был мальчишкой. Твой отец был талантливым и начинающим преуспевать художником, к тому же в таком маленьком городке всегда сплетничают о жильцах большого дома.

– Ты знал, что я только что приехала?

– Ну, я догадался, вспомнив твою реакцию на мой вопрос об отпуске. Знаешь, я ведь приехал сюда за пару дней до тебя, – продолжил он, – и сомневаюсь, что вернулся бы сюда, не найди я ту старую рукопись.

– И на этот раз ты не живешь на трейлерной стоянке. – Грег улыбнулся. Нет, он не дождется от меня вопроса о том, где же он остановился на этот раз. Пусть играет в свои глупые игры, если ему так хочется. – Я приехала, потому что бабушка оставила мне этот дом… то есть он будет моим, если я соглашусь.

– А что ты решила?

– Думаю, я соглашусь.

– Замечательно, мне не придется обсуждать мои планы с кем-нибудь еще! Теперь насчет обещанных переводов… – Он допил кофе и сходил в холл за кейсом. – Вот, я их тебе оставляю. Мне неловко присутствовать, когда ты их будешь читать. – Он положил папку на кофейный столик.

Стоя в дверях, я глядела на отъезжающую машину. Мне хотелось спросить его о многом, но, хотя Грег и отвечал охотно, он установил некоторые границы. А еще я не была уверена, что он всегда отвечал мне правдиво. Он не лгал насчет причины своего возвращения в Ситонклифф. Однако я ощущала: он знает значительно больше о моей семье, чем может знать человек, проживший здесь неподалеку вместе с матерью всего одно лето. Откуда, например, ему известно, что отец «увез меня отсюда»? Наиболее приемлемым объяснением было то, что лето, проведенное им тут, было тем самым, когда умерла моя мама.

Я не могла заснуть. Лежала в постели, с каждой минутой все больше возбуждаясь, будто у меня лихорадка, пока наконец не встала и не подошла к окну. Приоткрыла его немного, чтобы впустить прохладный воздух.

Ночь выдалась безлунной, на море белели клочья тумана.

В такое состояние меня привели сделанные Грегом переводы стихов. Простые, полные энергии, они восхваляли жизнь мужчин и женщин на земле. В них высказывалось сомнение насчет возможности будущей вечной жизни. Да, как ни набожны были монахи, в ханжестве их нельзя было обвинить.

В некоторых стихах описывалась любовь мужчины к женщине и то, что они делали вместе. Неприличными их ни в коем случае нельзя было назвать. Неудержимые, полные жизни, но скорее невинные. А если вспомнить, кто их перевел, то и тревожащие.

Из заметок Грега я узнала, какую программу он собирается сделать. Он хотел рассказать о том, как жили и работали монахи и монахини в своих монастырях, собираясь вместе лишь на молитвы в небольшой церкви.

Содержался там и намек на тайну, касающуюся молодой женщины, не желавшей быть монахиней, и монаха, вдохновленного ее красотой и молодостью и посвящавшего ей стихи. Они начали встречаться на острове, где он должен был строить келью отшельника. Я вспомнила остров – идеальное место для тайных свиданий.

Мне стало холодно. Я еще немного постояла, прислушиваясь к шуму волн, но потом усталость прогнала меня в постель. Я заснула, и мне снова снились беспокойные сны.

Однако когда я утром проснулась, то смогла вспомнить лишь лицо женщины, распухшее лицо утопленницы, в светлых волосах которой запутались водоросли…

Сама не знаю, почему меня снова потянуло к каменным гробам. Я стояла в полуразрушенной часовне, смотрела на них, и, мне казалось, начинала понимать, куда завели Грега его находки и воображение. Программа могла получиться весьма драматичной – история запретной любви и трагедия, к которой эта любовь привела…

По дороге обратно я увидела собаку Пола. Я как раз закрывала дверь часовни, когда пес мелькнул среди старых надгробий. Заметив меня, он остановился, потом осторожно приблизился. Казалось, он удивлен не меньше меня.

– Привет, Бенджи. А где твой хозяин? Где Пол?

Пес склонил голову набок и посмотрел на меня умными глазами. Я глянула в ту сторону, откуда он прибежал. Пола я не увидела, зато ко мне поспешно приближалась Лиз Дэвидсон.

Она оказалась не столь проворной, как лабрадор, так что, пока эта толстушка добралась до меня, она успела; запыхаться и раскраснеться. Ее волосы выглядели так, будто она забыла причесаться.

– Ох, привет, мисс Лайлл. – Она с шумом вздохнула. – Спасибо, что задержали Бенджи.

– Он сам остановился.

– Ну тогда спасибо, что не дали ему убежать дальше.

Она дружески улыбнулась мне. Наверное, в джинсах и свитере, с аккуратно причесанными волосами, я выглядела респектабельнее, чем когда я вся мокрая появилась у нее в офисе.

Лиз наклонилась, чтобы застегнуть карабин на ошейнике Бенджи. Пес не возражал, более того, лизнул ей лицо. Она отмахнулась от него со смехом:

– Отстань, вредная собака! Пошли, отведу тебя к хозяину.

Но тут улыбка её исчезла, сменившись обеспокоенным выражением. Я спросила:

– Что-то не так?

– Нет. Ну да… Я не должна говорить…

– Что-нибудь случилось с Полом?

– Ничего необычного.

На лице ее я заметила тревожное выражение и сказала:

– Давай я тебя немного провожу. Можешь рассказать мне, если захочешь, конечно, что тебя беспокоит.

Мы пошли к дороге вдоль скал, прочь от Дюн-Хауса. Сначала она молчала, но когда я спросила, почему Бенджи бегал один, а она за ним, Лиз нерешительно пояснила, что пес разбудил ее, скребясь в дверь трейлера.

– Это уже не в первый раз, так что я натянула джинсы, прежде чем открыть дверь. К тому времени этот чертенок рее умчался далеко вперед, вот мне и пришлось мчаться за ним.

Она тяжело вздохнула, и я подумала, что она не собирается больше ничего мне рассказывать.

– Значит, ты живешь на стоянке? – спросила я.

– В летние месяцы. Обычно с начала июня до начала сентября. Уже со следующей недели с началом учебного года народу станет значительно меньше, так что я буду работать неполный день.