Надин Арсени - Из Парижа в Париж

Наконец Жерару удалось перевести дух.

— Отправляйтесь в ванную, а я спущусь вниз за вторым одеялом, — и он вышел, оставив меня наедине с мылом, губкой и потоками теплой воды.

Растираясь белым махровым полотенцем (к счастью, безукоризненно чистым), я снова ощутила себя человеком. Не могу сказать, что жизнь казалась прекрасной, но уж сносной — во всяком случае. С сожалением покидая царство мыла и горячей воды, я накинула на голое тело простыню и проскользнула к постели мимо раскинувшегося в кресле Жерара. Пожелав спокойной ночи, он тут же занял мое место в ванной.

Я заснула, едва успев донести голову до подушки, и не слышала, как он вернулся и улегся рядом; только почувствовала сквозь сон его пальцы, осторожно сжавшие мою руку и тут же отпустившие ее. Это прощальное рукопожатие почему-то породило в моем дремавшем сознании мысль о том, что в течение всего дня я ни разу не вспомнила о Симоне. Вероятно, я спала с глупой улыбкой на губах.

Проснулась я оттого, что было очень жарко — вечером мы забыли задернуть шторы и теперь солнце залило убогую комнатенку расплавленным золотом. Вероятно, время было не раннее. Я сразу открыла глаза и обнаружила, что лежавший рядом совершенно посторонний мужчина тоже уже не спал.

Он смотрел на меня, но я не могла поймать его взгляд, обращенный не на лицо, а несколько ниже. Проследив его направление, я с ужасом уставилась на собственное, совершенно обнаженное тело, вскрикнула и натянула одеяло до самого подбородка. Проклятая привычка спать без одежды! Ее может себе позволить только «секс-символ эпохи», коим я себя отнюдь не считала. Интересно, как давно проснулся Жерар?..

У меня было ощущение, что меня застукали за каким-то неблаговидным занятием, хотя по логике вещей его следовало бы испытывать Жерару. Он не торопясь отвернулся. Мне показалось, что на его губах промелькнула легкая улыбка. Снисходительная или просто добродушная? У меня не было времени на подобные размышления; я вскочила, завернувшись в простыню, и отправилась в ванную одеваться. Когда я вышла, Жерар был полностью готов к выходу. Наскоро позавтракав в столовой пансиона, мы подхватили рюкзаки и отправились к шоссе, где Жерар сразу сумел остановить очередной грузовик.

До Лиона было всего шестьдесят километров, но мы решили сделать там длительную остановку — в большом городе можно прилично заработать, Жерар надумал дать там несколько «концертов».

Наш водитель не отличался разговорчивостью, он не приставал к нам с расспросами. Мы тоже молчали, все еще испытывая неловкость после маленького инцидента, сопутствовавшего моему пробуждению. Кабина грузовика оказалась довольно тесной, и я чувствовала своим плечом плечо Жерара, хотя он и старался занимать как можно меньше места.

Этот неизбежный физический контакт, равно как и воспоминания об утре в Меконе, сосредоточили мои мысли на соседе. Безусловно, он знал обо мне гораздо больше, чем я о нем, по крайней мере, я-то не видела его голым! Это соображение заставило меня усмехнуться, и Жерар удивленно повернул голову в мою сторону.

«Интересно, а что сейчас поделывает мама Люка? Почему она не участвует в этом дурацком приключении?» — я впервые подумала о ее существовании, и меня начало разбирать любопытство. Задать Жерару прямой вопрос было бы чудовищной бестактностью, и я начала придумывать возможные варианты разговора, который можно было свести к этой теме.

— Знаете, выходя на сцену, музыкант всегда выбирает в зале зрителя и играет весь концерт для него одного. По крайней мере, я всегда поступаю именно так, — Жерар заговорил неожиданно и я вздрогнула.

Между тем он продолжал, не глядя в мою сторону:

— Раньше у меня не было с этим проблем — я играл для Франсуаз. Она не пропускала ни одного концерта… до тех пор, пока мы не развелись.

Чтение мыслей на расстоянии — достоинство или недостаток? Я смотрела на Жерара вопросительно. Он беспомощно улыбнулся, полуобернувшись ко мне.

— Почему мы расстались? — он понял по-своему вопрос, ясно читавшийся в моих глазах. — Я и сам не до конца понимаю… У нас были прекрасные отношения, она очень внимательно относилась к моим профессиональным занятиям, но, по большому счету, ей было просто не до меня.

Франсуаз — журналистка, репортер до мозга костей. Она не могла усидеть на месте, если где-нибудь возникала «горячая точка». Сначала я сходил с ума, когда она уезжала, отменял концерты и бросался за нею вдогонку. Когда родился Люк, это стало невозможно — мне не с кем было его оставить. Постепенно я привык… а потом поймал себя на том, что перестал ее ждать. Ее роман с репортером «Франс-суар» поставил точку, подведя итоги тринадцати лет нашей совместной жизни.

— Где она сейчас? — я почувствовала, что имею право задать этот вопрос.

— В Праге. Она — корреспондент «Пари Матч».

— В Праге?.. Туда мы тоже должны заехать? Не кажется ли вам, что наше путешествие честнее было бы назвать «поездкой по местам проживания беглых родителей»? Пункт первый — Милан, где скрывается от Люси ее милый папенька; пункт второй — Прага, там… живет мама Люка…

— Нет, не кажется, — Жерар не принял, да и не мог принять моего шутовского тона, — Люк понятия не имеет о том, где находится мать.

Мы молчали до самого Лиона, и я опять чувствовала себя виноватой. Почему? Потому что не сумела сдержаться? Или это не было чувством вины, а скорее досадой, что Жерару наконец удалось от меня отодвинуться?

Как бы там ни было, на окраине Лиона Жерар помог мне выбраться из высокой кабины и не сразу выпустил, когда я оказалась на земле.

— Вы разрешите сегодня играть для вас?

Неизвестно почему, ужасно захотелось поцеловать его, и я неловко чмокнула Жерара куда-то за ухо.

Успех Жерара превзошел все ожидания. Он сумел отыскать на городских улицах несколько «концертных площадок», где естественные декорации служили неплохим фоном для его печально-тягучей музыки. Он был в приподнятом настроении, его оживление захватило и меня: в перерывах я бегала в соседние бистро за «колой» и сэндвичами, помогала «патрону» отыскивать место для следующего выступления. Словом, получилась неплохая спутница бродячего артиста!

Играя, Жерар не спускал с меня нежно-внимательных глаз. Чуть приподнятые брови придавали его лицу удивленное выражение. Кого он сейчас видит — Жаклин или исчезнувшую Франсуаз? Этот вопрос больно кольнул меня, я предпочла на нем особенно не сосредотачиваться.

Бурная деятельность так увлекла нас, что мы не заметили приближения вечера. Еще по дороге в Лион я успела подумать о том, что большой город должен привлекать наших ребят обилием мест, где можно приятно провести время, оказавшись без родительского присмотра.

Мы сидели на открытой террасе кафе, потягивая ледяной «орандж». Я поделилась с Жераром своими соображениями, и он признался, что и ему подобные мысли приходили в голову. Мы решили остаться на ночь в Лионе и пройтись вечером по барам, где можно ожидать появления наших беглецов.

Лион и в самом деле оказался городом с довольно бурной не только дневной, но и ночной жизнью. На рыночной площади раскинулись ярмарочные балаганы, карусели и американские горки. Молодежь веселилась напропалую; пестрая толпа была столь многочисленной, что мы сразу же потеряли всякую надежду отыскать в ней своих детей, даже если они и находились сейчас рядом.

Очевидно, разочарование ясно читалось на моем лице. В качестве компенсации Жерар поволок меня в тир, где купил десяток патронов, половину из которых отдал мне. Я стреляла, не целясь, только, чтобы доставить ему удовольствие. Даже в детстве мне никогда не удавалось попасть ближе, чем в метре от мишени, а уж сейчас, когда слезы застилали глаза…

Зато Жерар оказался метким стрелком и подарил мне приз — дурацкую соломенную шляпку. Приобретение нового головного убора всегда означало в моей жизни расставание с дорогими людьми, и я подумала о том, что Жерар сумел угадать даже эту мою особенность. Ему не стоило трудиться — мы еще не успели по-настоящему встретиться, появление шляпки было явно преждевременным. Впрочем, эта забавная ситуация разбудила во мне заснувшее было чувство юмора, за что Жерара стоило отблагодарить.

В соседнем павильоне шла бойкая торговля лотерейными билетами, я потянула туда своего спутника в надежде на выигрыш, достойный соломенного чудовища, венчавшего теперь мою голову.

Судьба сжалилась надо мной и, вытянув из ящика, пестревшего яркими наклейками, крошечный клочочек бумаги, я оказалась обладательницей бутылки «Мартини», которую мне тотчас вручили под одобрительный хохот целой толпы длинноволосых юнцов.

— Моя дочь утверждает, что это — ваш любимый напиток! — я протянула Жерару свою добычу.

— И она совершенно права, — невозмутимо ответил он, склонившись в шутовском реверансе.

Он засунул бутылку в объемистый боковой карман куртки (рюкзаки мы пристроили в камеру хранения недорогого отеля еще утром) и, схватив меня за руку, поволок подальше от толпы, в полутемный сквер, видневшийся за павильонами.

Мы уселись на садовую скамейку, и Жерар тут же отвинтил металлическую бутылочную пробку.

— Вы собираетесь пить это прямо так? — саркастически спросила я.

— Лучше бы с водкой, но без нее можно и обойтись. Вам могу принести «пепси», если хотите.

«Да он — самый обыкновенный алкаш, пьет, чтобы залить горе после ухода своей ненаглядной женушки. А может быть, она и ушла от него из-за этого?» — я мрачно хмыкнула: если я окажусь права, ситуация усложнится!

Однако строить из себя святую невинность было не в моих правилах и я взяла из рук Жерара протянутую бутылку, молча упрекнув себя в непоследовательности и моля Бога о том, чтобы он избавил нас от слишком пристального внимания лионской полиции.