– Я должен передать вам, чтобы вы не беспокоились, – объяснил герцог. – Все, что вам нужно – это пробыть здесь еще около часа и довериться ему.

Элизабет полностью потеряла самообладание; глаза расширились от изумления, а хрупкие плечи затряслись от смеха, вызванного как истерикой, так и переутомлением.

– Довериться ему? – повторила она.

Каждый раз, когда Элизабет находилась рядом с Яном Торнтоном, то чувствовала себя мячиком, который он швырял своей ракеткой, куда ему вздумается, и она искренне и сильно устала от этого. Она снова улыбнулась герцогу и покачала головой от простой нелепости, которую предлагал Ян.

Среди танцующих, находящихся достаточно близко от них и наблюдающих происходящее, было замечено и обсуждено, что леди Камерон, кажется, находится в самых дружеских отношениях с герцогом Стэнхоупом. Соответственно и с беспокойством было также отмечено всеми собравшимися, что не одно, а теперь два самых влиятельных семейства Англии покровительствовали ей.

Ян, который в точности предвидел развитие событий еще до того, как вошел в зал, стоял посередине толпы, искусно делая все возможное, чтобы направить их мысли в указанную им сторону. Поскольку он не мог прекратить сплетни о своих отношениях с Элизабет, то решил повернуть их в новом направлении.

Со снисходительной сердечностью, которую Ян никогда не проявлял к «свету», он отдал себя им на съедение, в то же время постоянно намеренно бросал на Элизабет восхищенные взгляды. Его неприкрытый интерес к ней, ленивая светская улыбка провоцировали вопросы со стороны собравшихся поговорить с новым наследником Стэнхоупа. Некоторые из них, настолько подбодренные расположением Торнтона и так жаждущие из первых рук получить сплетни о его отношениях с леди Камерон, что осмелились сделать неуверенное, но шутливое замечание. Лорд Ньюсом, богатый повеса, прилип к локтю Яна и один раз, проследив его взгляд, когда тот смотрел на Элизабет, зашел так далеко, что заметил насмешливым тоном, как бы обмениваясь мужскими признаниями:

– А она ничего, правда? В городе были разговоры, когда вы заполучили ее на день в тот домик два года назад.

Ян усмехнулся и поднес ко рту стакан, намеренно глядя поверх него на Элизабет.

– Были? – спросил он насмешливым тоном достаточно громко, чтобы его услышал каждый с жадным интересом слушавший его джентльмен, стоявший рядом.

– В самом деле были.

– И мне понравилось? Я спрашиваю, мне понравилось быть с ней в домике?

– Почему вы спрашиваете? Вы были там вместе.

Вместо того, чтобы отрицать, чему бы они никогда не поверили, Ян оставил ответ повиснуть в воздухе, пока кто-то не потребовал:

– А разве вы не были с ней там?

– Нет, – признался он с покаянной заговорщической усмешкой, – но не потому, что я плохо старался.

– Перестаньте, Кенсингтон, – упрекнул один из них, усмехаясь. – Нет смысла защищать леди сейчас. Вас видели с ней в оранжерее.

Вместо того, чтобы дать ему пощечину, Ян удивленно поднял бровь.

– Как я сказал, не потому, что плохо старался встретиться с ней наедине.

Шесть мужских лиц уставились на него, не веря, что их ждет разочарование; через минуту они получили неожиданное вознаграждение, когда новый маркиз обратился к ним.

– Интересно, – заметил Ян, как бы размышляя вслух, – будет ли она более благосклонна к маркизу, чем к простому мистеру?

– Боже милостивый, – саркастически засмеялся кто-то, – обещание короны пэра завоюет вам руку любой женщины, которую вы пожелаете.

– Обещание короны, – повторил Ян, слегка нахмурясь. – Я понимаю, что вы, значит, считаете, что леди согласится не менее как на брак?

Собеседник, который минуту назад ничего подобного не думал, кивнул, хотя не совсем понял, почему он согласился.

Ян ушел, оставив позади шестерых мужчин под новым впечатлением, что леди Камерон отказала маркизу Кенсингтону, когда тот был всего лишь мистером, и этот слух был намного интереснее, чем прежний о том, будто он соблазнил ее.

С демократичным чувством справедливости все шестеро поделились этими придуманными новостями и ошибочными выводами со всеми в зале, кто только пожелал их выслушать. В течение тридцати минут большой зал кипел, обсуждая новость, и некоторые мужчины уже смотрели на Элизабет с новым интересом. Двое нерешительно представились деду Яна и попросили представить их ей, и вскоре Ян увидел, как один из них повел девушку в круг танцующих, а дед одобрительно улыбался. Зная, что сделал все возможное, чтобы прекратить сплетни в этот вечер, Ян совершил ритуал, который был необходим для того, чтобы он смог пригласить Элизабет танцевать, не подвергая ее еще большему осуждению. Прежде Торнтон пригласил подряд семь женщин различного возраста и безупречной репутации.

Когда все семь обязательных танцев закончились, Ян поискал глазами Джордана Таунсенда и незаметно кивнул головой в сторону галереи, посылая ему сигнал, о котором, как знал Ян, дед предупредил его приятеля.

Элизабет ничего не заметила, она стояла с Таунсендами, слушая разговоры окружающих. Обрадованная, охваченная состоянием покоя и нереальности происходящего, девушка слушала нескольких джентльменов, которые, казалось, утратили неприязнь к ней. Ее единственным искренним чувством сейчас было облегчение от того, что Таунсендов больше не бойкотируют. Но Элизабет огорчилась, когда на вопрос, можно ли ей уйти, Джордан Таунсенд взглянул на герцога Стэнхоупа, затем, покачав головой, мягко сказал ей: «Пока нет». Таким образом ей пришлось остаться в окружении людей, чьи голоса и лица не доходили до ее сознания, несмотря на то, что она вежливо улыбалась в ответ на их замечания, или кивала, соглашаясь с их словами, или танцевала с несколькими из них.

Элизабет не знала, что, пока она танцевала, герцог Стэнхоуп передал остальные указания Яна Джордану, и поэтому не испытывала страха, когда Джордан кивнул головой, принимая сигнал от Торнтона, и неожиданно сказал Энтони Таунсенду:

– Я думаю, дамы желают прогуляться по галерее.

Алекс бросила на него быстрый вопросительный взгляд, но подала ему руку, а Элизабет послушно повернулась и позволила лорду Энтони предложить ей свою. Вместе с герцогом Стэнхоупом все пятеро двинулись через зал – почетный караул для защиты леди Камерон, заранее составленный тем же человеком, из-за которого возникла эта необходимость в защите.

Широкую галерею окружала высокая, каменная балюстрада, и около нее стояли несколько пар, наслаждаясь освежающим ночным воздухом и лунным светом. Вместо того, чтобы пройти из высоких дверей прямо к балюстраде, как ожидала Элизабет, Джордан повел их направо в дальний конец галереи, круто огибавшей дом. Он завернул за угол и остановился, остановилась и вся группа. Благодарная Джордану за то, что тот нашел для них уединенное местечко, Элизабет отпустила руку Тони и подошла к балюстраде. В нескольких футах слева от нее Джордан Таунсенд сделал то же самое, только он повернулся боком и положил локоть на балюстраду, закрывая их спиной от взглядов кого-либо, кто захотел бы, как и они, завернуть за угол дома. Краем глаза она видела, как Джордан, нежно улыбаясь, разговаривает с Александрой, стоящей рядом с ним у перил. Отвернувшись, Элизабет любовалась ночью, подставляя лицо прохладному ветерку.

Позади нее, где стоял Тони, шевельнулись тени, и твердая рука осторожно взяла Элизабет за локоть, а глубокий хрипловатый голос близко от ее уха произнес:

– Потанцуй со мной, Элизабет.

Шок заставил ее тело сжаться, прорвавшись через баррикаду невосприимчивости, которую старалась удержать Элизабет. Не поворачиваясь, она сказала спокойно и вежливо:

– Не окажете ли мне большую услугу?

– Что угодно, – согласился он.

– Уходите. И не возвращайтесь.

– Что угодно, – поправился он с серьезной улыбкой в голосе, – но не это.

Элизабет чувствовала позади себя, как Ян придвинулся еще ближе, и нервная дрожь пробежала по ней, пробуждая из блаженного небытия ее чувства. Его пальцы осторожно гладили ее руку, а голова наклонилась к ней.

– Потанцуй со мной.

Два года назад в беседке, когда он произнес эти самые слова, Элизабет позволила ему обнять себя. Сегодня, несмотря на то, что не все отшатнулись от нее, ее положение оставалось на грани скандала, и она покачала головой.

– Я не думаю, что это было бы разумно.

– Ничего из того, что мы сделали, не было разумным. Не будем нарушать нашу традицию.

Элизабет покачала головой, отказываясь повернуться к нему, но он все сильнее сжимал ей локоть.

– Я настаиваю.

Неохотно она повернулась и посмотрела на него.

– Почему?

– Потому что, – сказал он с нежной улыбкой, глядя ей в глаза, – я уже танцевал семь раз, и каждый раз с безобразной женщиной безупречной репутации, поэтому могу пригласить тебя, не вызывая сплетен, которые могут повредить тебе.

Эти слова вместе с его нежностью вызвали у нее подозрения.

– Что вы хотите сказать этими последними словами?

– Я знаю, что произошло после уик-энда, когда мы встретились, – осторожно сказал Ян. – Твоя Люсинда выложила все Дункану. Не смотри так испуганно, единственное, что она неправильно сделала – ей следовало рассказать не Дункану, а мне.

Ян Торнтон, разговаривающий с ней сегодня, был ей до боли знаком; это был человек, которого она встретила два года назад.

– Войдем вместе, – настаивал он, продолжая сжимать ее локоть, – и я начну искупление моей вины.

Элизабет позволила увести себя на несколько шагов и остановилась.

– Это неправильно. Все, увидев нас вместе, подумают, что мы начали все вновь…

– Нет, не подумают, – обещал он. – Там с быстротой молнии распространяются слухи, что я пытался наложить на тебя лапы два года назад, но, не имея титула, который мог бы соблазнить тебя, у меня не было ни шанса. Так как получение титула – святое дело для большинства из них, то они будут восхищаться твоим умом. Теперь у меня есть титул, и ожидается, что я воспользуюсь им, чтобы попытаться преуспеть там, где потерпел ранее поражение, и таким образом залечить мою раненую мужскую гордость. – Протянув руку, чтобы отвести прядку волос с ее нежной щеки, он сказал: – Прости меня. Это лучшее, что я мог сделать из того, что мне надо сделать – ведь нас видели вместе в компрометирующих обстоятельствах. Так как они никогда не поверят, что ничего не произошло, я мог только заставить их поверить, что я преследовал тебя, а ты избегала меня.