Голо Раймунд - Из мещан

– Терпеть не могу дураков!

– Мало ли умных женщин, мирящихся с тем, что их мужья ниже их по уму!

– Я не из их числа! – не сдавалась Полина.

– Но моя невестка писала мне, что за тебя сватается Альфред, и ты как будто ничего не имеешь против этого брака! Этот факт подтверждает изложенную мною мысль!

Молодая девушка немного смутилась.

– Что Альфред сватается за меня, это верно! Но что я не против твоего племянника, то разве это можно заключить из того, что я не отклонила его посещения, когда узнала, что он собирается в Геллерсгейм вместе со своим братом!… Он сейчас здесь, но я ему не подавала надежды! Хотя готова тебе сознаться, что стараюсь примириться с мыслью, что буду его женой!

– Боже мой! – воскликнул дядюшка огорченно.

– Но что вы можете иметь против него? Я не люблю, конечно, Альфреда, но разве в наш век любовь необходима?

Старик даже привскочил на месте от негодования.

– Да разве можно жить без любви?

– Ее может вполне заменить уважение, что гораздо надежнее!

– А ты не боишься, что вместо уважения может появиться раскаяние позднее?… Ты так молода, что лучше не спорь на эту тему!… За многие годы я успел изучить Альфреда! Он джентльмен до кончика ногтей, славный малый, его мать так воспитала, что если он клеит, например, коробочку, то не может налепить на нее других украшений, кроме тех, что только ей по вкусу. Так неужели такой человек может быть тебе опорой во время жизненных бурь?! Можешь ли ты, как и полагается женщине, доверчиво беззаботно глядеть вдаль, шагая рядом с таким человеком?!… О, дитя, в твоем сердце властвуют темные силы и они очень могущественны!… Чтобы побороть их, нужна сильная любовь мужественного человека, а бесхарактерность и слабость спутника жизни разбудит демонов твоего сердца!… И вспомни, дорогая Полина, ты можешь любить только победителя, героя, который покорил бы тебя, своевольную и гордую, потребовал бы от тебя смирения и послушания, а потом уже полюбил бы тебя и, отдав тебе свое сердце, потребовал также и твоей любви.

Молодая девушка слушала, как завороженная! Ей казалось, что дядя открывает в ней то, что ей самой было еще не ясно!

Вскочив с места, она порывисто обвила шею дяди руками.

– Дядюшка, милый дядюшка, успокой меня, скажи, что я не совсем уж дурная! – молила она дрожащим от волнения голосом того, кто любил ее больше отца.

Старик нежно и ласково провел рукой по ее блестящим, темным, вьющимся волосам.

– Нет, моя дорогая! Напротив, я уверен, что ты можешь осчастливить наилучшего из людей! Но только этот человек должен быть мужчиной в полном смысле слова!… А в том, что ты спешишь замуж, тебя винить нельзя! Отцовский дом тебе опостылел, и ты стремишься вырваться из него, чтобы не страдать, видя смешным своего отца! Тебе надоело молча страдать, и ты с геройским самоотвержением борешься с собой!… Но не стремись принести себя в жертву, положив на чужой алтарь свое сердце для сожжения его во славу чужих интересов!

– Вы чересчур хорошего обо мне мнения!

– Я отдаю только должное! – ответил дядя, искренно любуясь, глядя на Полину, которая была так хороша в эту минуту. – Я уверен, что то влияние, которое имеет моя невестка, как придворная фрейлина, а также богатство Альфреда, который после моей смерти будет самым богатым помещиком в крае, тянет к нему ту чашу весов, на которой уже лежит древнее и именитое дворянство Альфреда.

– Дядюшка, какие ужасные вещи ты говоришь!… Мне даже страшно становится и я задыхаюсь!… Пойдемте лучше на балкон!

Она потащила старика за собой и когда очутилась с ним на балконе, глубоко вдохнула всей грудью, говоря:

– Ах, как здесь свежо и прохладно!

Обернувшись в сторону дяди, она прибавила:

– Теперь довольно меня мучить! Дай мне порадоваться твоему приезду, ведь я так люблю тебя! Пойдем в парк, где я приготовила для тебя восхитительное местечко!… На возвышенности и какой вид оттуда!

Дядюшка улыбнулся.

– По-прежнему любительница природы?

– О, конечно!… Пойдем же, дядя!

По своей добродушной натуре он не стал больше спорить. Он считал, что раз заставил племянницу сложить оружие и заключить перемирие, этого было вполне достаточно.

Когда они вышли во двор, дядя Рихард заметил, что его дорожные чемоданы уже отнесли в замок, а экипаж, который следовал за ним в отдалении, вымыт.

Какой-то высокий и стройный мужчина в сопровождении старика-псаря, прошел через чугунные резные ворота, отделявшие парк от двора. Он прошел, не заметив ни Полины, ни ее дяди.

Прекрасная сильная фигура и изящная посадка головы невольно привлекли внимание дядюшки Рихарда.

– Кто это, Полина? – не без любопытства спросил он.

– Опекун! – кинула она небрежно. – Если ты хочешь с ним познакомиться, он всегда к твоим услугам!

Они уселись за кустами акации, скрывавшей их, и Полина принялась оживленно болтать. Теперь глаза ее сияли, а на лице не было и тени той мрачной складки, что лежала на нем во время разговора в замке.

Дядя весело шутил со своей любимицей, как вдруг схватил ее за руку, таинственно приложив палец к губам.

Девушка умолкла и тоже начала прислушиваться.

Кто-то произнес имя приехавшего старика, а другой отвечал ему на вопросы.

– Ты говоришь, что барон фон Браатц?… А ты хорошо расслышал, Антон?

– Очень хорошо, господин Геллиг! Да, и, кроме того, я прочел имя на чемодане: там ясно было написано!

– Барон фон Браатц… – с расстановкой произнес еще раз тот, кто спрашивал.

Он, казалось, находился в раздумье, но потом быстро и решительно сказал:

– Послушай, Антон, когда мы вернемся домой, ты можешь выложить мои вещи из чемодана: я раздумал ехать!

Полина, обуревая любопытством, раздвинула ветки кустарника и посмотрела на дорогу, но там уже никого не было.

– Ты не знаешь, кто назвал мое имя? – спросил дядя Рихард, который слышал только начало разговора.

Молодая девушка обернулась, и какая-то смесь радости и удивления лежала на лице ее. Как ни старалась она, ей не удалось придать своему голосу пренебрежительности.

– Вас это интересует?

– Да!

– О, всего-навсего опекун!

Поля, луга и леса, принадлежавшие к имению Геллерсгейм, очень красивый и удобный господский дом, в соединении с благоустроенными предместьями, являли собой значительное состояние. Все выставлялось на вид своей лучшей стороной…

Лес был огромный, полный разнообразных деревьев столетней давности, лужайки тенисты, кусты полны ягод… Поля желтели обильной жатвой. Хижины бедняков были в хорошем состоянии. Замок же был величествен и прекрасен, казалось, радость и ликование безотлучно пребывает в нем.

Однако в течение долгих лет в замке было очень тихо, а жизнь протекала печальная и скорбная.

Собственник имения, господин Ридинг, еще в ранней молодости повредил хребет, что искалечило его. Но больше физической боли его угнетала душевная, вот почему Ридинг удалился от света, а свет позабыл его… В полном одиночестве, всегда с печальным взглядом угрюмых глаз, владелец просиживал на одном месте.

А не так далеко было то время, когда он был полон жизни и бодрого веселья, и его мать, женщина благородного происхождения, подыскивала сыну невесту, которая была бы достойна стать его женой. Но над страной пронеслась эпидемическая болезнь, унесшая в краткий срок у молодого Ридинга обоих родителей.

С этого времени все пошло к худшему, и счастливые дни, которыми так богат был замок Геллерсгейм, канул в вечность… Погрустив довольно долгое время о родителях, молодой Ридинг решил поехать в Южную Германию, чтобы приобрести необходимые знания, нужные для управления своим богатым имением.

Мир Божий снова раскрыл объятия юноше, суля ему радости и утехи, мог ли он от них отказываться молодой, здоровый человек, полный сил и отличавшийся веселым настроением духа.

Товарищи боготворили его, и юноше казалось, что судьба осыпала его всеми дарами своими. Но… это продолжалось только до известного момента…

Что же случилось, однако?…

Директор учебного заведения устроил сельский праздник, на который были приглашены все окрестные помещики и чиновники. Ридинг стоял среди танцующих, как вдруг в бальный зал вошла под руку с пожилым господином молодая девушка, которую директор представил ему, назвав Леонорой Геллиг.

Эта девушка, дочь доктора Геллига, выглядела совсем ребенком: в ее манерах говорить и держать себя проскальзывало что-то детское. Но эта прелесть ребячества набрасывала золотистую дымку на ее красоту, делая девушку неотразимо прекрасной.

Ридинг смотрел на нее, и сердце его билось необычайно сильно, и он понял, что пришло и его время, пора любви и счастья!

Впечатление, произведенное на него этой юной девушкой было сильным и таким молниеносным, что у него не было даже времени для раздумья!… Поговорив с ней после танцев, Ридинг думал, что давно знает ее…

Но директор, увидев склонность молодого человека к Леоноре Геллиг, пытался дать ему понять, что эта девушка с холодным сердцем, не способным ни на что доброе.

– Вы знаете, – говорил он, – эта барышня тиранически обращается со своими родителями и братом, которые души не чают в ней!

– И на солнце есть пятна! – отвечал Ридинг, не задумываясь.

– Но я советую вам не терять головы!… Сначала хорошенько обдумать мои слова!

Голос разума всегда молчит, когда заговорит сердце!… Так было и с Ридингом: он не послушал даже возражений отца Леоноры, когда тот просил повременить с предложением.

– Дочь еще так молода и неопытна, лучше подождите годик-другой! У вас еще все впереди, а за это время Леонора разовьется и сумеет оценить ваши душевные качества.

Бедный Ридинг согласился ждать…

В числе претендентов на сердце красавицы был и барон Браатц, воспитанник того же учебного заведения, где учился Ридинг. Одно время они даже дружили, но потом незаметно разошлись.