мы уже, похоже, нашли ритм, определенный комфорт в поведении хулиганов, пока не появился

Фуджита. Футболист– Дейв со своим неизменным футбольным мячом пинает его попеременно

ногами, пока Буррито– Дейв отсчитывает количество раз, которые он выполнит, не уронив его на

пол. Джули и Маккена громко обсуждают выпускной, а Ашер делает вид, что не замечает

(МакАшер – имя их пары – бывшая парочка, и его неумелый разрыв с ней оставил нам богатство

для зрелищной подпитки). Отэм не отстает от меня с желанием посмотреть мой аутлайн –

помните: собака с костью – а я отвлекаю ее игрой в «камень– ножницы– бумагу», потому что

глубоко внутри нам обоим все еще по десять лет.

Тишина опускается на помещение, и я поднимаю взгляд, ожидая увидеть Фуджиту, но

входит Себастиан с папкой в руке. Эффект от встречи с ним, как скрежет иголки по одной из

папиных старых пластинок в моей голове, и я выбрасываю Отэм какой– то неизвестный знак

рукой, который очень примерно напоминает коготь птицы.

Она щипает меня за руку.

– Камень бьет все, чем бы это ни было.

– Как дела, ребята, – произнес он, засмеявшись и положив папку на стол.

Единственный человек, не обративший сильного внимания на него, – Отэм, которая

готовилась продолжить игру. Но я вернулся туда, на лазертаг арену с Себастианом,

прижимающимся ко мне. Он оценивает класс своим спокойным, отстраненным взглядом.

– Вам не обязательно замолкать, когда я вхожу.

Маккена и Джули предпринимают несмелую попытку вернуться к своему разговору, но

трудно тайно сплетничать, когда все вокруг молчат, и это так же трудно в присутствии

Себастиана. Он такой… настоящий. Он красивый, конечно, но еще он обладает той аурой доброты

вокруг, как будто по– настоящему хороший человек. Это одно из тех вещей, о которых можно

сказать на расстоянии. Он улыбается всем, обладает тем, что моя мама, уверен, назвала бы

«великолепной осанкой», и я готов поспорить на все деньги на своем сберегательном счету, что он

никогда не произносил – даже мысленно – мое любимое слово на букву «Б».

Ужасная мысль озаряет мою голову, и я поворачиваюсь к Отэм.

– Как ты думаешь, он носит пижаму с Иисусом?

Если она и считает странным, что я спрашиваю у нее, какое храмовое белье носит

Себастиан, – скромное белье из футболки и шорт, которое носит большинство взрослых

правоверных мормонов, – то не показывает этого.

– Ты наденешь свой покров, когда получишь право на дарение.

– Сделаю что? – маме нужно лучше стараться в образовании своих детей.

Она вздыхает.

– Пока они не пройдут через свой Храм.

Я пытаюсь говорить небрежнее, как будто просто болтаю.

– Так значит, он еще не ходил в Храм?

– Сомневаюсь, но откуда мне знать? – она нагибается, чтобы порыться в своем рюкзаке.

Я киваю, хотя это не совсем помогло мне. Я не могу спросить у мамы, потому что она

захочет знать, зачем я спрашиваю.

Отти выпрямляется, сжимая заново заточенный карандаш.

– Он пройдет через Храм, когда будет жениться или соберется на миссию.

Я постукиваю ручкой по своей губе, сканируя пространство, как будто слушаю ее в пол–

уха.

– Аа.

– Сомневаюсь, что он женат, – сообщает она теперь с большим интересом, кивая туда, где

он стоит.

Он что– то читает в передней части кабинета, и на секунду я лишаюсь дара речи от намека

на то, что он мог бы быть женат. Кажется, ему девятнадцать.

– Он не носит кольцо, – продолжает она. – И разве он не отложил свою миссию из– за

выпуска книги?

– Разве?

Она смотрит на него, а затем снова на меня. На него, затем на меня.

– Не улавливаю, что ты пытаешься мне сказать.

– Он здесь, – говорит она. – Ты уезжаешь на свою миссию – на два года – обычно после

школы или где– то в это время.

– Так он не носит храмовое белье?

– Господи, Таннер! Тебя действительно волнует, какое белье он носит? Давай лучше

поговорим о твоем чертовом аутлайне!

Знаете такие моменты? Те, когда девушка орет на все кафе: «У меня месячные!» или

парень кричит: «Я думал, что это был пук, но, похоже, наложил в свои штаны!» и все остальное

окружение замолкает? Это происходит. Прямо сейчас. Где– то между «так он не носит храмовое

белье» и «Господи Таннер» Фуджита входит в класс, и все, кроме нас с Отэм замолкают.

Фуджита усмехается, качая из– за нас головой.

– Отэм, – говорит он не зло. – Уверяю, ничье мужское белье не настолько интересно, как

ты надеешься.

Все смеются, в восторге от позора третьего уровня. Она открывает свой рот, чтобы

возразить ему, объяснить, что это я спрашивал о нижнем белье, но как только Фуджита

соглашается, что «да, давайте обсудим наши аутлайны» возможность уходит. Меня отталкивает

инертно влево, когда Отэм сильно бьет меня по правой руке, но я отвлечен, задаюсь вопросом, что

он думает обо всем этом разговоре. По своей собственной воле, мои глаза смещаются к

Себастиану как раз в тот момент, когда его взгляд стреляет в другую сторону.

Его щеки в пятнах неотразимого розового цвета.

Фуджита вынуждает нас достать наши аутлайны, и клянусь, такое ощущение, что все

раскатывают такие длинные, огромные, очень подробные манускрипты. Раздается тихий стук,

когда Отэм достает перевязанную пачку бумаги и бросает ее на стол перед собой. Я даже не

удосуживаюсь открыть свой ноутбук ради двух схематичных предложений моего аутлайна.

Вместо этого я достаю пустую тетрадь на спирали и постукиваю ей по столу с усердным видом.

– Таннер, хочешь начать? – обращается Фуджита, его внимание было привлечено шумом,

который я создал.

– Эм, – я опускаю взгляд. Только Отэм может сказать, что страница, которую я читаю,

пустая. – Я все еще работаю над общей идеей…

– Это нормально! – восклицает Фуджита, кивая, как маяк восторженной поддержки.

– …но я думаю, что это будет…роман о взрослении парня… – я не произношу «гея» –

который переезжает в, эм, довольно религиозный город из большого города и…

– Замечательно! Замечательно. Все еще формируешь, я понимаю. Тебе стоит сесть с

Себастианом, обсудить это, да? – Фуджита уже кивает мне, как будто это я предложил. Не могу

сказать, спасает он меня или наказывает. Он поворачивается, сканирует класс. – Кто еще хочет

поделиться своим аутлайном?

Руки всех взлетают вверх, кроме Отэм. Что интересно, учитывая, что ее аутлайн,

наверняка, самый подробный. Она работала над ним приблизительно год. Но и еще она моя

лучшая подруга, и в данном случае, я не сомневаюсь, что она спасает меня; если бы она прошлась

по своему, после невнятного бубнежа, что выдал я, я бы выглядел еще хуже.

Класс разбивается на небольшие группы, и мы перекидываемся идеями, помогаем друг

другу построить наши сюжетные арки. Я вынужден работать с Джули и Маккеной, и поскольку

книга Маккены о девушке, которую бросают, и она превращается в ведьму и требует отмщения у

своего бывшего, мы проводим около десяти минут над обсуждением самой книги, перед тем как

перейти на большее рассмотрение выпускного и разрыва МакАшера.

Это настолько скучно, что я отталкиваю свое кресло от них и сгибаюсь над бумагой,

надеясь, что меня поразит вдохновение.

Я пишу одно и то же слово снова и снова:

ПРОВО.

ПРОВО.

ПРОВО.

Это одновременно странное место и распространенное. Будучи венгерского и шведского

происхождения, я не обладаю какими– то чертами, которые нигде в стране, практически не

кричали бы «другой» – но в Прово, темных волос и темных глаз достаточно, чтобы я выделялся.

Там, в Саус– Бей, большинство людей больше не белые центральной Америки, и стать мормоном

– не дар, вот совсем. А еще? Никому там, дома, не приходилось объяснять, что значит быть

бисексуалом. Я понял с тринадцати лет, что увлекаюсь мальчиками. Но до этого я знал, что,

вероятно, и по девочкам тоже.

Мои слова медленно трансформируются, превращаясь в кое– что другое, лицо, мысль.

Я ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ ТЕБЯ.

ТАК ПОЧЕМУ У МЕНЯ ТАКОЕ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО

Я, ВОЗМОЖНО, ЛЮБЛЮ ТЕБЯ?

(НО ТОЛЬКО НЕМНОЖКО)

Я оглядываюсь через плечо, переживая, что Отэм может поймать меня на использовании

нашей фразы, когда я думаю о чем– то другом – о ком– то другом – но мое дыхание сбивается

вполовину, когда я замечаю его, стоящего позади меня и читающего через мое плечо.

Порозовевшие щеки, неуверенная улыбка.

– Как дела с аутлайном?

Я пожимаю плечами, скользя ладонью по четырем строфам помешательства на бумаге.

– У меня такое ощущение, что все далеко впереди, – мой голос дрожит. – Я даже не

ожидал, что нужен аутлайн до того, как начал. Я в некотором роде предполагал, что мы сделаем

это здесь.

Себастиан кивает. Склонившись ниже, он тихо произносит:

– У меня не было аутлайна несколько недель.