Улыбка лорда Хауэрда выразила одновременно и обеспокоенность и утешение.

– В Лондоне, – подчеркнул он, – Хариса – идеальная хозяйка. В деревне, однако, ее вечера становятся, скажем, чем-то менее избранными по составу и по поведению. – Он замолчал, чтобы остановить слугу, который нес серебряный поднос с бокалами шампанского, затем подал бокал Элизабет и продолжал: – Я ни в коем случае не имею в виду, что ваша репутация пострадает от того, что вы были здесь. В конце концов, – пошутил он, – Эверли и я здесь, что указывает на то, что по крайней мере некоторые из нас – первые, на кого смотрит общество.

– В отличие от других ее гостей, – презрительно вставил лорд Эверли, кивая в сторону Яна Торнтона, – которых не пустят в респектабельные гостиные во всем Лондоне!

Охваченная любопытством, смешанным со страхом, Элизабет не могла удержаться от вопроса:

– Вы говорите о мистере Торнтоне?

– Именно о нем.

Она выпила глоток шампанского, чтобы выиграть время, и внимательно посмотрела на высокого смуглого человека, о котором слишком много думала с того времени, как впервые поговорила с ним! В глазах Элизабет он с головы до ног выглядел элегантным, сдержанным джентльменом: его темно-красный камзол и панталоны облегали широкие плечи и подчеркивали длинные мускулистые ноги с тем совершенством, которое указывало на самого лучшего лондонского портного; его белоснежный шейный платок был завязан безукоризненно, а темные волосы превосходно ухожены. Даже в свободной позе, в высокой фигуре чувствовалась сила мускулов дискобола, в то время как черты смуглого лица были отмечены холодной надменностью аристократа.

– И он… он такой плохой? – спросила она, отрывая взгляд от чеканного профиля. На нее такое впечатление производила его элегантность, что мозг не сразу воспринял злобный, ядовитый ответ лорда Эверли:

– Он хуже! Этот человек – обыкновенный игрок, пират, мерзавец и хуже!

– Я… я не могу этому поверить, – сказала Элизабет, слишком ошеломленная и расстроенная, чтобы промолчать.

Лорд Хауэрд бросил успокаивающий взгляд на Эверли, затем одобряюще улыбнулся потрясенной Элизабет, неправильно истолковав ее смятение.

– Не обращайте внимания на лорда Эверли, миледи. Он просто разозлен, потому что две недели назад Торнтон облегчил его на десять тысяч фунтов в одном из игорных залов. Перестань, Том, – добавил лорд Хауэрд, когда разгневанный граф пытался протестовать. – Ты добьешься, что леди Камерон не сможет заснуть сегодня от страха в своей постели.

Мысли Элизабет были еще заняты Яном Торнтоном, и она только наполовину слышала, о чем говорили подруги, к которым подвели ее кавалеры.

– Не знаю, что в ней видят мужчины, – говорила Джорджина, – она ничуть не красивее любой из нас.

– Ты когда-нибудь замечала, – философски отметила Пенелопа, – какие бараны эти мужчины? Куда один идет, туда и все остальные.

– Я только желаю, чтобы она выбрала одного и вышла замуж, и оставила остальных нам, – сказала Джорджина.

– Я думаю, ей он нравится.

– Здесь она напрасно теряет время, – насмешливо сказала Валери, со злобой одергивая свое розовое платье. – Как я вам уже говорила, Хариса уверяла меня, что он совсем не интересуется «невинными молодыми созданиями». И все же, – с раздражением вздохнула молодая леди, – было бы восхитительно, если бы она в самом деле воспылала нежными чувствами к нему, один или два танца вдвоем, несколько страстных взглядов, и мы полностью избавимся от нее, как только слухи дойдут до ее обожателя… Господи, Элизабет! – воскликнула Валери, наконец, заметив Элизабет, которая стояла близко, но чуть позади нее.

– Мы думали, ты танцуешь с лордом Хауэрдом.

– Отличная идея, – подхватил лорд Хауэрд. – Я просил следующий танец, леди Камерон, но вы не возражаете, если это будет этот?

– Прежде чем вы полностью завладеете ею, – вставил лорд Эверли, мрачно посмотрев на лорда Хауэрда, которого он по ошибке принял за своего соперника, претендующего на руку Элизабет, – завтра намечена увеселительная прогулка в деревню на весь день, выезд утром. Не окажете ли вы мне честь, разрешив быть вашим эскортом?

Чувствуя себя неловко от таких злонамеренных сплетен, которыми были увлечены ее подруги, Элизабет, приняв с благодарностью предложение лорда Эверли, согласилась на приглашение лорда Хауэрда потанцевать. Танцуя, он с улыбкой посмотрел на нее и сказал:

– Я понимаю, что буду вашим кузеном.

Заметив ее удивление, вызванное его преждевременным замечанием, пояснил:

– Мондевейл доверительно признался мне, что вы собираетесь сделать его счастливейшим из людей, – если ваш брат не найдет несуществующий скелет у него в шкафу [8].

Так как Роберт особо подчеркнул, что он хочет подержать виконта Мондевейла в ожидании, Элизабет сказала только то, что могла сказать:

– Решение в руках моего брата.

– Там, где и должно быть, – одобрительно сказал он.

Через час Элизабет поняла: постоянное присутствие рядом с ней лорда Хауэрда означало, что тот, очевидно, назначил себя ее опекуном на этом вечере, который считал мало подходящим для молодых и неопытных девушек. Она также поняла, когда он оставил ее, чтобы принести ей стакан пунша, что мужская часть, представленная в зале, а также некоторая женская, уменьшалась, по мере того, как гости исчезали в соседней комнате, где играли в карты. Обычно карточная комната была местом, которое хозяйка предоставляла тем мужчинам (обычно женатым или преклонного возраста), которые были вынуждены посещать бал, но упорно отказывались проводить целый вечер во фривольных светских разговорах. Ян Торнтон, как она знала, ушел туда в начале вечера и оставался там до сих пор, и сейчас даже ее подруги нетерпеливо поглядывали в ту сторону.

– Что-нибудь необычное происходит в карточной комнате? – спросила Элизабет лорда Хауэрда, когда он принес ей пунш и направился с ней к ее подругам.

Он кивнул, сардонически улыбаясь.

– Торнтон сильно проигрывает и проигрывал большую часть вечера – очень непохоже на него.

Пенелопа и остальные слушали его слова с выражением жадного любопытства.

– Лорд Тилбери сказал нам, что, по его мнению, все, чем владеет мистер Торнтон, лежит сейчас на столе в виде или фишек или долговых расписок, – сказала Пенелопа.

У Элизабет упало сердце.

– Он поставил все? – спросила она у своего самозваного покровителя. – На карту? Почему он сделал это?

– Ради острых ощущений, я полагаю. С игроками это часто случается.

Элизабет не могла представить себе, почему ее отец, брат или другие мужчины получали, казалось, удовольствие от того, что рисковали большими суммами денег ради такого бессмысленного дела, как азартная игра. Но ей не удалось сказать что-либо, потому что Пенелопа, указывая на Джорджину, Валери и даже Элизабет с очаровательной улыбкой проговорила:

– Нам бы всем очень хотелось пойти и посмотреть, лорд Хауэрд, и мы просим вас пойти с нами. Это так интересно, и половина гостей уже там.

Лорд Хауэрд не остался равнодушен к трем хорошеньким личикам, смотревшим на него с такой надеждой, но все же он заколебался, взглянув на Элизабет, так как его роль опекуна не совпадала с его личным желанием увидеть своими глазами, что там происходит.

– В этом нет ничего неприличного, – убеждала Валери, – потому что там есть другие дамы.

– Ну, хорошо, – согласился лорд Хауэрд, беспомощно улыбаясь.

Взяв под руку Элизабет, он повел стайку девушек через открытую дверь в мужское святилище – карточную комнату.

Подавив в себе желание крикнуть, что она не хочет смотреть, как будет разорен Ян Торнтон, Элизабет сделала усилие, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица, когда оглядывала группы людей, столпившихся вокруг самого большого дубового стола, закрывая собой игроков, сидевших вокруг него. От темных панелей на стенах и ковра цвета бургундского на полу комната казалась по сравнению с бальным залом плохо освещенной. Пара бильярдных столов с прекрасной резьбой и большими люстрами над ними занимала переднюю часть большой комнаты, а восемь других столов были расставлены вокруг них. Хотя сейчас за этими столами никто не сидел, на них оставались карты, заботливо перевернутые лицом вниз, и стопки фишек лежали в центре каждого стола.

Элизабет поняла, что игравшие за этими столами оставили карточную игру и сейчас составляли часть зрителей, обступивших большой стол, откуда исходило возбуждение. Как раз когда она подумала об этом, один из зрителей у большого стола объявил, что пора возвращаться к своей игре и четверо мужчин отошли. Лорд Хауэрд осторожно провел дам к месту, которое только что освободилось, и Элизабет оказалась там, где ей меньше всего хотелось быть, – стоящей, почти касаясь локтя Торнтона, и откуда беспрепятственно могла смотреть на то, что, как предполагалось, было сценой его финансового убийства.

Еще четверо мужчин сидели с ним за круглым столом, включая лорда Эверли, юное лицо которого сияло торжеством. Кроме того, что он был здесь самым молодым, он был единственным, чье выражение лица и поведение ясно выдавали его чувства. В полную противоположность лорду Эверли Ян Торнтон безразлично откинулся в своем кресле, выражение его лица было спокойным, длинные ноги вытянуты под столом, темно-красный камзол спереди расстегнут. Остальные трое мужчин с непроницаемыми лицами казались погруженными в карты.

Герцог Хэммонд, сидевший напротив того места, где стояла Элизабет, нарушил молчание:

– Я думаю, ты блефуешь, Торн, – сказал он чуть улыбаясь, – Более того, весь вечер тебе не везло. Я повышаю ставку на пятьсот фунтов, – добавил герцог, выставляя вперед пять фишек.

Две вещи сразу же поразили Элизабет: очевидно, прозвищем Яна было Торн, и его милость герцог Хэммонд, первый герцог королевства, обращался к нему, как будто они были на дружеской ноге. Другие мужчины, однако, продолжали холодно смотреть на Яна, по очереди выбирая по пять фишек из своих стопок и толкая их в кучку, которая уже образовалась в середине стола.