— Я же сказал, что люблю тебя.

— Иными словами, женитьба в настоящее время в твои планы не входила?

— Ну…

— Не нукай! — Аня чуть повысила голос. — Имей мужество сказать — не входила ведь, да?

— Мы оба студенты…

— А я-то думала, что ты завкафедрой.

— Тебе учиться еще пять лет. А теперь и шесть…

— Ты не ответил на мой вопрос: женитьба не входила в твои планы, до того как ты узнал о ребенке?

— Нет.

— Спасибо.

— Но я же сказал, что люблю тебя.

Николай был подавлен и, не выдержав ее взгляда, уставился в окно.

— Разве я ухожу от тебя? — горько рассмеялась она, усаживаясь на кровать,

Николай продолжал стоять у окна, не оборачиваясь.

— Прикажешь всеми словами сказать, что я соскучилась и хочу тебя?

Он повернулся и пошел к ней…

Ночью у нее началась менструация.

«Вот же паникерша, — подумала она, пробираясь на цыпочках в ванную. — Всполошила Ленку, напугала до смерти Николая. Слава богу, родителям не сказала. Как же я теперь ему все объясню? Не поверит, решит, что я пустилась на всякие уловки. Зачем я только послушалась Ленку и поторопилась все выложить?»

На все каникулы Ленка с Витей умотали в дом отдыха кататься на лыжах. Отец предлагал Ане путевку, но она отказалась и полностью посвятила себя Николаю. Утром, позавтракав, приезжала к нему, работала, потом — любовь, которая вновь потекла по привычному руслу с той разницей, что Николай теперь стал предельно осторожен. Такое отношение Николая задевало Аню и в какой-то степени успокаивало — она не хотела вновь пережить те волнения, которые совсем недавно выпали на ее долю.

…Каникулы закончились.

Николай был доволен — работа практически готова, перепечатана, оставалось отдать шефу, переплести и все такое прочее, чего нормальный человек постичь и одолеть не может, а диссертант каким-то чудом не только приобретает все необходимые навыки, но и мчится дальше, вперед, как рыба на нерест, обдирая в кровь и тело и душу. Тут уж не до науки — начинается новая игра, новые правила или вовсе без правил.

В первый же день занятий после лекции к Ане подошла староста курса.

— Привет, Хотькова! Тебя в ректорат вызывают, просили меня передать. Сегодня, ровно в три часа.

— В деканат? — переспросила Аня.

— Ну ты даешь! При чем деканат? Я же ясно сказала: рек-то-рат.

Староста, дородная девица-переросток, поступившая в институт после нескольких лет работы в отделе кадров какого-то НИИ, сохранила профессиональные качества кадровика и уже через месяц учебы знала в лицо и по фамилиям весь курс и, как подозревали многие, еще кое-что про каждого из них.

Аня в растерянности спросила:

— Зачем меня вызывают, ты не знаешь?

— А ты не догадываешься? — хитренько, вопросом на вопрос ответила староста.

— Нет, ума не приложу.

— Вот придешь туда в пятнадцать ноль-ноль — и все узнаешь. Привет! — И помчалась ловить еще кого-то, чтобы успеть до начала следующей пары.

«Господи… — вдруг осенило Аню, — наверное, пожаловался, подонок, которому я нос расквасила! Вот же слизняк, ябеда… Мужик называется — плакаться пошел… да не куда-нибудь пониже — прямо в ректорат!»

Она едва досидела все положенные по расписанию занятия и отправилась в ректорат, на ходу соображая, что ей может грозить — либо сразу отчисление за хулиганство, либо передадут все в комитет комсомола. Как тут докажешь, если все видели?

За тяжелой дубовой дверью ей открылась просторная приемная с двумя обитыми кожей дверями и двумя огромными письменными столами около каждой двери. Там, где висела золотая табличка «Ректор», сидела пожилая интеллигентная симпатичная женщина. За другим столом у двери напротив с табличкой «Проректор» сидела молодая красивая накрашенная девица, всем своим видом демонстрируя превосходство над посетителем, ибо посетитель — явление преходящее и чаще всего просящее, а она — хозяйка настоящего кресла. Аня поколебалась и подошла к пожилой.

— Простите, моя фамилия Хотькова, мне передала староста, что меня вызывают сегодня на пятнадцать.

Большие напольные часы показывали без пяти три.

— Хотькова? — задумалась секретарша. — А кто вызывал?

— Я не спросила, — растерянно ответила Аня, — сказали в ректорат.

— А по какому вопросу?

— Не знаю, — призналась она. Женщина улыбнулась.

— Первокурсница?

— Да. Исторический…

Секретарша кивнула понимающе — все первокурсники похожи в своей нерешительности и обратилась к своей молодой коллеге:

— Ты вызывала на пятнадцать Хотькову с первого курса исторического?

— Ну, — отозвалась та.

— Подойдите к ней, — сказала Ане женщина. Аня подошла.

Красотка скептически осмотрела ее и бросила:

— Что ж ты к Анне Петровне обращаешься, когда вызывала тебя я.

— Я не знала, кто меня вызывает.

— Надо было спросить. Садись, жди. Вызову.

От такой бесцеремонности Аня совсем запаниковала. Просидев минут пять, она почувствовала, что начинает злиться: в конце концов она защищала свою честь, ведь никто и не подумал заступиться за нее.

Наконец из двери с табличкой «Проректор» вышел моложавый, спортивного вида мужчина в свободном свитере, оглядел приемную, остановил взгляд на Ане и спросил:

— Хотькова?

— Да.

— Входи.

Аня поднялась, подумала, что проректор очень похож на спортсмена, поймала на себе любопытный взгляд красотки и вошла в просторный, хорошо обставленный кабинет с селектором на тумбочке. За столом сидел пожилой, видимо, не очень здоровый человек; под глазами, прикрытыми дымчатыми стеклами очков, виднелись набрякшие мешки. По всей вероятности, он и был проректором.

Молодой мужчина коротко представил ее — «Хотькова» — и усадил в кресло у стола, а сам сел в другое, напротив.

— Что же вы, Хотькова? Нехорошо… — сказал проректор.

Аня напряглась — кажется, сбываются самые худшие предположения, — прошептала:

— А в чем дело? Мужчины переглянулись.

Во рту у нее пересохло, руки сделались влажными и холодными.

— Почему вы скрыли от нас… — начал было проректор. Аня не выдержала напряжения и довольно резко перебила его:

— Я и не собиралась скрывать. Это же смешно — там было полно народу и все видели!

— Успокойтесь, — остановил ее проректор, — вы напрасно нервничаете. Мы понимаем, что вас многие видели, но мы-то не знали.

— Ну вот, теперь знаете, — пробормотала Аня тоном приговоренного, уже положившего голову на плаху.

А почему ты сама не написала в анкете? — строго спросил моложавый в свитере.

«Еще ничего не решили, а он уже тыкает мне», — подумала Аня и вяло спросила:

— В какой анкете?

— Ну прямо детский сад! — возмутился мужчина. — В той самой, которую заполняла при поступлении в институт.

«Бред какой-то…» — подумала Аня и решила, что лучше ей молчать и не задавать никаких вопросов, пока не поймет, чего они от нее хотят. Она с опаской переводила взгляд с проректора на моложавого, а тот с напором и довольно фамильярно продолжал:

— Надо было написать, что ты кандидат в мастера спорта по легкой атлетике. Если бы мы с самого начала знали…

Аня уже плохо понимала, что бы они сделали, если бы знали с самого начала. Ей стало ясно одно: вызвали из-за ее спортивного прошлого, узнали случайно, и теперь она им зачем-то нужна.

«Вот же трусиха», — подумала она, несколько раз глубоко вздохнула, успокаивая колотившееся сердце, и свободно откинулась на спинку кресла.

— Я перестала заниматься спортом, потому и не написала ничего. — Теперь она обращалась к моложавому, которого точно определила как человека из мира спорта.

И действительно, после ее слов он заговорил так, как и должен говорить настоящий тренер, — с нажимом, издевкой, стремясь завести и раскачать:

— Что же это получается, Хотькова? Побегала, побаловалась и отвалилась? Нет, так не пойдет. Государство на тебя огромные деньги потратило, и ты обязана…

— Ничего я не обязана, — с вызовом произнесла Аня и взглянула на проректора. — Что государство на меня тратило, я ему сполна вернула, занимала призовые места в юниорских соревнованиях. И не я отвалилась, как он изволил выразиться, а меня отчислили по достижению критического возраста. Старая стала для юниорской группы, а по взрослым нормативам результат не тянул.

— Почему вы кричите? — удивился проректор.

— Извините… — буркнула Аня и подумала: «Действительно, чего это я вдруг раскричалась?» — Знаете, — уже спокойнее продолжала она, — мы всяких слов о том, что обязаны, должны, перед каждым соревнованием наслушались — во! — Она резанула себя ладонью по горлу. — Только аутотренингом себя настроишь, нервы в порядок приведешь, приходит старший тренер из таких вот, как он, — она указала на моложавого, — и начинает бубнить о долге, о чести, и весь аутотренинг псу под хвост. А вместе с ним — и пара сотых с результата.

— Владимир Сергеевич не тренер, а заведующий кафедрой физической подготовки, — представил проректор, — мастер спорта и кандидат наук.

Аня смутилась:

— Простите, я не знала.

— Ничего, — примирительно улыбнулся Владимир Сергеевич. — Спасибо вашей старосте — проинформировала, а то так бы ничего и не узнали. А скажи, ты сейчас за сколько сотку пробежишь?

— Не знаю, — смутилась Аня от его дружеского тона, — я год секундомер в руки не брала.

— Понимаешь, Хотькова, нам на городскую студенческую Олимпиаду спринтер в женскую команду во как нужен, — и Владимир Сергеевич повторил жест Ани, проведя себе ладонью по горлу. — Выручай.

— Неужели во всем институте спринтеров нет?

— Есть, а как же! Только они не бегут, а ползут.

— В закрытом помещении? — неожиданно для себя задала вопрос Аня.

— В закрытом.

— Когда Олимпиада?

— Через месяц, — оживился Владимир Сергеевич. — Ты за месяц восстановишься. Для нашего уровня хватит.

— Кроме вашего уровня, у меня еще и спортивная гордость есть! — огрызнулась Аня.