– Извинение принято, – ответил граф. – А я, в свою очередь, приношу свои извинения за то, что не пригласил вас на чай, а вместо этого… В общем, сам все решил, посчитав, что так будет лучше.

Линнет кивнула и протянула руку к маффинам, но Джек, отодвинув корзину, сказал:

– Эти маффины – моя оливковая ветвь. Отныне и впредь я обещаю приглашать вас на пикники, прогулки и прочие мероприятия, а не командовать вами. Но взамен вы тоже должны дать мне обещание.

Линнет усмехнулась.

– Я должна обещать, что всегда буду принимать ваши приглашения?

– Нет, вы вовсе не должны всегда соглашаться. А хочу только одного: чтобы вы дали мне еще один шанс. Такой же, как вы дали всем этим джентльменам, которые приехали сюда.

– Вам дала такой шанс леди Трабридж, пригласив вас сюда.

– Я не об этом, вы же понимаете… Я говорю о справедливом шансе, то есть хочу, чтобы вы отказались от предубеждения против меня. Как думаете, сможете?

Линнет задумалась.

– Для меня это будет непросто, – призналась она наконец. Кривить душой перед самой собой не имело смысла. Потому что… – Видите ли, я довольно упрямая. Впрочем, это вы уже поняли. Пожалуй, и властная. И, возможно, немного капризная. По крайней мере, так мне говорили. – Заметив, что граф улыбнулся, Линнет добавила: – Но все-таки я не сноб. И вы напрасно это сказали.

Улыбка Джека стала еще шире.

– Вероятно, мне тоже следует отказаться от некоторых моих предубеждений. – Он протянул девушке корзинку с маффинами. – Перемирие?

Линнет снова задумалась. Если они действительно заключат перемирие, граф, несомненно, найдет способ воспользоваться своими преимуществами. Но все же… Она взглянула на маффины и утвердительно кивнула.

– Хорошо, перемирие. – Не удержавшись, Линнет с усмешкой пробормотала: – Интересно, почему меня не покидает чувство, что я заключаю сделку с дьяволом?

– Потому что так оно и есть. – Джек сел напротив девушки, подвинул ближе к ней корзинку с маффинами и достал из другой корзинки две тарелки. После чего пояснил: – Видите ли, Дьявол – это мое школьное прозвище.

Линнет наморщила носик.

– Очень вам подходит…

– Вы даже не представляете насколько, – с невозмутимым видом ответствовал граф. – Я вечно попадал в скандальные истории и становился причиной всевозможных неприятностей. Например, выходил по ночам на улицу и запускал петарды под окном воспитателя. И, разумеется, ходил по газону – а это, между прочим, в Итоне считается самым страшным грехом. И еще я прятал учительский мел, несколько раз похитил его собаку, однажды насыпал соль в итонский ералаш… Ну, и так далее.

– Итонский ералаш? Что это такое?

– Десерт. Клубника, сливки и безе. Его подают в День вручения призов в июне, когда собираются все родители.

Линнет не могла не рассмеяться.

– И вы добавили туда соль?

– Да. Мои годы в Итоне стали легендой. Насколько мне известно, о некоторых моих подвигах рассказывают до сих пор. Учителя и воспитатели вздохнули с облегчением, когда я покинул это заведение. Правда, в Кембридже было ничуть не лучше. Из-за моих диких выходок меня несколько раз едва не отчислили.

– Чуть не отчислили? – удивилась Линнет. – Но почему? Что вы натворили?

Джек ухмыльнулся.

– В какой именно раз?

Девушка рассмеялась.

– Вы говорите, что не единожды были на грани исключения. За что? Разные шалости?

– Среди всего прочего были, разумеется, и шалости.

– Игра? – предположила Линнет.

– Нет-нет. Этого я не мог себе позволить. Денег не было. А то немногое, что у меня имелось, я тратил на другое.

– Выпивка?

– Ну конечно! Выпивка и женщины! Но это опасная тема… И вообще, хватит обо мне. Давайте поговорим о вас. У вас было в детстве прозвище?

Линнет хотелось узнать побольше о женщинах графа, однако она сочла любопытство неуместным.

– У меня имелось прозвище, но я его вам не скажу.

– Почему? – удивился Джек. – Оно было таким ужасным?

Линнет вспомнила, как безжалостно ее дразнили в детстве.

– Да. – Мысли о прошлом не доставили ей удовольствия, и она спросила: – Мы будем это есть… или оставим муравьям?

– Лучше съедим сами. А муравьи пусть умирают от голода. Но я думал, что вы начнете с маффина.

Девушка улыбнулась, разломила маффин и откусила большой кусок.

– Ну как? – спросил Джек.

– М-м-м… – промычала Линнет с полным ртом, наслаждаясь вкусом любимого лакомства. Проглотив, он вынесла вердикт: – Очень вкусно. Почти как дома.

– Почти? – с нарочитой обидой переспросил Джек, но провести сотрапезницу ему не удалось. По его веселым глазам и легкой усмешке на губах было понятно, что он доволен. – Значит, почти?

– Понимаете, любое блюдо у разных поваров получается по-разному, – объяснила Линнет. – Хотя бы небольшое отличие есть всегда. А эти маффины действительно очень вкусные. Никакого сравнения с теми, что мне попытались приготовить в «Савойе».

Джек потянулся к ее тарелке, на которой еще оставалась половинка булочки, но девушка со смехом схватила тарелку и убрала за спину.

– Нет! Не трогайте мой маффин!

– Но Линнет… – Джек нахмурился. – Я не могу допустить, чтобы ваш изысканный вкус оскорбляло неумело приготовленное блюдо. Этот маффин недостаточно хорош для вас.

– Я этого не говорила. Он очень даже хорош! В точности как у нас дома!

– Вы меня успокоили. Не хотелось бы думать, что моя мирная инициатива на вкус похожа на древесные опилки. – Граф, казалось, о чем-то задумался. – Знаете, я оказался в чрезвычайно неприятной ситуации. – Он подался к девушке и прошептал ей прямо в ухо: – Тогда вы могли бы не согласиться на перемирие.

Линнет замерла, неожиданно оказавшись во власти странной нервозности. И действительно, странно… Ведь речь шла всего лишь о маффинах. Джек к ней даже не прикоснулся.

– Но я же согласилась! – выпалила она, изо всех сил вцепившись в тарелку.

– Правда?

Линнет молча кивнула. К ее огромному облегчению, граф снова уселся на свой край одеяла.

– Вот и хорошо, – сказал он. – В противном случае вы бы меня безмерно огорчили. – Теперь Джек смотрел на нее пристально и очень серьезно, и Линнет снова почувствовала странное стеснение в груди.

Девушку охватило смятение, и она, решив, что ей надо как-то отвлечься, спросила:

– А что у нас здесь? – Линнет убрала салфетку с одной из тарелок, стоявших рядом с ней. – Ветчина? Прекрасно!

Ее голос прозвучал настолько неестественно, что она сама это тотчас же поняла и поморщилась. Но Джек, казалось, ничего не заметил. Улыбнувшись, он заявил:

– Полагаю, пора приступить к трапезе. – Он открыл корзину, стоявшую у него под боком. – Там, рядом с вами, есть цыплята и салат, а здесь – хлеб, сыр, масло и горчица.

Линнет надеялась, что граф больше не станет ее дразнить, но она, увы, ошибалась.

– Думаю, вы понимаете, – сказал он, нарезая хлеб, – что ваша отвлекающая тактика не сработает.

– Отвлекающая тактика? – Линнет взяла нож и кусочек хлеба. – Не понимаю, о чем вы. – Она принялась с преувеличенным усердием намазывать на хлеб мягкий сыр.

– Есть такая концепция – quid pro quo, – объяснил граф. – Поскольку среди многих других бесполезных предметов я изучал и латынь, то могу объяснить, что это переводится примерно так: услуга за услугу.

Вероятно, близость Федерстона все же туманила ее мозги, потому что она даже примерно не смогла понять, к чему он клонит. Недоумение, должно быть, отразилось на ее лице, поскольку Джек с невозмутимым видом продолжил:

– Я уже сказал вам, как меня называли в школе. А это означает, что вы обязаны сказать мне, какое у вас было в детстве прозвище.

– Я ничего вам не должна, – проворчала девушка, но граф только ухмыльнулся в ответ, по-прежнему глядя на нее вопросительно.

Пытаясь игнорировать его взгляд, Линнет молча положила себе на тарелку ветчину и кусочек цыпленка и принялась есть. Но пристальный взгляд графа ужасно ее нервировал, пришлось сдаться.

– Боже мой! – воскликнула она, отставив тарелку. – Ну какая вам разница, как меня называли в детстве?

Ухмылка Джека стала еще шире.

– Неужели не понятно? Вы явно не желаете ничего мне говорить, тем самым возбуждая мое любопытство. Поэтому я не могу не настаивать.

– Все равно ваше любопытство останется неудовлетворенным, – заявила Линнет. Указав на бутылку шампанского, спросила: – Вы собираетесь ее открыть? Или ждете, когда нагреется, чтобы потом приготовить чай?

– Я с удовольствием его открою, но вам не дам.

– Почему?! – возмутилась Линнет. – Потому что я отказываюсь говорить про свое прозвище?

– Что вы, я никогда не стал бы использовать шампанское в качестве рычага давления на вас. – Джек усмехнулся. – Это было бы недостойно. Просто мне сказали, что вы предпочитаете имбирный эль, поэтому я принес его для вас.

– Кто это вам сказал? – спросила Линнет, уже зная ответ. – Моя мать, да?

Джек кивнул, достав бутылки из ведерка со льдом.

– Узнав, что вы не слишком жалуете чай, я решил заменить вечернее чаепитие пикником, – объяснил он, открывая меньшую из бутылок. – И тогда я спросил, какое вино вы предпочитаете, а ваша мать сказала, что вы больше всего любите имбирный эль. Она же мне сообщила, что «приличная юная леди» не пьет вина до шести часов вечера.

Линнет театрально закатила глаза и откусила большой кусок ветчины.

– Время суток тут не играет никакой роли. Моя мать считает, что незамужняя женщина вообще не должна употреблять спиртное. В любое время. Поэтому она мечет молнии, когда я поступаю иначе.

Пробка с громким хлопком вылетела из бутылки с шампанским, и Джек потянулся к бокалам.

– Так вот почему она бросала на вас такие неодобрительные взгляды, когда вы пили херес в Ньюпорте?

– В этом тоже вы виноваты, – заявила девушка, взяв протянутый ей бокал, наполненный шампанским. – Мать всячески подталкивала меня к вам, повторяла, что у меня есть шанс выйти замуж за лорда. Причем так навязчиво вас расхваливала, что я почувствовала острую необходимость чего-нибудь выпить. Да, кстати… – Линнет нахмурилась, обдумывая неожиданно пришедшую ей в голову мысль. – Откуда вы знаете, что я в тот вечер пила именно херес? Насколько я помню, слуги разносили еще и портвейн.