Ольга Крючкова - История Пурпурной Дамы

Иду дальше, выхожу во внутренний двор. Пытаясь убежать от самой себя и заглушить душевные переживания, ставшие нестерпимыми, бреду по извилистой дорожке, ведущей в сад…

Мимо проходит мужчина… В свете масляных фонарей различаю на нём хакама пурпурно-лилового цвета из шёлка-сырца, пояс на них не завязан… Короткое кимоно распахнуто, под ним прекрасное сильное тело… Я невольно смущаюсь, мужчина же улыбается. Я в смятении, ещё миг и я не смогу справиться со своими эмоциями и упаду, подобно юдзё в его объятия. Спешу удалиться… Но чувствую, как незнакомец долго сморит мне вслед.

(Следующие строки госпожа Сей Сенагон дописала в своём дневнике спустя год. Мурасаки не суждено было их прочитать.)

Позже я узнала, что ночной красавец был ни кто иной, как Фудзивара Мунзё. В тот момент я даже не подозревала, что наши судьбы переплетутся так крепко, словно лианы со сросшимися корнями. Нас охватит такая любовная страсть, и мы накинемся друг на друга, словно изголодавшиеся дикие звери, дабы удовлетворить её. Ничего подобного я не испытывала с Норимицу, возможно потому что в начале нашего брака мы были оба слишком юны. А впоследствии мне приходилось делить супруга с визитными жёнами. Я постоянно ощущала в наших поцелуях привкус горечи…

Бреду дальше по саду, выхожу к Павильону Свиданий. Его сёдзи распахнуты, словно приглашая ночного странника или странницу, подобную мне, испытать в его глубинах любовное наслаждение.

Приблизившись к строению, тотчас понимаю, что оно не свободно. В нём кто-то есть…

И снова не в силах справиться с пагубным любопытством – заглядываю внутрь. На ложе раскинулась женщина, скудный свет масляной лампы освещает её. Её кимоно распахнуто, волосы разметались по полу, словно шёлковые нити. Раскрытый веер небрежно брошен подле ложа…

Я тяжко вздыхаю: и здесь только что-то предавались наслаждению. Вероятно, тот незнакомец в ночи, встреченный мой на садовой дорожке, шёл именно отсюда.

Поздний вечер. Я сижу в своих покоях… Волосы мои растрёпаны, ни к чему прихорашиваться. Снова одиночество…

Внезапно родились строки:

Единственный верный компаньон – мой дневник. Ему я поверяю тайны и душевные страдания. Лишь он один не изменит мне с другой женщиной.

Сегодня днём придворный мальчишка, что на побегушках у фрейлин и сановников, принёс мне послание. Я не знаю от кого оно, вероятно, у меня появился тайный поклонник.

Пятистишье в надушенном духами свитке выписано безупречной китайской каллиграфией, его содержание проникает в душу:

Я не сразу решаюсь написать ответ. Но мне кажется, что мальчишка спрятался где-то в коридоре и наблюдает за моими покоями: а вдруг я распахну фусуме и протяну «почтальону» письмо?

Сгущается вечерний сумрак, слышится стук дождя. Я разворачиваю чистый свиток, сосредотачиваюсь, пытаясь написать ответ тайному воздыхателю. Снова теряюсь в догадках: никто из придворных мужей не выказывал мне явных знаков внимания.

Смотрю на свою кисть, ей пришлось немало потрудиться, она вконец износилась. Обмакиваю её в тушечницу и пишу ответ:

Сворачиваю послание, перевязываю свиток шёлковой красной лентой. Распахиваю фусуме и как бы ненароком роняю письмо на пол…

Ждать долго не пришлось: несмотря на поздний час в коридоре послышался шорох. Я затаилась за фусуме, дабы не смущать письмоносца.

Ах, если бы он знал, как хочу я получить ответ!

Мой дневник – заметки и размышления обо всём, что меня волнует. Я надеялась, что его содержание никто никогда не прочитает… Но как я жестоко ошибалась!

Поверьте мне, у меня и в мыслях не было причинить их написанием кому-то вред. Однако…

Однажды меня посетил Фудзивара Корэтика, который вхож в покои Яшмовой госпожи. Насколько мне известно, госпожа Сейси особенно благоволит к регенту и своему родственнику, прислушивается к его советам.

После этого визита пропал мой заветный дневник. Поначалу я испугалась, расплакалась, но затем успокоилась… Я взяла чистый свиток и начала заново восстанавливать свои мысли.

Я решила: уж, если господин Корэтика так невоспитан, что опустился до кражи чужих рукописей, то я напишу об этом всё, что думаю. А затем я сделаю несколько копий дневника и преподнесу их в дар тем людям, которые на мой взгляд того достойны. Пусть я слыву гордячкой! Пусть говорят, что я хватаюсь за кисть и записываю каждую мало-мальски важную мысль! Что ж! Значит, я такова! И не стану никого разубеждать в обратном.

Через несколько дней я узнала, что мой дневник прочитали госпожа Сейси, Садако и сам император.

После этого я получила в дар целую кипу свитков отличного качества, десяток изящных тушечниц и три отменные кисти. А ещё спустя несколько дней по распоряжению Яшмовой госпожи, служитель императорского архива принёс мне «Исторические записки», написанные придворной дамой императора Сейва[37].

Я тотчас ознакомилась с содержанием «Исторических записок» и нашла их весьма занятными. И, если вы, моя милая Мурасаки, когда-нибудь возьмётесь за кисть, ощутив всепоглощающую потребность поведать миру о своей или чужой жизни, то я с радостью преподнесу вам эти записи в дар.

Мурасаки тяжело вздохнула, дневник госпожи Сей Сенагон закончился…

– Какой изящный слог! Правда, сама каллиграфия оставляет желать лучшего… Но это не важно… Госпожа Сей Сенагон преподала мне бесценный урок: не надо бояться, что твои мысли станут всеобщим достоянием! Я непременно буду писать! Я непременно прочитаю «Исторические записки»! И напишу свою повесть…

(В тот момент юная Мурасаки даже не предполагала, что пройдёт время, и она напишет бессмертное произведение «Похождения Гензи»)

Яшмовая госпожа слыла в Хэйане поклонницей чая. Она с завидной частотой организовывала в небольшом придворном садике, тянива, чайные церемонии. Поэтому чаепитие получило широкое распространение не только в столице, но и в крупных провинциальных городах.

Госпожа Найси, будучи фрейлиной Яшмовой госпожи, часто принимала участие в чайных церемониях и потому решила организовать риндзитяною (специальную чайную церемонию, приуроченную к празднику) наилучшим образом, используя приобретённый дворцовый опыт.

Госпожа Найси, занятая приготовлениями к празднованию совершеннолетия своих племянников, посовещавшись со всезнающей Фуджико, решила провести церемонию именно в чайном садике, тянива, недавно обустроенном в восточной части имения Тамэтоки.

В соответствии с этикетом, церемония проводилась по особым случаям: праздник, специально организованная встреча друзей, празднование какого-либо события. А совершеннолетие как раз соответствовало этому случаю.

Чайный сад, тянива, обустроенный ещё при жизни Саюри, любимой жены Тамэтоки, был невелик. Именно она, следуя новомодным буддийским традициям, решила устроить в имении уголок для медитаций, любования луной в ночное время и восходом солнца в час Зайца.

Тянива являл собой небольшой фрагмент горного склона, поросшего лесом. В ясную погоду он был защищён от палящего яркого солнца – в чайном павильоне царил полумрак. В саду произрастали различные вечнозелёные кустарники, бамбук, сосны, кипарисы. Также в нём в естественном порядке, имитирующем природный беспорядок и случайность, располагались камни, поросшие мхом, и масляные фонари. Если церемония проводилась в тёмное время суток, фонари зажигали, чтобы осветить путь гостей к чайному павильону. Приглушённый свет фонарей, достаточный лишь для того, чтобы видеть путь, не нарушал духовного равновесия гостей и не отвлекал их от размышлений.

От дома к павильону вела дорожка, выложенная природными камнями, являвшая собой имитацию тропинки в горах. Дорожка эта получила название родзи, что означало «дорожка покрытая росой».

Госпожа Саюри прозвала её так потому, что Яшмовая госпожа любила совершать чайную церемонию рано утром, едва наступал час Дракона. Служанки выстилали дорожку, ведущую к чайному павильону белой бумагой, ступая по ней, одежда Яшмовой госпожи и её свиты оставалась сухой.

В конце родзи, подле чайного павильона, располагался каменный колодец, из которого обитатели поместья и гости брали воду для омовения перед церемонией.

Чайный павильон отличался изысканной простотой и состоял из одной просторной комнаты, в которую вёл узкий и низкий вход, так что пройти в него, можно только сильно наклонившись. Такая конструкция входа имела символический смысл, заставляя любого, кто входит в павильон, низко поклониться, независимо от его общественного положения.

Окна в чайном павильоне располагались высоко под потолком, пропуская необходимое количество дневного света. Внутренне убранство павильона выглядело простым: серые стены, дабы отражённый ими свет создавал ощущение спокойствия и полумрака, пол устлан татами. Специальная ниша в стене, токонома, расположенная напротив входа, вмещала курильницу с благовониями, цветы и свиток с изречениями мудрецов и буддийских монахов.

В центре комнаты располагался бронзовый очаг, на котором и готовился чай. Подле очага стоял невысокий чайный столик. На нём лежали: деревянный ящичек с чаем, чайник из красной глины, керамические чаши для питья, ложка для насыпания чая, мешалка.