Тесса Дэр - Исцеление любовью

– Только не говори, что тебе снова захотелось жить и все это благодаря мне. – Зашуршал шелк: Иззи поудобнее устроилась на стуле. – Ты сам на себя не похож.

– Ради бога, только давай без этого!

– Без чего?

– Без улыбок.

– Как ты догадался, что я улыбаюсь?

– Услышал. Нет, черт возьми, почувствовал! Они теплые, приятные и… – Он скривился. – Тьфу.

Она издала воркующий смешок.

– О, Рэнсом!..

– Час от часу не легче. – Он поднял плечи так, словно хотел зажать ими уши. – Теперь понимаешь, почему ты все испортила? Если нет, так спроси того малого, которого мы нашли в тайнике. На протяжении веков человек не мог найти места лучше, чем замок Гостли, чтобы зачахнуть и отдать концы. А теперь – нет. Теперь здесь драпировки и званые ужины. Это невыносимо.

– Может быть, – осторожно произнесла Иззи, – это значит, что тебе следует вернуться в Лондон. В мир живых.

Он покачал головой. Вернуться – ради чего? В Лондоне его никто не ждет.

У него нет настоящих друзей. Он никогда не хотел их. Он – герцог Ротбери, один из самых знатных и богатых людей в Англии. Ему незачем лебезить перед кем бы то ни было, а всякую попытку лебезить перед ним он воспринимал с подозрением. Таким людям скорее всего что-то требовалось от него.

Что же до врагов… в юности он коллекционировал врагов, как мальчишка – красивые камушки. Когда его ненавидели, по крайней мере он знал, что честно заслужил эту ненависть. Однако ему казалось, что ни один враг не в силах причинить ему вред. Он был неуязвим.

Вплоть до того момента, когда выяснилось, что он ошибался.

Черт бы побрал его слепоту. Из всех возможных ран ему досталась та, от которой нельзя исцелиться. Если бы он лишился руки, он вполне мог обойтись без нее. И без ноги, если уж на то пошло. И даже без обеих ног. Но если зрение не вернется к нему, в делах ему никак не обойтись без посторонней помощи. Он стал пленником собственного юношеского высокомерия. Остался совсем один, и у него нет близких людей, которым он мог бы довериться.

«Нет, – нехотя поправил он себя, – сейчас это уже не так».

Сегодня вечером он не одинок. Он не мог припомнить, случалось ли ему за всю свою жизнь острее чувствовать присутствие женщины. Эти ощущения были невероятно сильны и болезненны. Иззи словно убивала его сотней почти незаметных способов.

От огня, который она развела, веяло в его сторону теплом, и каждая волна была пропитана ее запахом. Дымом и травами. Ее близость влекла его.

Он слышал, как она выбирает шпильки из волос: одна за другой эти мелкие металлические вещицы ложились на приставной столик. И каждый тихий стук отдавался у него в ушах громовым раскатом.

Потом Иззи издала легкий, почти неслышный вздох. Но этот звук показался ему подобным реву урагана, выворачивающего с корнем деревья.

Он прекрасно сознавал всю ироничность ситуации.

Кроме них двоих, в замке больше никого нет. Он навеселе, а она более чем уязвима. Самое время привести в исполнение свои коварные планы. Продолжить осаду девственной крепости. Безжалостно пробить брешь в ее запретах. Урвать час-другой запретных наслаждений, а потом неопровержимо доказать: романтика и любовь – иллюзии, которым так охотно поддаются люди, а счастливых финалов попросту не бывает. По крайней мере в этом замке и с таким человеком, как он.

Вот только в его замыслах имелся один изъян.

Иззи слишком нравилась ему, чтобы привести этот план в исполнение.

– Тебе пора ложиться, – мрачно объявил он. – Прямо сейчас.

– Да. – Она зевнула. – Пожалуй, уже пора.

Но она ушла не сразу. Сперва девушка поднялась со своего места и прошлась по залу. Он думал было, что она отошла за подсвечником с зажженной свечой. Но с этим пустяковым делом она должна была справиться гораздо быстрее.

Целую минуту он напряженно прислушивался к лязгу подставки для дров, шороху ткани и скрипу ножек мебели по плитам пола, прежде чем его осенило.

– Прекрати! – Он поднялся. – Сейчас же прекрати!

– Что прекратить? – Виноватые нотки в ее голосе ему явно не почудились.

– Прекрати то, что сейчас делаешь.

– Не понимаю, о чем ты.

– Все ты понимаешь. – Он сделал шаг в ее сторону. – Ты только что придвинула вон тот стул к столу. А до этого повесила на гвоздь мой сюртук.

– Ладно, ты поймал меня с поличным. Пошли за судьей. Упеки меня в тюрьму за чрезмерную опрятность.

– Это не опрятность, Гуднайт. И ты это знаешь.

Нет, ей было не отвертеться, потому что он точно знал, чем она занята. Она приводит комнату в порядок перед уходом. Убеждается, что каждый стул, подушка и кочерга находятся на своем месте.

Для него.

И это не просто опрятность или любовь к порядку. Это понимание и забота. А он сегодня в таком состоянии, что вести себя подобным образом рядом с ним попросту опасно. И тем не менее она отважилась на этот шаг.

– Я провожу тебя в башню. – Он предложил ей руку, не давая обвинить его в излишней галантности, благородстве и тому подобной чепухе. Его намерения были какими угодно, только не благими.

Ему хотелось быть рядом с ней, плечом к плечу подняться на следующий этаж. Хотелось вести ее по коридору, сначала обняв за плечи, затем, словно невзначай, опустить руку и обвить ее талию. Хотелось, чтобы ее распущенные кудри защекотали его запястье.

Хотелось…

Господи, да он сгорал от желания.

– Мы пришли. – Она остановилась у арки, ведущей в комнату в башне. – Спокойной ночи, Рэнсом.

Он медлил, слушая, как она поднимается по лестнице, и считая шаги. Один, два, три, четыре…

– Гуднайт.

Она остановилась. Потом спустилась на несколько ступенек. Один, два…

– Ты позвал меня или отпустил? – спросила она. – «Гуднайт, иди сюда»? Или «Спокойной ночи, можешь идти»?

Рэнсом и сам не знал. Неожиданный возглас просто вырвался у него. Он подозревал, что хотел выпалить: «Гуднайт, сними наконец одежду, обними меня покрепче и больше никогда не отпускай».

– Пятнадцатая ступенька, – произнес он, – не такая широкая, как остальные.

– Так ты боялся, что я упаду и ушибусь? Как мило.

– Ничего подобного. – Он скрипнул зубами. – Одну груду костей я сегодня уже нашел. И этого мне вполне достаточно.

– Мне тоже. – Она легко коснулась его лица. – Спасибо.

Ее пальцы легли ему на щеку. Он взял ее за запястье, собираясь отвести руку в сторону.

И вместо этого провел пальцем по жилке, трепещущей на запястье. Здесь ее кожа была особенно нежной. Перед его мысленным взглядом возникли лепестки. Всех оттенков розового цвета. И поскольку он, видимо, уже переступил черту, за которой начиналось безумие, граничащее с сентиментальностью, он не придумал ничего лучше, чем…

Поднести ее запястье к губам. И поцеловать эту нежную трепещущую жилку. Пропащий, опьяненный чувствами глупец.

«Благослови тебя Бог…»

Он выпустил ее руку и зажмурился. Ему казалось, что его судьба сейчас висит на волоске. Если бы в эту минуту к нему чудесным образом вернулось зрение, у Иззи не осталось бы ни единого шанса.

– Сжалься над несчастным. Ступай спать.

Он стоял у подножия лестницы, слушая, как легкие шаги взбегают по винтовой лестнице в башню. Все его существо изнывало от желания последовать за ней. Он прислонился к стене арки и схватился за какой-то выступ, борясь с этим желанием.

Наконец ее шаги смолкли вдалеке, и он повернулся, чтобы уйти. Уже в конце коридора, пересчитывая ступеньки, ведущие вниз, в большой зал, он вдруг услышал крик:

– Рэнсом!

Он замер, придерживаясь рукой за стену. По спине прошел холодок.

– Рэнсом, скорее сюда!

И тогда он за долю секунды понял все. Он понял, зачем каждую ночь блуждал по замку в темноте. Изучал длину и ширину каждой комнаты, арки, коридора и лестницы. Вовсе не затем, чтобы восстановить силы или освоить пространство, которое теперь считал своим домом и тюрьмой. Все это он делал с одной-единственной целью: чтобы поспешить к ней.

Немедленно. Так быстро, как только он способен.

Иззи потрясенно застыла посреди комнаты. На лестнице грохотали шаги Рэнсома.

Он ворвался в комнату, раскрасневшись и тяжело дыша. Его брови были сурово сведены, шрам, пересекающий одну из них, казался следом молнии.

– Иззи, что случилось? Говори же! Ты не пострадала?

– Нет. – Ей стало стыдно за то, что она потревожила его. – Не в этом дело…

– Так объясни.

– Это… сделал ты? Наверняка ты, больше некому.

– Что сделал?

– Свечи. Они здесь повсюду.

Она медленно повернулась на месте. Пока она была внизу, кто-то расставил по периметру комнаты дюжину подсвечников. В каждом горела восковая свеча. Вдобавок на туалетном столике высились два канделябра, а третий громоздился на столе возле ее кровати. Все это множество свечей выглядело расточительно и нелепо, они наполняли комнату светом, от них в башне стало ощутимо теплее.

Иззи растерялась.

Это мог сделать только Рэнсом. Больше она никому не рассказывала про свою боязнь.

Она шмыгнула носом.

– Там, внизу, ты упрекал меня за то, что я пододвинула стул и повесила сюртук, а сам… Ну, что это такое? – Она вытерла глаза. – Рэнсом, так нечестно. Зачем тебе понадобилось…

– Это же просто свечи.

Она покачала головой. Он наверняка понимает: это не просто свечи, а забота. Забота о ней. Ощущение было настолько непривычным, что Иззи просто не знала, как себя вести.

В отчаянии она взмахнула руками, словно отгоняя чувства. Это не помогло.

– Ради бога! – Рэнсом шагнул к ней. – Ты придаешь слишком большое значение пустяку. Эти свечи предназначены для того, чтобы ты проводила больше времени здесь. У себя в комнате. Вдали от меня. Каждую ночь ты украдкой спускаешься в зал и будишь меня еще до рассвета. Я никак не мог понять, чего тебе здесь не хватает, но перепробовал все. Одеяла, жаровню, письменный стол.