— Проклятие, — пробормотал он, поднося стакан к губам.

Алистер чувствовал на себе многочисленные взгляды, но не мог понять интереса к своей персоне. Он даже оглядел свою одежду, заподозрив, будто с ней что-то не так, и это привлекло к нему нежелательное внимание.

Не обнаружив серьезной причины такого любопытства к себе, Алистер обвел вызывающим взглядом зал, будто предлагал любопытным подойти к нему вместо того, чтобы тайком его оглядывать. К его удивлению, некоторые джентльмены заулыбались и замахали ему, как старые друзья. Его оставили недоверчивость и подозрительность, сменившись все возрастающим смущением. Когда в комнате появилась знакомая высокая темная фигура, Алистер с облегчением встал с места.

Майкл нашел его взглядом. Широко и удивленно раскрыв глаза, он преодолел разделявшее их расстояние поспешными шагами и заключил Алистера в яростные объятия.

— Не сошел ли мир с ума? — сдавленно пробормотал Алистер, держа в стороне свой стакан из опасения пролить скотч на спину друга.

— Как ты? — спросил Майкл, пытливо вглядываясь в лицо Алистера, потом перевел взгляд на бармена.

— Жив и дрыгаю лапками.

— Да, это хорошо, и, должно быть, тому есть причина. Не так ли?

— Именно.

Они сели. Минутой позже перед Майклом поставили такой же бокал.

— Я не ждал тебя, по крайней мере, еще несколько месяцев.

— Это было бы идеальным вариантом, но, как только леди Тарли узнала о том, что ее сестра ждет ребенка, она пожелала тотчас же вернуться домой.

Майкл громко вздохнул, но не сказал ни слова.

Алистер снова заказал виски, понимая, чего стоит любить жену другого человека.

— Леди Регмонт шлет тебе наилучшие пожелания. По правде говоря, она была особенно обеспокоена тем, что я найду тебя не в лучшем состоянии.

— Скорее всего подумала, что у нас с тобой много общего.

— Потому что мы оба любим сестер Шеффилд? И что нам сделать — обменяться нотами?

Майкл замер:

— Что ты сказал?

— Да будет тебе! Я же знаю, как ты относишься к сестре Джессики. Твое лицо, как и лицо Джесс, выдает тебя. Вы ничего не можете скрыть.

— Ты сказал «Джесс»? Что, черт возьми, это значит? — Майкл с глухим стуком поставил стакан на стол. — Надеюсь, ты не такой болван, чтобы играть в свои игры с вдовой моего брата?

— Ни в коем случае и никогда.

Майкл вздохнул с облегчением.

— И все же, — продолжал Алистер, — игры, в которые я играю со своей нареченной невестой, никого не касаются.

— Господи, Алистер!

Майкл несколько минут смотрел на него, не отводя глаз, потом одним глотком прикончил свой напиток и сделал бармену сигнал повторить.

— Ты понимаешь, что делаешь? Джессика не того сорта женщина, чтобы с ней были возможны легкомысленные отношения. Твоего положения и средств недостаточно, чтобы сделать ее счастливой даже в браке. Ты должен проявлять осмотрительность и скромность…

— Твердость и постоянство.

— Не смей шутить!

— Для меня это не шутка, Тарли.

Вертя в руках свой бокал, Алистер снова оглядел комнату, сознавая, что и другие будут такого же мнения, как Майкл о том, что Джессике лучше с другим мужчиной.

— Я люблю ее с юности, с тех пор как мы были мальчишками. Но в то время я считал ее безгрешной и безупречной и думал, что она одна во всем мире могла бы спасти мою черную душу.

— Избавь меня от этой поэзии. Ты не Байрон.

Алистер улыбнулся. При мысли о Джессике у него поднялось настроение. Он собирался жениться на женщине, которую все считали бриллиантом чистой воды, столь совершенной, что при мысли о ней начинало болеть сердце. В этой комнате не было мужчины, который не считал бы ее такой, и эта женщина принадлежала ему.

— Но с тех пор я узнал: наши недостатки таковы, что делают нас идеально подходящими друг другу. И я надеюсь жить с ней в блаженстве до конца своих дней.

— А что на это скажет Мастерсон?

— Мне на это наплевать.

— А как насчет твоей матери? — спросил Майкл вызывающе. — Возможно, она считает, что тебе представляется возможность найти общий язык с его светлостью. Джессика бесплодна, Алистер. И это правда.

— Я знаю, и мне и на это наплевать.

— Ты не можешь быть таким мстительным. Знаю, вы никогда не ладили с отцом, но есть вещи важнее личных предпочтений.

Перед Майклом поставили новый стакан с виски. Алистер схватил и опорожнил его.

— Твой мозг иссушен непосильной работой, — сказал он, отирая губы.

— Но ты несешь ответственность за продолжение рода…

— Черт возьми! Выражайся яснее… Твои возражения против моего брака с Джессикой исходят не из тех соображений, чем то, что мы якобы не подходим друг другу, а из тех, что, по твоему мнению, я должен обеспечить семью наследником?

— Да, ответственность — это бремя. Разве я не прав? — сказал Майкл с удивительной горечью.

— Должно быть, то, что ты потерял брата, свело тебя с ума. Будь я проклят, если откажусь от того единственного на свете, что ценю, ради сомнительной чести произвести потомка и получить признание.

— Удастся ли тебе примириться с отцом или нет, дело второстепенное по сравнению с тем, что ты не должен пренебрегать титулом.

Алистер подумал, что было бы разумно удалиться. В противном случае всего лишь несколько секунд отделяло его от преступления: он был готов задушить своего старейшего друга. Пока что Майкл не имел представления о происхождения Алистера и потому нес околесицу.

— Продлевать род Мастерсонов никогда не было моей обязанностью и никогда не будет.

Майкл склонил голову набок и прищурил глаза. Внезапно лицо его выразило нечто похожее на ужас.

— Господи! Так ты ничего не знаешь?


— Алистер Колфилд, — повторила Эстер, качая головой. — Никогда бы не подумала. Вы оба всегда были так сдержанны, так холодны друг с другом, и я всегда воображала, что он тебя не интересует.

Джессика смущенно пожала плечами:

— Он изменился, но, более того, в нем открылись такие глубины, о которых я и не подозревала, и не подозревает никто, если он сам не пожелает открыть их. И признаюсь, что всегда находила его физически привлекательным.

— А какая женщина не находила бы? — Эстер подалась вперед, будто собиралась поделиться тайной. — В нем есть какое-то порочное обаяние, нечто греховное. И Господи, теперь он стал мужчиной, таким крупным и сильным. И еще более красивым, чем в юности, просто сногсшибательным! Трудно отвести от него глаза.

— Знаю. И я от него без ума. Откровенно говоря, мне приходится выйти за него, чтобы не смотреть на него постоянно бараньими глазами.

Эстер выпрямилась и налила сестре еще чаю.

— То, как он на тебя смотрит, граничит с неприличием. Ты уже переспала с ним?

— Эстер!

— Значит, переспала!

Эстер запрокинула голову и расхохоталась, напомнив Джессике прежнюю энергичную и живую девушку, какой была много лет назад.

— Так вот я хочу знать, так ли он хорош в постели, каким кажется.

От одной мысли об Алистере Джессику обдало жаром.

— Как ты могла подумать, что у нас завязались близкие отношения? Может быть, он совершенный образец джентльмена.

— Алистер Колфилд? Во время бесконечного морского путешествия? — Эстер рассмеялась своим нежным и звонким смехом. — О любом другом джентльмене такое можно было бы подумать. Но не об этом прохвосте. Итак?..

— Итак… Он столь же восхитителен, как можно подумать, глядя на него.

— Я так и знала! — Эстер улыбнулась сестре поверх края чашки. — Я так рада за тебя, Джесс.

Джессике хотелось бы также порадоваться за сестру, но, судя по всему, для этого не было причины. Эстер казалась слишком хрупкой, особенно для женщины в середине беременности.

— Как обстоят дела у тебя с Регмонтом?

— В постели он все так же хорош, как прежде, — сказала Эстер, и Джессика тотчас распознала в ее тоне слабую нотку горечи. — Пожалуй, даже слишком искусен. Возможно, никто не знает так хорошо тайн женского тела.

— Он тебе неверен?

Эстер поставила чашку и задумалась:

— Понятия не имею. Если даже и так, его аппетиты по отношению ко мне ничуть не изменились.

Последовала долгая пауза, во время которой Джессика пыталась понять, что вызывает такую горечь в ее сестре.

— Эстер, — сказала она, наконец, — пожалуйста, расскажи мне, что не так. Ты слишком похудела. Как насчет младенца, ради которого ты должна как следует питаться, чтобы он родился пухленьким и здоровым?

— Сейчас, когда ты снова здесь, я буду есть больше.

— А когда меня не было?

Джессика вскочила на ноги. Она беспокойно заходила по комнате — скверная привычка, которую их отец пытался искоренить с самой ее юности.

— Ты изменилась, — заметила Эстер.

— Ты тоже. — Указав на лепешки с лимонным кремом, оставшиеся нетронутыми на чайном подносе, Джесс сказала: — Ты ведь их обожаешь. Ты всегда столько их съедала и особенно любила, когда крема было так много, что он пачкал твои пальцы, когда ты откусывала кусочек. А сейчас даже не притронулась к ним. Ты даже не смотришь на них.

— Я не голодна.

— Уверена, что ребенок голоден.

Эстер вздрогнула, и Джессика почувствовала себя ужасно и подумала, что что-то надо сделать.

Джессика вернулась к чайному столу и сестре, опустилась перед ней на колени, взяла руки Эстер в свои и с растущим отчаянием почувствовала их хрупкость.

— Скажи мне, ты больна? Обращалась к доктору? Или причина в чем-то другом? В Регмонте? Ты боишься мне сказать, потому что это я сосватала тебя за него? Скажи, Эстер! Пожалуйста!

Эстер глубоко и трепетно вздохнула:

— Мой брак больше нельзя считать счастливым.