Йэн пристально изучал Фортуну Марш. Ее платье, по обыкновению, было запачкано грязью, а лицо обрамляла грива непослушных волос. Она не проронила ни слезинки, по крайней мере при нем, но ее черные глаза были наполнены страданием. Она казалась такой хрупкой и ранимой. Повернувшись и случайно поймав взгляд Йэна, Фортуна в страхе отшатнулась.

Ее реакция вывела его из себя. Он никогда не обижал женщин и детей. По правде говоря, хотя ему приходилось убивать мужчин на войне, он никому не хотел зла. Его главной мечтой в жизни было стать ученым и жить в родной Шотландии, где он мог гулять по скалистому побережью и наслаждаться тишиной у горных озер, наполненных кристальной родниковой водой.

А вместо этого он стоял под старым дубом на далекой земле Америки, в чужой одежде, слушая короткую молитву, которую Фэнси Марш читала над могилой мужа.

Он не обвинял ее в своих несчастьях. Фэнси Марш и ее дети были невиновны в его злоключениях и появились в его жизни лишь по воле судьбы. Но его сестра также не виновата в том, что нуждается в его помощи, возможно, даже больше, чем Фэнси Марш и ее семья.

Когда похороны завершились, Йэн поспешил в конюшню, к лошадям. Они были накормлены и напоены, но для поддержания формы им требовалась выездка. Лошадей было десять, и Фэнси Марш вряд ли справится с ними сама.

«Однако, — возразил себе Йэн, — она всегда может продать их». Лошади были великолепны, и за них дадут хорошую цену. На вырученные деньги вдова Джона могла бы купить дом и со временем найти мужа. Фэнси была очень привлекательна, как и ее сестра. Так что новое замужество будет для нее лучшим способом устроить свою судьбу. И тогда он сможет покинуть Маршей, не испытывая угрызений совести. Впрочем, у него и сейчас не было причин чувствовать себя виноватым.

Почувствовав себя лучше, Йэн оседлал жеребца и вывел его во двор, чтобы поговорить с Фэнси Марш. Она все еще стояла у могилы мужа, держа детей за руки. Фортуны вновь нигде не было видно.

Несколько секунд Йэн смотрел на них, и у него защемило сердце. Фэнси стояла очень прямо, ее густые каштановые волосы развевались на ветру. Мальчуган, повторяя позу матери, изо всех сил сохранял на лице гордое и серьезное выражение, ведь теперь он был единственным мужчиной в семье. Эми тоже вела себя очень тихо для ребенка ее возраста, в ее глазах блестели слезы. Она начала понимать, что ее папа уже никогда не вернется.

Несмотря на все усилия держаться в стороне от Маршей, Йэн чувствовал глубину их горя. Он тоже лишился своих близких и хорошо помнил боль от потери людей, которые были столь неотъемлемой частью его самого, что невозможно было представить себе жизнь без них.

Йэн вновь предался размышлениям о Кэти. Как живет она, потеряв близких и все, что было дорого? Знает ли она, что ее брат жив, или думает, что он погиб с остальными членами их клана?

Когда Фэнси Марш повернулась и увидела его, он подошел к ней.

— Лошадям нужна выездка.

Несколько секунд Фэнси изучала его лицо, и Йэн точно знал, о чем она думает: если он сядет на коня, то сбежит. Но он мог бы сбежать несколько часов назад, да еще взять одного из ее бесценных скакунов. У нее было мало власти над ним и еще меньше защиты. И оба они это знали.

— Можно мне тоже покататься, мамочка? — Ноэль посмотрел на Фэнси умоляющими глазами.

Йэн покачал было головой, но Фэнси быстро сказала:

— Ноэль может поехать на одной из кобыл.

Йэн увидел мольбу в ее глазах, потом взглянул на печальное лицо Ноэля. Мальчику нужно было развеяться, и он не нашел в себе сил отказать ему. Он лишь кивнул, признавая поражение.

— Спасибо, — сказала она. — И спасибо за крест. Вы не обязаны были его делать.

— Нет, обязан, — коротко ответил он.

— Вы странный человек, Йэн Сазерленд.

Оставив ее слова без ответа, он молча развернулся и направился к конюшне. За ним побежал Ноэль, стараясь не отставать ни на шаг.

* * *

За ужином шотландец был немногословен, как и дети. Фортуна вернулась из леса, но она, как обычно, не проронила ни слова. Все, за исключением Сазерленда, едва притронулись к еде, но и он тоже ел мало.

Фэнси вновь ощутила, что присутствие шотландца подавляет ее. Она спрашивала себя, не совершила ли ошибку, пригласив его питаться с ними за одним столом.

Она боялась признаться себе, что ей было спокойнее знать, что он рядом. В Йэне Сазерленде чувствовалась надежность, несмотря на его не слишком вежливое обращение. Его внутренняя сила помогла ей пережить сегодняшний день. Кроме того, он быстро и легко выполнил работу, которая была ей не по силам, и сделал гораздо больше того, о чем она просила.

Но как долго он собирается оставаться здесь? Она не раз ловила его отстраненный взгляд — он уже видел перед собой новые горизонты. Она не могла каждую минуту бояться, что он сбежит.

Ей было все равно, кто еще нуждался в его помощи. Для нее очевидно было одно — что в нем нуждалась она. И Фэнси была готова использовать любые средства — детей, благодарность, угрозы, чувство вины, — чтобы вырвать у него согласие остаться, по крайней мере пока табак не будет посажен. От этого зависело их будущее.

Пристально наблюдая за шотландцем в течение всего прошедшего в молчании ужина, Фэнси заметила, как время от времени он бросает взгляд на каминную полку, на которой теснились ее книги. Возможно, ей только показалось, но в его глазах она прочитала желание открыть эти книги.

Доев последний кусок, Йэн отодвинул стул.

— Не уходите так рано, — попросила Фэнси. — Может, вы почитаете что-нибудь детям?

Он подозрительно посмотрел на нее, потом на Эми и Ноэля, и его взгляд потеплел. Затем он повернулся к Фортуне.

К изумлению Фэнси, Фортуна не опустила глаза, как обычно при встрече с незнакомцами и даже со знакомыми ей людьми. Фэнси понимала, почему Фортуна не может преодолеть свою стеснительность, и никогда не пыталась заставить ее вести себя более раскрепощено. Она лишь надеялась, что когда-нибудь Фортуна научится доверять людям. Неужели этот момент настал сейчас, благодаря шотландцу?

В ответ на молчаливый вопрос Сазерленда, Фортуна кивнула с воодушевлением, удивившим Фэнси даже больше, чем ее расположение к шотландцу. Но Фэнси сразу же поняла, что каждый, включая Фортуну, ухватился бы за любой предлог, чтобы не расходиться спать в эту ночь.

Она и сама страшилась этого момента, зная, что почувствует себя одинокой в постели, которую делила с Джоном девять лет. Хотя он не прикасался к ней уже год, когда его болезнь усилилась, она привыкла чувствовать его рядом. Даже если бы она не хотела, чтобы шотландец читал им вслух, она бы придумала другую причину, чтобы задержаться в гостиной.

Поколебавшись, шотландец взглянул на Фэнси и кивнул:

— Хорошо, я почитаю немного.

Фэнси встала из-за стола и показала ему свою маленькую библиотеку. Все книги были куплены у торговцев, случайно заезжавших на их ферму, и были изрядно потрепаны. Здесь были два школьных учебника, Библия и еще три толстых книги в кожаных переплетах. Шотландец просмотрел их, и легкая улыбка коснулась его губ, когда он провел пальцами по одному из корешков.

— Ваш муж никогда не читал вам? — спросил он.

— Он не умел читать, — призналась она.

Его брови удивленно поползли вверх, и Фэнси догадалась, о чем он думает. Джон вырос в доме, который сейчас принадлежит Роберту. В таком доме должны были быть учителя.

— Он говорил, что не смог научиться, — тихо объяснила Фэнси, чтобы не услышали дети. — У него были учителя, но не было способностей. Он не мог понять то, что с легкостью давалось его брату, — с горечью прошептала она. — Роберт всегда называл Джона тупицей, но он не был глупым. Джон был очень умным, и никто лучше его не разбирался в лошадях. Вот почему… — Фэнси запнулась, но все же закончила фразу, — вот почему отец Джона оставил лошадей ему, несмотря на то, что он был младшим сыном.

Сазерленд снова окинул взглядом книги и вопросительно поднял бровь.

— Значит, вы покупали книги, потому что… Наверняка он решил, что она ведет себя глупо, но Фэнси уже было все равно.

— Потому что я знаю, что однажды смогу прочитать их, — решительно заявила она.

На его щеке запульсировала жилка. Фэнси немного изучила шотландца и знала, что тик появляется, когда что-то взволновало его. На секунду ей показалось, что в его обычно непроницаемых глазах она прочитала одобрение. Но это выражение быстро исчезло, и Сазерленд вытащил книгу, которая вызвала его улыбку.

— Это «Робинзон Крузо», — пояснил он.

Наблюдая, как он бережно берет в руки потрепанный томик, Фэнси поняла, что этот человек получает немало удовольствия от чтения книг. Она нашла это странным, учитывая недавние слова о его занятиях в прежней, шотландской жизни. Он не был похож на обычного фермера. «Интересно, — подумала Фэнси, — сколько мне удастся узнать о нем, прежде чем он навсегда исчезнет из моей жизни?»

Ее взгляд не отрывался от шотландца, когда он снова сел за стол и раскрыл книгу. Что-то в его движениях, в манере перелистывать страницы, подсказало ей, что ему гораздо привычнее иметь дело с книгами, чем, к примеру, с лопатой.

Она прервала свои размышления, когда он начал читать. Фэнси полностью растворилась в словах и глубоком голосе с акцентом, произносящем их с таким выражением, что образы и события, казалось, сошли со страниц и стали явью.

Фэнси хотела бы, чтобы Джон разделил с ними эту радость. Возможно, он сейчас улыбается, глядя на них с небес. Ведь это он привел шотландца в их дом.

7.

Держа свечу в одной руке, Йэн сел на узкую кровать и раскрыл книгу, принесенную из дома. Это была история колонии Мэриленд, основанной в 1632 году по королевскому указу. Страницы текста чередовались с подробными картами местности.

Боясь поверить своей удаче — нужные ему сведения буквально сами пришли к нему в руки, — Йэн нашел на карте Честертон, на реке Честер, и вычислил его примерное расположение. Удовлетворив минутное любопытство, Йэн начал изучать географию всего полуострова, составлявшего восточную часть колонии и представлявшего собой большой кусок земли между Атлантическим океаном и Чесапикским заливом. Весь полуостров пронизывали водные потоки, крупнейшим из которых и была река Честер, впадающая в Чесапикский залив.