Ольга Арсентьева - Испытание верностью

Так или иначе, при виде профессора в секретарше разом вспыхнули все ее прежние желания. Манечка уже, по понятным причинам, не рассчитывала выйти за Карла замуж, ей просто хотелось хоть однажды испытать чувство близости с ним.

Наблюдая за тем, как он деликатно и осторожно вел в танце ненавистных школьных старух, поддерживая их изящными, с длинными музыкальными пальцами, но сильными, очень сильными – Манечка знала это! – руками, она размышляла о том, как здорово было бы, если б его руки обняли ее и прижали к себе (не в танцевальном зале, разумеется, а в другом, более укромном месте).

О своем муже и жене Карла секретарша не беспокоилась совершенно, решив сразу же, что то, о чем они не узнают, не может принести им никакого вреда или огорчения.

И без того пусть скажут спасибо, что судьба подарила им таких невероятных, потрясающих, великолепных спутников жизни.

После полуночи минул час, и Манечка решила больше не ждать у моря погоды. Она подошла к стереосистеме в тот самый момент, когда кончилась музыка и Карл усадил свою партнершу за столик в центре зала, щелкнула кнопкой и в наступившей тишине громко и радостно объявила:

– А теперь – белый танец!

Щелкнула кнопкой снова, и, пока народ соображал, что к чему, подлетела к Карлу.

– Андрюша, иди-ка сюда, – подозвала физрука к своему столику все подмечавшая завхоз. – У меня тут много чего осталось, поешь.

И налила непьющему физруку водочки.

Тот, сев, осторожно понюхал рюмку.

– Ничего-ничего, сегодня немного можно, – сказала завхоз, накладывая ему копченого мяса, грибов и салата, – для пищеварения и здоровья…

Муж Екатерины Алексеевны дружелюбно улыбнулся физруку и чокнулся с ним.

– Холодец сегодня исключительный, а вот к нему и хренок, и горчица…

У физрука затрепетали ноздри. Он глубоко вздохнул, кинул последний взгляд на беззаботно танцующую с Карлом супругу, и погрузился в кулинарный рай.

Манечка, при всех ее неоспоримых женских достоинствах, совершенно не умела готовить.

* * *

– Ну, так вот, – завхоз, хлебнув еще шампанского, приготовилась отвечать на вопросы тех, кто был не в курсе и недоумевал: как это Карл решился оставить беременную, уже на сносях, жену и приехать в Россию.

Слушатели, облепившие столик Екатерины Алексеевны, придвинулись еще ближе.

Физрук заворчал и прикрыл от них рукой блюдо с остатками холодца.

– Все было в порядке, – начала завхоз, – роды ожидались шестого-седьмого января. Аделаида вообще чувствовала себя прекрасно (на диво легкая оказалась беременность, просто удивительно, в ее-то возрасте!). Так что они решили двадцать четвертого декабря поехать в Гроссминстерский собор, тот самый, что на правом берегу Цюрихского озера (завхоз небрежно махнула рукой куда-то себе за спину), и послушать там рождественскую мессу в исполнении этого, как его… ну, в общем, знаменитого органиста. И тут у Аделаиды начались схватки.

Завхоз сделала драматическую паузу и принялась чистить мандарин.

– Ну? – не выдержал кто-то.

– Что – ну? – удивилась завхоз. – Я разве не сказала? Ребенок родился, что же еще. Ровно в полночь. Крепкий, здоровый мальчик, вес – четыре килограмма, рост – пятьдесят четыре сантиметра.

– Парень, значит, предпочел, католическое Рождество православному, – пошутил кто-то.

– Назвали Александром, – продолжала завхоз. – Аделаида с малышом чувствовали себя хорошо, а у Карла оставались важные дела в России, которые необходимо было завершить в этом году, вот он и приехал. А заодно решил наведаться к нам. Завтра он вернется домой, тридцать первого заберет жену с ребенком из роддома, и они вместе встретят Новый год. Вот и все.

Хотя нет, не все. Аделаида Максимовна просила передать вам привет и новогодние поздравления…

– Что ее муж сейчас и делает, – хмыкнул кто-то. – Кстати, что-то его в зале не видно…

– И Манечки тоже нет!

Физрук, подняв глаза от тарелки, тяжело заворочался.

– Да сиди ты! – завхоз с силой надавила ему на плечо.

– А вы все… – Она выразительно посмотрела на слушателей, самые сообразительные из которых уже отодвинулись на безопасное расстояние, – можете вернуться на свои места!

– Тебе совершенно не о чем беспокоиться, – сказала физруку завхоз с несвойственной ей мягкостью, – ты уж мне поверь.

Он посмотрел на мужа Екатерины Алексеевны.

Тот ответил ему сочувственным взглядом и чуть заметно пожал плечами.

Физрук посмотрел на завхоза.

– Может, вы ей и доверяете, но я…

– Не ей, – усмехнулась завхоз, – за ней тебе нужен глаз да глаз. И еще долго будет нужен. Ничего не поделаешь – ветер в голове, сам знаешь. Я доверяю ему.

– Почему? – искренне изумился физрук. – Да любой нормальный мужик, оказавшись с ней наедине…

– Конечно, конечно, – снисходительно кивнула завхоз, – но ты не учитываешь одного обстоятельства. Для него, несмотря на девять уже месяцев близкого знакомства с нашей Аделаидой, другие женщины просто-напросто не существуют. По крайней мере, в этом смысле. По крайней мере, сейчас. Бог мой, да это же видно невооруженным глазом!

– Ну да, не существуют, – возразил физрук, – а чего он тогда танцует со всеми и улыбается всем подряд?

– А, – произнесла завхоз, – так это оттого, что он, чувствуя себя счастливым, хочет, чтоб окружающим тоже было хорошо. Альтруист потому что. Вот мы, женщины, на такое не способны. Нам обязательно надо в первую очередь урвать что-нибудь лично для себя…

– Катенька! – Муж завхоза погрозил ей пальцем.

– Я знаю, что говорю, – отрезала она. – Зато мы более практичны и не выпускаем того, что уже попало нам в руки. Такой, сякой муж… неважно. Главное, свой. Понял, Андрюшенька?

– Вы… шутите? – упавшим голосом спросил физрук.

Завхоз долго смотрела на него.

Потом положила руку на плечо своего невозмутимо жующего Михаила Ивановича и сказала:

– Конечно, шучу. Не переживай. У тебя с Маней все наладится.

* * *

Важным делом, из-за которого Карл в конце декабря приехал в Россию, был судебный процесс над Филином.

Филином звался известный в городе криминальный авторитет и вообще крайне неприятная личность. Майор милиции Пронин, светило городского и даже областного сыска, много раз пытался поймать бандита с поличным, расставляя ему различные ловушки (в том числе с учетом его противоестественных наклонностей), но все было тщетно.

Филин легко уходил от любого преследования. Так было до тех пор, пока, совершенно случайно, в любимое место отдыха преступника – ресторан «Пещера» – не забрел Карл Роджерс в сопровождении трех школьных дам.

Тогда-то и произошло то самое знаменитое побоище, после которого Манечка, Ирина Львовна и Татьяна Эрнестовна подружились, а Карл стал вести себя с ними как любящий и преданный брат.

Филин тогда еле унес ноги, а после велел своим подручным разыскать немца, похитить и привезти к нему – причем живым и невредимым. То ли он положил на Карла свой извращенный глаз, то ли хотел лично отомстить за испорченный вечер и выход из строя самых верных и надежных сообщников – в точности неизвестно.

В общем, вся преступная бригада Филина была в ближайшие же часы поставлена на уши, о чем незамедлительно проведала городская милиция во главе с майором Прониным. Тот благодаря собственному профессионализму и некоторым благоприятным обстоятельствам быстро вычислил господина Роджерса, встретился с ним как бы невзначай в одном футбольном пабе, где тот собирался смотреть с приятелем исторический матч «Зенит» – «Бавария», и уговорил помочь российским правоохранительным органам.

Приятель, тоже немец, известный скрипач, приехавший на гастроли в наш знаменитый областной оперный театр, всячески отговаривал Карла от этой авантюрной затеи. Но тот, движимый профессиональной солидарностью (он в свое время тоже отслужил в полиции, ни много ни мало – пятнадцать лет) и свойственным ему в иные моменты обостренным чувством справедливости, на просьбу майора откликнулся.

Чтобы поймать Филина, Пронин разработал простую и элегантную операцию под названием «Ловля на живца». Роль живца, естественно, предназначалась Карлу.

Филина, жадно заглотнувшего наживку, наконец-то взяли с поличным и для начала предъявили ему обвинение в покушении на убийство.

Бандит почти сразу, после первых же минут общения с доставленным в его загородный дом Карлом, понял, что никакого проку от немца ему ни в каком смысле не будет. Он разозлился и решил заколоть шпагой безоружного, со скованными руками пленника, не подозревая, что весь процесс снимается миниатюрной видеокамерой и что ему ни в коем случае не удастся опустить занесенную для смертельного удара руку.

Да Карл и сам не позволил бы Филину убить или хотя бы ранить себя, потому что уже разобрался со своими оковами и лишь изображал беспомощную жертву, чтобы не портить майору праздник и чтобы доказательства на пленке вышли наиболее убедительными.

В общем, преступник был взят, помещен в следственный изолятор, и началось обстоятельное, без излишней спешки, следствие.

Тем не менее через полгода оно закончилось и пришло время судебного процесса.

С начала ноября господина Роджерса одолевал международными телефонными звонками майор Пронин – просил приехать и выступить на суде, уверяя, что у Филина хорошие адвокаты и что без его, Карла, публичного свидетельства бандиту могут дать слишком маленький срок, а то и вовсе оправдать за недостаточностью улик.

Звонили профессору и секретарь суда, и помощник прокурора, и сам прокурор; но Карл, учитывая состояние жены, приехать категорически отказывался; он вообще в то время старался не отходить от нее ни на шаг.

* * *

Выручил всех малютка Александр, которому, вероятно, тоже хотелось совершить первое важное дело своей жизни именно в 2000 году.