– Мне казалось, что ты не можешь состоять в отношениях, когда уедешь.

Он опускает голову.

– Я еще должен решить, каким правилам последую, а каким – нет.

– Храня все о себе в тайне?

Себастиан поворачивается ко мне, прижимаясь лицом к моей шее и мило рычит.

– Я еще не знаю, – его слова выходят приглушенно. – Я так много люблю в церкви.

Общение с Богом кажется инстинктом, как будто это вшито в меня. Я не могу себе представить,

что буду делать, если уйду. Это так же, как стоять в пустом поле и пытаться указать на четыре

стены. В моей жизни просто нет никакой основы без церкви.

Интересно, что если ему придется уехать, что если перед ним встанет такой двойной

выбор.

– Может, все намного проще в приходах в других городах, – предлагаю я. – В Лос–

Анджелесе, например.

Он смеется на это и впивается своими зубами в мою ключицу.

Мы замолкаем на некоторое время.

Я одним ухом прислушиваюсь к звукам шагов на лестнице, а вторым – к звукам, которые

Себастиан издает рядом со мной.

Глава 20.

Мудрый совет: Никогда не пытайтесь спать маленькой ложкой на диване. Вы упадете, это

во– первых, и проснетесь с судорогой в шее, это во– вторых. И скорее всего, когда вы

просыпаетесь в одиночестве на полу, а ваш отец смотрит сверху– вниз на ваш обнаженный торс,

усыпанный шелухой от перевернутой чашки с попкорном, ждите наказания.

– Себастиан ночевал здесь?

– Эм… – я сажусь прямо, когда отец задает свой вопрос, оглядывая комнату. Даже не

глядя в зеркало, я могу сказать, что мои волосы стоят торчком. Я снимаю острое ядро попкорна с

места, где оно очень опасно лежит рядом с моим соском. – Я, на самом– то деле, не знаю. Кажется,

он испарился.

– Как и твоя футболка?

– Пап…

– Таннер.

Очень тяжело воспринимать его серьезную интонацию, когда он стоит в пижамных штанах

с Коржиком, которые Хейли подарила ему на Рождесхануку два года назад.

– Ты опаздываешь, – произносит он и отворачивается. Но я улавливаю вспыхнувшую

ухмылку. – Одевайся и поешь чего– нибудь.

Я хватаю чашку с хлопьями и уношусь прямо в свою комнату. Мне нужно много чего

написать.

***

Себастиан не отвечает на смайлики курицы/попкорна/пляжного пейзажа, которые я

отправляю ему перед началом уроков, и он не появляется на Семинаре днем. Я отправляю на его

личную почту короткое письмо, когда приезжаю домой.

«Привет, это я. Просто проверка связи. Все в порядке? Я вечером дома, если захочешь

зайти

Тан…»

Он не отвечает.

Я пытаюсь игнорировать знакомую топящую боль, которая обосновывается в моем

желудке, но за ужином я не голоден. Мама с папой обмениваются взволнованными взглядами,

когда они спрашивают, разговаривал ли я сегодня с Себастианом, я что– то мычу в ответ. Хейли

даже предлагает помыть посуду.

Я отправляю наш резервный – смайлик с горой – на следующий день, и ничего не получаю

в ответ.

Я звоню ему в обед. Звонок уходит сразу же на голосовую почту.

А дальше все мои сообщения всплывают «зеленым облачком», как будто его iMessage был

отключен.

***

Ничего сегодня.

Ничего сегодня.

Прошло четыре дня с тех пор, как он был здесь, а я слышал его или переписывался.

«Таннер,

Мне очень жаль, что я ввел тебя в заблуждение насчет своих чувств или принадлежности.

Я надеюсь, что отсутствие ясности не принесет тебе слишком много боли.

Желаю тебе только успехов в будущих начинаниях в Калифорнийском университете.

С наилучшими пожеланиями,

Себастиан Бразер»

Я даже не знаю, что сказать или о чем думать, когда заканчиваю читать это. Похоже, я

перечитал это около десяти раз, потому что в первые девять, я не мог поверить, что правильно

понял.

Открываю папку, ту, где все письма от него. Я перечитываю разные фразы, полностью

сраженный отстраненностью и формальностью его письма.

«Странно, что я хочу проводить каждую секунду вместе?»

«Иногда очень трудно не смотреть на тебя на занятиях. Мне кажется, что люди,

увидевшие, как я задерживал на тебе взгляд хотя бы на секунду, все поймут»

«Я все еще ощущаю твой поцелуй на своей шее»

И никакого заблуждения насчет его чувств.

***

Я отправляю официальное подтверждение на письмо о поступление в Калифорнийский

университет, но руки трясутся, когда я подписываю признание, что мое поступление зависит от

уровня оценок в этом семестре. Мой план – переехать к 7 августу. Но ориентируюсь на 24 августа.

Я сообщаю об этом Себастиану в сообщении, но он не отвечает.

Сегодня я подсчитал: прошло шесть дней, как я отправил ему двадцать сообщений со

смайликами. Безумство? Это кажется ничем в сравнение с тем количеством, без слов, которые я

начал и удалил. У меня есть Отти, мама и папа, готовые выслушать меня в любое время, когда мне

понадобится. Мы обедаем с Мэнни, и все проходит тихо, но на самом деле довольно спокойно

провести время в тишине. Даже Хейли становится милой.

Но я всего лишь хочу поговорить с ним.

***

Сдача моей книги сегодня, и я понятия не имею, как должен сделать это. Себастиан

появляется уже во второй главе. Фуджита говорил мне, что я должен сдать, по меньшей мере,

сотню страниц, чтобы получить оценку, но он знает, что у меня их больше. Даже если я сдам ему

первую сотню, то он попадет прямиком на ту часть, где Себастиан рассказывал мне, что его

привлекают парни. Он попадет на то, где мы целуемся.

Самое забавное, что если вы наблюдали за мной хотя бы две минуты на занятии, то

сколько бы я изменений не сделал, это не будет иметь значения. Я могу переехать в

альтернативную вселенную на планету Скай– Трон– 1, назвать его Стивом, а себя – Баки, и

одарить нас обоих суперсилой, и все равно будет очевидно, о чем эта книга. Я не могу ничего

скрыть, когда он в одном помещении со мной, и мое сердце в каждой странице, независимо от

деталей.

Если я получу «двойку» за занятия – в случае, если я не сдам готовую книгу или отдам

Фуджите только двадцать страниц – я все равно закончу школу, но потеряю свой почетный

рейтинг. Думаю, Калифорнийский университет все равно примет меня. Я так думаю.

Я понимаю, что финал этой книги отстойный, и едва пытаюсь сделать его хоть сколько–

нибудь стоящим, но этот конец – то, что у меня есть. Каким идиотом я был, начав книгу о

написании книги, и всего лишь предположил, что финал будет счастливым? Именно такая основа

– счастливый конец, спокойная жизнь. Но полагаю, лучше, что я выучил этот урок сейчас, а не

позже, не в будущем, когда я не буду жить дома, а мир не будет таким же добрым.

Я – счастливый засранец, тот, кто понятия не имеет, как устроен реальный мир.

***

Я стою перед дверью кабинета Фуджиты. Он внутри с ученицей – Джули, кажется, –

которая плачет и наверняка переживает из– за сдачи своей книги, но я ощущаю странное

оцепенение. Нет, это не совсем правда. Я испытываю облегчение, как будто оба моих

приближающихся страха – страха, что Себастиан снова меня бросил, и страха, что придется

разбираться с книгой – вот вой пройдут, и по крайней мере мне не нужно будет волноваться ни

из– за одного из них.

Когда приходит моя очередь, я вхожу внутрь. Фуджита смотрит на ноутбук в моих руках.

– Ты не напечатал копию?

– Нет.

Он пристально рассматривает меня, озадаченный этим.

– Мне нечего сдавать.

Очень похоже на разряд тока, когда слышишь учительское:

– Чушь.

– Нет, – переступаю с ноги на ногу, чувствуя дискомфорт от его пристального внимания.

– Я кое– что написал, но не могу это сдать. Я даже не могу сдать вам сто страниц.

– Почему?

Я даже это объяснить не могу. Я смотрю мимо него, на беспорядок его стола.

– Каких действий ты от меня ждешь? – тихо спрашивает он.

– Завалить меня.

– Присядь, – произносит он. – Возьми перерыв на пять минут и задумайся над этим. Ты из

ума выжил?

Да, выжил. Какое еще может быть объяснение этому?

Так что я открываю ноутбук на коленях и печатаю слова

слова

слова

слова

Себастиан.

Ночью, когда Себастиан лежит без сна, он пристально смотрит в свой идеально белый

потолок и ощущает, как дыра медленно обжигает его тело. Она всегда начинается под его

грудиной, а затем растягивается вниз, черная и закручивает, как в целлофановую пленку.

В первую ночь, он решил, что это несварение.

Во вторую – он понял, что это не оно.

Он страшился третей ночи, но к четвертой, он ушел спать раньше, уже предвидя, как она

начнется с крошечной дырочки, а затем разрастется до пронзающего жжения, которое растянется,

бурлящее и соленое, по всему его нутру. Странно, что это происходит только в момент его