– О, Будда Амида! – воскликнула свояченица, перенявшая новомодный буддизм, однако, так и не забыв веру предков в силу и духов природы. – Тамэтоки! – воскликнула она и буквально упала в объятия хозяина.

– Госпожа Найси! Как я рад вас видеть! – вторил тот, подхватывая дорогую гостью. – Надеюсь, дорога не утомила вас?

Найси, очутившись, наконец, обеими ногами на земле, чинно поклонилась свояку.

– Дорогой мой, Тамэтоки, мы с дочерью очень утомились. Дороги ужасны! Увы, ведомство, которому поручено следить за ними, бездействует. Мою повозку так трясло – думала не доеду, отправлюсь раньше времени в Чистые земли Амиду[12]. Регент занят лишь обустройством столицы! А как же Момодзоно и Нисиномия – знаменитые предместья Хэйана?! Добираться от них до столицы просто мучительно!

Госпожа Найси очень особенно радела за Нисиномию, потому как именно в этих землях располагался дворец с одноимённым названием, принадлежащий её мужу, губернатору столичных провинций. К тому же Нисиномия какое-то время выполняла функции императорской резиденции. Это было примерно полвека назад, когда Левый министр Минамото Такахира, сын императора от наложницы, безжалостно сверг своего высокородного родителя и узурпировал власть.

Тамэтоки несколько опешил от бури эмоций своей свояченицы. Но он любил её, как брат, ибо Найси была родной сестрой его возлюбленной Саюри.

Наконец, из повозки появилась прелестная головка Ояко.

– Великие боги! Племянница! – воскликнул Тамэтоки и потянул девочки руки.

Однако, когда та вышла из повозки, он увидел, что четырнадцатилетняя Ояко превратилась в соблазнительную красавицу. И хозяин поместья не преминул по этому поводу высказаться.

– Однако, Ояко, красота и наряд твой выше всяческих похвал! Наверняка, у тебя уже и жених имеется!

Щечки Ояко зарделись, она потупила очи в долу.

– Все расспросы позже, мой дорогой Тамэтоки… – прервала велеречивого свояка Найси. – Нам требуется горячая фураке[13] и отдых. А уж потом я попотчую тебя последними сплетнями Нисиномии. Неожиданно она встрепенулась: – А где же моя любимая племянница Мурасаки? А мой племянник Нобунори? Почему они не встречают нас?

– Да! – поддакнула Ояко. – Дядя, где же моя двоюродная сестрица?

Не успела Ояко это произнести, как от дома отделилась стройная женская фигура, облачённая в кимоно персикового цвета.

Найси вопросительно взглянула на Тамэтоки.

– Неужели эта прелестная девушка Мурасаки?

Преисполненный гордости отец лишь кивнул в ответ.

Ояко просто подмывало броситься к сестре со всех ног, увлечь её вглубь сада, а то и вовсе в святилище-адзэкура и наговориться вдоволь. Однако, ей исполнилось четырнадцать лет и Ояко считалась уже девушкой и, стало быть, не престало ей носиться, как девчонке, задрав полы кимоно, обнажая стройные ноги. А тот факт, что она была уже обручена и вопрос о её свадьбе практически решён, поднимало её социальный статус в глазах сверстниц и тем более претило поступать легкомысленно.

Мурасаки, казалось, всё это понимала. Ещё накануне приезда гостей отец объяснил ей как нужно себя вести. И Мурасаки отменно усвоила урок.

Она приблизилась к гостям и почтительно поклонилась.

– Тётушка… Сестрица… Я рада приветствовать вас в нашем доме.

Найси расплылась в улыбке.

– Дай посмотреть на тебя, дорогая племянница! – она приблизилась к Мурасаки. – Великий Будда! Как ты похожа на Саюри! Такая же красавица!

Мурасаки улыбнулась и одарила Ояко красноречивым взглядом, который говорил: расскажи мне всё, что случилось с тобой за два прошедших года. Я хочу знать!

Впрочем, Ояко самой не терпелось это сделать…

Найси и Тамэтоки прекрасно заметили визуальную перепалку девушек и многозначительно переглянулись.

– Молодость – прекрасная пора… Не так ли? – едва слышно произнесла госпожа Найси и подмигнула свояку.

– Прошу в мой дом, госпожа Найси и вы, госпожа племянница, – произнёс хозяин и в подтверждении своих слов сделал широкий жест рукой.

После чего все четверо неспешно двинулись по направлению к дому. Однако, госпожа Найси недоумевала: а где же её племянник?

Её любопытство было сполна удовлетворено, когда она вместе с дочерью вошла в небольшой парадный зал, цуке-сеин, где хлопотал Нобунори, энергично отдавая приказания прислуге. Увидев гостей, он поспешил им навстречу.

Госпожа Найси не преминула заметить, что племянник очень повзрослел и возмужал и также унаследовал черты Саюри.

* * *

Для Ояко и её матушки слуги приготовили горячую фураке. Гостьи вошли в специально отведённое помещение для купания и сбросили с себя одежды, пропитавшиеся дорожной пылью, а затем с наслаждением погрузились в горячую воду.

Две молоденькие служанки прислуживали матери и дочери во время купания, растирали их спины мочалками, сплетенными из сухих водорослей, да так усердно, что госпожа Найси покрякивала от удовольствия.

– Ты заметила, что твой дядя поседел? – обратилась она к дочери.

– Да… – коротко ответила та, плескаясь в воде.

– Тамэтоки всегда любил мою сестру… А двух визитных жён имел лишь для поддержания своего статуса…

– Да, мама… – снова согласилась Ояко. Её помыслы мало занимал дядя и его любовь к покойной Саюри, а уж тем более визитные жёны, которых она отродясь не видела. Девушке хотелось поскорее покинуть купальню, уединиться с Мурасаки и посплетничать вволю.

Наконец служанки обтёрли купальщиц специальными полосками ткани, подобием полотенец, а затем с поклоном подали чистые кимоно, в которые гостьи не преминули облачиться.

Одна из них проводила мать и дочь в специально отведённые покои, дабы те могли отдохнуть с дороги. Помещение было просторным. От коридора его отделяли расписные фусуме с изображением цветущей сливы, поэтому оно и получило название Сливовые покои, обычно предназначавшиеся для гостей.

Интерьер комнаты, устланной татами бежевого цвета, дополняли: столик для письма со специальным мягким подлокотником, дабы во время работы можно было на него облокотиться и предаться раздумьям; изящного шкафчика с множеством ящичков, этажерки, двух плетёных сундуков с нарядами гостий и ширмы, также расписанной цветами сливы. Стены украшали свитки с каллиграфией, а также новомодные столичные будзинга с изображением здешних пейзажей, выполненных в китайском стиле.

Ширма отделяла от основного помещения спальную зону. Здесь располагались две приготовленные постели, каждая из которых состояла из матраца-футона, тёплого одеяла (в холодное время его можно было надеть, как кимоно) и валика-подушечки. Интерьер завершала жаровня-хибата, наполненная углями, готовая в любой момент обогреть своих хозяев.

Найси с довольным видом прошлась по комнате.

– Прекрасно… В этих покоях нам предстоит провести почти месяц.

– Да, мама… – машинально обронила Ояко.

Найси цепким взором окинула дочь.

– Ты рассеяна, Ояко… Вероятно, устала… Приляг отдохни, пока не подали еду.

– Нет-нет, со мной всё в порядке! – поспешно возразила девушка. Ей вовсе не хотелось, чтобы матушка сочла её нетерпение увидеть сестру за недомогание.

Фусуме распахнулись – в покои вошли две прислужницы, каждая из них держала корзиночку прямоугольной формы, наполненную посудой с яствами. Найси тотчас ощутила приступ голода и сделала прислужницам приглашающий жест рукой. Те поставили корзиночки на татами и с поклоном удалились.

– Ты должна подкрепиться. Я не хочу, чтобы здешние домочадцы судачили, что ты бледна и имеешь замученный вид. Тем более, что Мурасаки так расцвела!

Ояко мысленно согласилась с матерью, хотя девушку часто раздражала её излишняя забота. Она извлекла из корзиночки глубокую миску, наполненную рисом с креветками, взяла деревянные палочки-хаси и принялась с аппетитом вкушать пищу.

* * *

…Мурасаки бесцельно прогуливалась вокруг дома. Внутри него царила суета – госпожа Найси прибыла с целым штатом слуг и привезла с собой огромный багаж, считая, что все эти вещи непременно пригодятся для празднования совершеннолетия её племянников.

Достопочтенный губернатор Масамунэ Оэ никогда не вмешивался в дела своей супруги, считая, что она женщина умная и дальновидная, разбирающаяся даже в хитросплетениях императорского двора, ведь Найси долгое время служила фрейлиной у Яшмовой госпожи. Но, когда он увидел кортеж своей супруги, готовый покинуть Нисиномию и отправиться в Хэйан, он испустил возглас неподдельного удивления. На что госпожа Найси весомо заметила супругу:

– Мурасаки скоро станет фрейлиной Яшмовой госпожи. Возможно, и наша дочь последует её примеру. Я не хочу, чтобы в Кокидэне судачили: родители сестричек Фудзивара и Масамунэ скупы! Тем более, что вы, мой дорогой супруг, за столь долгие годы государственной службы скопили немалое состояние, однако, в тратах весьма скромны.

Господин Оэ закатил глаза.

– Великий Будда! – воскликнул он. – Ты слишком много говоришь, женщина!

– Да, мой господин, я много говорю! И я хочу, чтобы при императорском дворе у моей дочери сложилась безупречная репутация. А для этого нужны деньги и немалые. Поэтому вам придётся раскошелиться!

Оэ набычился: в такие минуты он ненавидел свою жену. Однако помнил, что во многом обязан этой пронырливой женщине. Именно она сумела добыть ему должность губернатора столичных провинций и сделать Нисиномию семейной резиденцией. Мало того, Найси имела обширное имение в провинции Идзуми, откуда происходил её отец. Ко всему прочему в Хэйане от отца она унаследовала дом (увы, старший брат госпожи Найси давно скончался, и она стала единственной наследницей). Столичный дом бывшей фрейлины располагался в одном из самых престижных мест Хэйана: между Третьей и Четвёртой улицами, как раз напротив Дворца Ручья под ивой, в котором вот уже на протяжении нескольких поколений любили предаваться размышлениям императоры.

Словом, господин Оэ хоть и время от времени злился на жену, выказывая ей своё недовольство, как и положено хозяину дома и господину, та же знала – это пустое. По молодости лет, Найси подыгрывала мужу, а затем и вовсе перестала это делать, вопреки всем японским традициям, согласно которым: муж – господин жены своей. Он может наказать её, удалить от себя, отлучить от супружеского ложа, а за измену с другим мужчиной и вовсе – убить. Правда на официальных приёмах Найси надевала маску смиренной супруги – и только, на этом её покорность и заканчивалась.