Ее отец, конечно же, был прав — она не могла оставаться в «Моди». Нельзя было винить его за то, что он постоянно ворчал, резонно полагая, что потратил все эти деньги на ее образование не для того, чтобы она работала простой продавщицей. А получилось, что она в свои двадцать четыре года, закончив хорошую английскую школу и имея степень бакалавра Кембриджа по истории искусств, а также отучившись на курсах по бизнесу, теряла время, как выразился ее отец, в каком-то легкомысленном магазине на Саус Молтон-стрит. Но дело было в том, что все ее знания, которые она получила, не смогли дать ей то, что она действительно хотела делать, хотя сама не слишком ясно представляла себе, что хотела.

Итак, ей было двадцать четыре года, она являлась единственной дочерью в шотландской семье с хорошими связями, но не очень богатой, владевшей небольшим замком с готическими башнями, расположенным на незащищенном от ветра озере в Хайлендзе, и еще — поскольку ее дед был настолько глуп, что продал большой двухэтажный дом в отличном районе Лондона Белгрейве пятьдесят лет назад, чтобы расплатиться по своим карточным долгам, — небольшой квартирой рядом со Слоан-сквер. Ее отец постоянно жаловался на то, что, если бы его папаша не продал дом в Белгрейве, сейчас его можно было бы продать не меньше, чем за миллион, и они смогли бы жить в роскоши до конца своих дней. Но Каролине не было дела до его жалоб, и она уверенно смотрела в будущее, ожидая, что ждет ее впереди или, во всяком случае, чего она сама сможет добиться в этой жизни. И уж конечно, никто не придет и не скажет: «Вот, пожалуйста, все, о чем ты мечтала, находится здесь, на блюдечке с золотой каемочкой. Бери, Каролина».

В школе она выделялась неординарными способностями и желанием усердно выполнять любую работу, лишь бы она ее интересовала. Например, драмкружок. Она знала, что у нее нет актерского таланта, она не умела ни петь, ни танцевать, равно как не могла шить костюмы и рисовать декорации, хотя ей нравилось возиться с краской, но она всегда забывала вымыть кисточки и убрать за собой.

Но у нее было одно поразительное качество — она могла любой хаос превратить в порядок. Каролина была прирожденным организатором.

Только Каролина могла провести первые собрания школьного драмкружка, только она принимала окончательное решение, какую пьесу они будут ставить. Только Каролина искала сценарии и добивалась разрешения автора, только она могла разнять ссорящихся претендентов на ведущие роли и только Каролина могла добиться, чтобы спектакль состоялся. Она составляла графики репетиций, уговаривала девочек оставить уютное тепло гостиной и телевизионную передачу «Лучшие песни недели», заставляя их вместо этого красить, шить или играть на пианино для крупных, неуклюжих хористок, учившихся танцевать.

Иногда она с тоской думала, что ей стоило пойти учиться в Королевскую академию драматического искусства или Драматическую школу Гайлдхолл, но разве можно было выучиться на продюсера для бродвейских театров — а именно им она и хотела стать. В конце концов она поступила в Кембридж на факультет истории искусств.

Годы, проведенные в Кембридже, были веселыми, но и наполненными учебой и общественной работой. Она была в числе многих, желающих помочь в спектаклях, которые ежегодно ставились драмкружком колледжа, не говоря уже о том, что была среди самых первых активистов в организации и проведении самого большого праздника — Майского бала.

Не успели закончиться выпускные экзамены, как Каролина полностью отключилась от занятий и с головой окунулась в празднества. На многовековых зеленых лужайках появились яркие полосатые палатки, строгие серые монастырские своды всю ночь содрогались от звуков рок-н-ролла и хлопков открывающихся бутылок шампанского. А при первых лучах солнца над университетским городком, утопающим в красивой зелени, сотни студентов высыпали на улицу и отправились к реке. Каролина, в платье из тафты с длинной широкой юбкой цвета морской волны, который оттенял ее зеленоватые в крапинку глаза, устало положила голову на подушки в лодке, безвольно опустив руку в прохладную воду и чувствуя себя сошедшей с картины Сюра, где молодой красивый юноша в лодке вез свою возлюбленную по заросшей камышом реке. В Кембридже она несколько раз влюблялась, но романы получались все несерьезные и быстротечные.

Думая о тех годах, Каролина вспоминала себя всегда чем-то занятой. Она разрывалась между Лондоном и Кембриджем, стараясь втиснуть все, что только можно, в свою и без того бурную жизнь, везде имея кучу друзей, массу двоюродных братьев и сестер и любящих ее близких родственников. Семья Каролины была многочисленная и очень дружная. Летом по выходным в доме часто устраивались вечеринки, а зимой лыжные вылазки. И вдобавок ко всему она умудрялась еще выкраивать время для занятий.

Ей было трудно и страшно оставлять академический мир, в котором она жила с пяти лет, и в двадцать два года встретиться лицом к лицу с реальной жизнью, полной труда и каждодневных забот. Ее старший брат Ангус сделал блестящую карьеру, став адвокатом, и, возможно, на следующих выборах будет выставлена его кандидатура. А младший брат Каролины, которого звали Патрик, колесил по всему миру, участвуя в международных автогонках в качестве механика команды, надеясь в один прекрасный день сесть за руль «ягуара» или «лотоса». А вот сообразительная, симпатичная девушка со степенью бакалавра истории искусств, хорошо говорящая по-французски и немного по-немецки, никому не была нужна. Где же, задавалась тогда вопросом Каролина, ее судьба, в чем заключалось ее предназначение? Разве, наконец, не настал момент, когда стоило только пошевелить пальцем, чтобы вся ее жизнь полностью изменилась?

Когда же, наконец, это случилось, все пошло не так. Работа на аукционе произведений искусств, которую она долго добивалась, прошла мимо, и ей пришлось поддаться на уговоры родителей и пойти на курсы бизнеса.

После их окончания Каролина разослала заявления на работу, которая на самом деле не очень ей нравилась, и отказалась от поступивших приглашений, так как ее страшила мысль, что она окажется запертой в каком-то ужасном учреждении или вынуждена будет посещать производственные собрания, на которых будет умирать от скуки. Она слонялась по дому, чувствуя себя все более несчастной и подавленной, надеясь найти работу секретарши в театре или место помощника по сцене — что угодно, только бы проникнуть в этот волнующий мир театра. Но оказалось, что почти каждая молодая девушка мечтала о том же.

В конце концов, когда стали подходить к концу деньги, а она так ничего и не решила, что делать дальше, неуловимая судьба протянула ей руку, и Каролина пошла работать в магазин на Саус Молтон-стрит, попав в современный, изысканный мир моды, где для золотой молодежи Лондона продавалась необыкновенная одежда молодых французских и японских модельеров. И незаметно для нее самой «Моди» поглотил ее целиком. Это было как удобная кровать: не хотелось вставать, но можно было проспать всю жизнь!

Тот понедельник, когда ее судьба переменилась, был спокойным, казалось, что никому не хотелось высовываться под дождь. Каролина лениво листала журнал мод, останавливаясь, чтобы полюбоваться фотографиями Джесси-Энн Паркер, идущей по подиуму в Париже, блистательно выглядя в узком кашемировом вечернем платье от Лагерфельда с разрезом на юбке. С завистью она думала, что манекенщица выглядела просто восхитительно, это и понятно, такая девушка и в рогоже будет выглядеть точно так же. А какие длинные у нее ноги! И как, должно быть, здорово быть такой известной, как Джесси-Энн Паркер! Они были почти ровесницы, но подумать только, как много добилась Джесси-Энн в жизни — должно быть, стала работать с пятнадцати лет! Но не только в этом дело, думала она. Джесси-Энн сразу стала знаменитой. Любимице Америки мисс Паркер было чему поучить Каролину, дать ей несколько уроков, как добиться успеха. Да, Джесси-Энн сама прошла через это.

— Каролина! — позвала ее миссис Майклз. — Тебя к телефону. Твоя тетя Катриона.

Каролина застонала. Если ее тетка звонила в магазин, это означало только одно — приключилось что-то «чрезвычайное», как, впрочем, бывало уже не раз.

Голос тети Катрионы по телефону всегда был громким и высоким. Она, видимо, так и не поняла, что совсем необязательно кричать, чтобы быть услышанной на расстоянии.

— Каролина, дорогуша! Не сможешь ли ты меня выручить? — пронзительно закричала она в трубку. — Завтра вечером я устраиваю вечеринку, и глупая старая Мэри Андерсон меня подвела, сказала, что не сможет прийти, так как у нее грипп, но я-то знаю, что снова хватила лишку джина накануне, а печень у нее уже не та.

— Ой, тетя Катриона! Там ведь соберутся одни старики, — жалобно сказала Каролина. — Неужели ты не можешь найти кого-нибудь ближе им по возрасту?

— Не говори глупостей, дорогая, мои друзья вовсе не все старые маразматики. И знаешь, в этот раз я пригласила таких замечательных людей. Жду тебя в восемь часов, и пожалуйста, постарайся нормально выглядеть, Каролина, детка.

— Что значит нормально? — спросила она, держа трубку подальше от своего уха.

— Ну, знаешь… Надень что-нибудь хотя бы относительно напоминающее платье, а то в прошлый раз на тебе был какой-то японский мешок из-под картофеля.

Она услышала, как тетка захихикала над своей шуткой, вешая трубку. Естественно, ей совсем не хотелось, идти на этот ужин. Она была уверена, что там не будет ни одного человека моложе пятидесяти, а тетя будет следить, сколько она пьет, потому что до сих пор считает Каролину «маленькой». Но тетя Катриона была ее крестной, причем очень преданной и любящей. Она регулярно писала Каролине письма в школу, время от времени вкладывая в них пятифунтовую бумажку, которая была совсем нелишней в набегах Каролины по субботам в местный городок для пополнения запасов еды, чтобы продержаться всю неделю на школьном полуголодном пайке. Каролина раздраженно вздохнула. Совершенно очевидно, что ей все-таки придется пойти на этот вечер.