осторожно сдерживает свою реакцию на это. И теперь все мои страхи о Футболисте– Дейве,

который рассказывает епископу, а епископ – Себастиану, кажутся слишком запутанными.

Естественно, это с легкостью просочилось из меня.

– Никто не знает, – выпаливаю я.

Он качает головой.

– Все нормально, Таннер.

– Я серьезно, никто, – провожу ладонью по своему лицу. – Я хотел удалить это слово.

Это одна из причин, почему я застрял. Я продолжаю делать главного героя би, и не знаю, как буду

писать эту книгу на занятиях. Я не знаю, чего захочет от меня Фуджита, или родители.

Себастиан наклоняется вперед, перехватывая мой взгляд.

– Таннер, ты можешь написать любую книгу, какую захочешь.

– Моя семья очень непреклонна в том, чтобы я открылся кому– то здесь про себя, только

если я по– настоящему доверяю этому человеку.

Я даже не рассказал своей лучшей подруге, а сейчас вываливаю все, даже не моргнув,

единственному человеку, с которым, вероятно, даже не должен был делиться ничем из этого.

Его бровь медленно приподнимается.

– Твоя семья знает?

– Ага.

– И они нормально относятся к этому?

– Моя мама, она…вообще– то она слишком эмоциональна в своем принятии.

После секундного молчания он снова переводит внимание на компьютер.

– Думаю, это замечательная идея переложить все на бумагу, – тихо произносит он. Он

зависает указательным пальцем перед экраном. – Здесь очень много всего только в двух

предложениях. Много мужества и драматизма, – его глаза встречаются с моими снова. Они –

безумная смесь зеленого, коричневого и желтого. – Не уверен, как много смогу помочь конкретно

с этой темой, но с радостью обсужу ее.

Я чувствую, как эти слова диссонансом проходят через меня, и от этого морщу свой нос.

– Ты был бы таким же полезным, если бы я писал про драконов или зомби, да?

Его смех быстро становится моим любимым звуком.

– В точку.

Двадцать минут требуется для моего сердца, чтобы вернуться к нормальному ритму, но в

то же время Себастиан не замолкает. Такое ощущение, что он догадывается о моей панической,

внутренней неразберихе, и намерено заговаривает меня, а его слова вылетают изо рта

непринужденным и завораживающим тактом.

Он говорит мне, что это нормально, что это пока лишь идея, что, насколько он знает,

каждая книга начинается с чего– то подобного – с предложения, образа, кусочка диалога. Он

говорит, что я должен решить, кем будет главный герой, каким будет конфликт.

– Сосредоточься на этих двух сильных сторонах его личности, – произносит он, отмечая

пальцами. – Он – анти– мормон и…

Его второй палец зависает, ничего не помечая.

– Гей, – заканчиваю за него.

– Точно, – он сглатывает, складывая свои пальцы обратно в кулак. – Это подросток

ненавидит всех мормонов и планирует свой побег только для того, чтобы его родители

присоединились к церкви и отреклись от него, когда он уедет?

– Нет… – видимо, он не так уж и много изучил о моей семейной истории. – Семья будет

поддерживать, я думаю.

Себастиан откидывается назад, задумавшись.

– Это подросток ненавидит Церковь СПД, и в конечном счете уезжает из города только

для того, чтобы соблазниться на другой «религиозный культ»?

Я пристально всматриваюсь в него, в его способность посмотреть на свою веру глазами

неверующего, чтобы в действительности выкрутить все таким негативным.

– Может быть, – отвечаю. – Но думаю, я так же не хочу очернять церковь.

Себастиан встречается со мной взглядом, прежде чем быстро отвести его в сторону.

– Какую роль его, эм, бисексуальность играет в книге? – это первый раз, когда он запнулся

за все время – его румянец растекается по лицу пылающей картой.

Я хочу сказать ему: Мне интересно, смог бы я, вообще, понравиться тебе, смог бы кто–

то такой, как ты, подружиться с таким, как я.

Но он уже здесь, бескорыстен и искренен с таким, как я. Я ожидал, что он появится и как

хороший наставник ответит на несколько вопросов и даст мне толчок к началу, пока я буду во все

глаза таращиться на него. Я не ожидал, что он будет спрашивать обо мне или будет таким

понимающим. Я не ожидал, что он мне понравится. Теперь же конфликт был очевиден, и это

заставляет что– то прочное внутри меня скрутиться в тугой, беспокойный шар, потому что это то,

о чем даже страшно писать.

– Подумай об этом, – тихо произносит он, нервно теребя скрепку. – Так много вариантов

как все может пойти, и многое зависит от его путешествия, его открытий. Он начинает

возмущаться своим городом и ощущением, что он его душит. Обретет ли он свободу, оставшись,

или уедет? Обретет ли он что– то, что изменит его мнение на этот счет?

Киваю в экран компьютера, потому что понимаю, что не смогу сейчас смотреть на него и

не проецировать все свои чувства на лице. Моя кровь кипит от жара моей влюбленности.

За окном начинается снег, и, слава богу, мы перемещаемся в пару кресел рядом с окном,

чтобы понаблюдать, оставив книгу в стороне на некоторое время. Себастиан родился здесь, в

нескольких милях вниз по дороге. Его отец – налоговый адвокат, призванный на службу

епископом около двух лет назад. Его мать работала финансистом в Vivint еще до рождения

Себастиана. Теперь же она домохозяйка и жена епископа, что, как объясняет Себастиан, каким– то

образом делает ее матерью всего их прихода. Ей нравится это, рассказывает он, но это означает,

что ему и Лиззи приходится больше заниматься Фейт и Аароном. Он играет в футбол и бейсбол с

шести лет. Его любимая группа – Bon Iver. Он играет на пианино и гитаре.

Я снабжаю его теми же безопасными фактами: я родился в Пало– Альто. Мой отец –

кардиохирург. Мама – программист. Она винит себя за то, что не находится часто рядом, но я в

большей степени очень горжусь ей. Мои любимые группы – Nick Cave и Bad Seeds, но я никоим

образом не музыкален.

Мы не пережевываем вопрос о моей ориентации, но я ощущаю присутствие этого, как

третьего человека в помещении, сидящего в темном углу и подслушивающего наш разговор.

Тишина звенит между нами, пока мы наблюдаем за скользким, серым тротуаром прямо под

окном, который медленно покрывается белым одеялом. Пар поднимается из вентиляционного

отверстия на тротуаре, и со странной, неистовой склонностью в моем сердце я хочу узнать он нем

как можно больше. Кого он любит, что ненавидит, существует ли такая возможность, что он по

мальчикам.

– Ты не спрашивал меня о книге, – наконец, произносит он.

Он имеет ввиду свою книгу.

– Ой – черт – прости. Я не хотел показаться грубым

– Это не грубость, – он смотрит мне в лицо и ухмыляется так, будто мы делили одну и ту

же раздражающую тайну. – Просто именно это делают все.

– Думаю, это очень клево, – я пихаю руки в карманы и вытягиваюсь на своем месте. – В

смысле, очевидно же, что она потрясающая. Представь, что твоя книга будет здесь, в этой

библиотеке.

Он, похоже, удивлен этим.

– Возможно.

– Готов поспорить, что ты уже устал говорить об этом.

– Немного, – он пожимает плечами, улыбаясь мне. Эта улыбка говорит мне, что ему

нравится то, что я не спрашивал его о книге, что я здесь не для второсортной славы небольшого

города.

– Это прибавило некоторых сложностей, но трудно жаловаться, потому что я понимаю,

насколько благословлен.

– Да, конечно.

– Мне всегда было интересно, каково было бы жить здесь, когда ты не выращен церковью,

– говорит он, меняя тему. – Тебе было пятнадцать, когда ты переехал?

– Ага.

– Было трудно?

Мне требуется секунда, чтобы решить, как именно ответить на это. Себастиан знает обо

мне то, что больше никто не знает, и это вызывает неуверенность в моих действиях. Он кажется

хорошим, но не имеет значение насколько ты хороший, в информации сила.

– Прово может быть удушающим.

Себастиан кивает, а затем наклоняется вперед, чтобы получить лучший вид из окна.

– Я понимаю, что церковь вызывает ощущение, будто она повсюду. И для меня это так же.

Такое ощущение, что она проникает в каждый аспект моей жизни.

– Еще бы.

– Могу представить, какой она может казаться удушающей со стороны, но в ней и много

хорошего, – он переводит взгляд на меня, и с нарастающим ужасом я понимаю, для чего была вся

эта встреча по учебе. Я понимаю, почему он согласился прийти. Он вербует меня. Сейчас он

знает обо мне, и это дает ему еще больше причин протянуть мне руку, спасти меня. Он вербует

меня не в пьяный клуб «Gay Bliss» на севере Юты, а в Церковь СПД.

– Я понимаю, что в ней есть хорошее, – осторожно произношу я. – Мои

родители…знакомы с церковью. Трудно жить здесь и не замечать, как плохое, так и хорошее в ее

действиях.

– Да, – туманно отвечает Себастиан, не глядя на меня. – Я понимаю это.

– Себастиан

– Да?

– Просто…хотел, чтобы ты знал, на случай… – замолкаю, поморщившись и отводя