Екатерина Кариди - Испытание

— Ты захочешь мужчину, к сожалению, такова наша природа, — грустно улыбнулась гурия.

— Его не захочу, — Саша ответила холодно, и в сердце ее действительно царил холод.

— Как знать… А номер 45, по-моему, просто немного тронулась умом. Слишком уж ненормально она себя ведет. Я понимаю, ревность. Но все-таки… Надеюсь, она привыкнет, так будет лучше для нее же самой.

— Добрая ты, номер 32.

Гурия улыбнулась:

— Ты тоже. И ты сильная. А я не сильная, я…

— Прекрасная, — добавила Саша.

— Но не в его глазах, — по лицу девушки пробежала грустная тень, — Для него я обычная и незаметная. Но он щедр ко мне, и не лишает своей ласки.

В Саше поднялась волна возмущения этой покорностью:

— Как ты можешь так говорить? Он же не любит тебя!

— Как? С благодарностью?

Саша кивнула, потому что лично она никакой благодарности не испытывала.

— Ты не поймешь, — она всплеснула руками, а потом стала водить ладонями по поручню ограждению и взволнованно заговорила, — Он ласков со мной, щедр, никогда ничем не обидел, не сделал ничего против моей воли…

— Ты любишь его… — догадка была очевидной.

— А ты разве нет? — девочка заглядывала Саше в душу, и перед ее ясными детскими глазами она не могла солгать.

— Да. Еще люблю. Но с этим будет покончено.

— Ох… — только и смогла прошептать маленькая гурия.

Настроение у Саши совсем ухудшилось, но остались вопросы.

— Почему номер 18 пришла в таком состоянии?

— А… Там все сложно… Видишь ли, номер 18 ведь так и не покорилась ему до конца. Да, она никогда не устраивала скандалов, как эта, номер 45, никогда не кричала. Но она боролась за него, боролась за свою любовь. Но не смогла победить. Она не стала его единственной, осталась… как все… как я.

Саша слушала нахмурившись. Девочка с глазами газели переступила ножками и продолжила после недолгого молчания:

— А сейчас он дал ей то, что ей нужно, но она ненавидит себя за это. А еще больше она ненавидит за это его. За то что он дает ей это наслаждение.

— Господи, как же она тут живет…?

— А, в обычное время неплохо. Все мы живем здесь…

— Я не говорю про это, — Саша обвела рукой вид внутреннего двора их «золотой тюрьмы», — Я говорю про то, что она чувствует.

— Я не знаю. Не могу сказать. Я не боролась и не проигрывала, мне это неизвестно, — глухо ответила номер 32.

Обе помолчали, потом Саша спросила:

— Я вижу, что из общей аморфной массы выделяется номер 37. Что можешь сказать про нее?

— Она… Она властная, очень уверенная в себе. Но она никогда даже не старалась бороться за благосклонность хозяина. Ее все устраивает, все. А еще… Еще она нам как мать, — номер 32 взглянула на Сашу, — Странно, да? Но это так.

— А номер 6?

— О, — улыбнулась номер 32, - Номер 6 как хитрая и мудрая бабушка! Она столько всего знает, знаешь, она умеет готовить разные лекарства практически их ничего. А какие косметические средства делает! Чудо! Дарит всем просто так. Она ученая.

— А как она…

— С хозяином?

Саша кивнула, пытаясь скрыть любопытство.

— Вообще-то, даже я не могу понять, как она умудряется быть такой спокойной. Всегда в хорошем настроении, всегда улыбка. Как будто ей все равно.

— Так может, ей все равно?

— Да нет, я видела, как она смотрит на хозяина. Она его любит, — тут гурия снова вздохнула, — Ну что, ужинать пора. Пошли ко мне?

— А пошли.

Саша решила, раз она тут застряла, так это еще повод не ходить в гости. Даже в тюрьме можно найти что-то хорошее.

Еще неизвестно, кому из них двоих было хуже. Женщине, которой доставили наслаждение унижением и грубостью, или мужчине, который потешил себя мужским доминированием. И если она могла скрыться за обидой, то у него такого шанса не было. И теперь, запершись в собственной ванной, он долго стоял перед зеркалом, опираясь руками на раковину. Сглатывал, успокаивал дыхание. Его тоже трясло, как и ту гордячку, что наслаждение получает именно от унижения, а только ее гордость не дает ей принять свою натуру и смириться. Ведь секс был хорош, ощущения яркие, на грани. Так почему теперь так плохо?!!!

Почему в последнее время ему стало так трудно делать то, что раньше делалось само собой, бездумно и безболезненно? Какого черта он должен переживать теперь из-за того, что загнул эту чопорную суку?! Какое ему дело до ее гордости?! Почему ему так плохо…

Закрыл глаза, посчитал в уме… Не помнил, сколько считал, дыхание успокоилось, потом перед глазами встали ножки, танцующие босиком, тонкие щиколотки, изящные пальчики с розовыми ноготками, пальчики вызвали улыбку.

Ему нужен глоток воздуха. Хоть иногда. Иначе он задохнется. Сейчас поздно анализировать, почему теперь, раньше как обходился. Поздно. Да и ни к чему, он умел принимать обстоятельства такими, как они есть. Но видеть ЕЕ сейчас он бы не смог, а тем более, быть с ней. Слишком много грязи в душе. Он хотел получать от нее чистую радость, а не размазывать то… в чем вывалялся.

Надо полностью отойти от всего. Этот чертов гарем его добьет… Подумать только, у него в какой-то мелькнула мысль отпустить Анну. Он назвал ее, номер 18, Анной! У них нет имен! Нет имен. Нет. И отпускать предательницу нельзя! Наказание для всех одинаково.

Боже мой! Что с ним происходит? Он начал разваливаться на части.

Решение улететь будет самым правильным.

Подальше от этих ненасытных щелок, от маленьких предательниц, подальше. Подальше от нее. Ему нужно прийти в себя.

Арсений провел рукой по лицу, стирая с себя налет отвращения, чувство брезгливости к себе, слабость. Пора заняться делами. Довольно.

В тот же день он улетел. Когда вернется не знал, но не раньше, чем через неделю.

Ужин у номера 32 прошел довольно весело, к ней пришли еще две девицы номер 25 и 29. Саша даже получила удовольствие. Правда, девицы показались ей слишком уж приземленными, но когда те услышали про дом мечты… надо было видеть всю гамму чувств, отразившуюся в их глазах.

Как бы не было хорошо в клетке, даже если она золотая, на воле все равно лучше. Даже если птичка никогда не решится вылететь из неволи, все-таки ей этого до боли хочется.

Завтра предложили осмотреть все доступные части замка, а их оказалось на удивление много. Экскурсия по «золотой клетке» обещала быть весьма познавательной. Жилая часть, в которой находились апартаменты — комфортабельные камеры девушек вся выходила во внутренний двор. А сами апартаменты выходили гостиной на обходные галереи, а двумя другими комнатами на наружную стену. Окна, естественно зарешечены. Гардеробные и ванные окон не имели. А вот вид из окон был замечательный, Сашины выходили на скалистый склон, поросший лесом, и даже кусочек озера было видно. Из комнат номера 32 озера видно не было, зато можно было, если хорошенько изогнуться, увидеть дорогу.

Дорогу на волю Саша запомнила. Да и остальное тоже. Вообще, она была потрясена размерами и количеством строений.

В том же блоке, но этажом ниже были спортивные залы и бассейн, студия звукозаписи, танцевальные залы, балетная студия, внизу боулинг. Что там еще могло быть, Саша только предположила, но очевидно, какие-то технические помещения. А еще из корпуса был выход на довольно большую террасу. Такую большую, что на ней был открытый манеж для выездки лошадей. И да, в замке была конюшня! Доступная для них конюшня! Саше еще не приходилось ездить верхом. В первый момент ее захватило эйфорическое возбуждение, а потом она вдруг подумала, что бедные лошадки такие пленницы в этом чертовом замке, как и они сами. И восторг сошел на нет. Дальше она уже осматривала все без особого интереса, просто фиксируя то, что увидела, чтобы добавить или исправить в своей модели.

Но все равно, день прошел очень продуктивно. Только лишний раз пришлось убедиться, что каждый их шаг сопровождается охраной, состоящей из «стальных» баб, с холодными лицами и такими же холодными сердцами. Трудно было не заметить, что охрана смотрит на них с легким презрением. Ну да, они на работе, а это — это подстилки хозяина. Ощущать их презрение было отдельным удовольствием.

Номер 32 заметила угрюмое выражение лица Саши и коснулась ее рукой:

— Не переживай из-за них, — она показала глазами на охрану, — Они хорошие, просто работа такая.

— Да уж… Работа — нас сторожить. Будто мы просили нас сторожить. Или преступницы какие, — буркнула Саша.

— О, я вижу, что лучше нам пойти на обед, — гурия усмехнулась, — Порадовать себя чем-то вкусненьким.

Саша подумала, что «радовать себя вкусненьким», это шаг к превращению в бессловесную скотину, однако, лишать себя аппетита только потому, что тебя загнали в безвыходные условия тоже неправильно.

Парадокс, однако.

И как-то пришла мысль, что есть лучше с аппетитом, больше сил будет, да и тонус, знаете ли… Тонус, это важно.

Арсений был далеко. Но это не мешало смотреть, как ОНА ходит по его замку, как загораются любопытством глаза, как девушка оживляется, становясь снова смешной и непосредственной. А ОНА любит лошадей, правда, никогда не каталась. Он это исправит.

Мужчина с точностью до секунды почувствовал момент, когда Саша сникла и расстроилась. Арсению даже показалось, что он может прочесть ее мысли.

Свобода…

Прости девочка, но свободы он тебе никогда не даст. Никогда.

Вместо этого он стал подумывать, что бы такое подарить ей. Пригодное для ее новых увлечений. Странно, мысли о подарках для НЕЕ приносили ему такую душевную радость, словно это могло прибавить годы жизни.