Джессика подняла другую ногу, и теперь она покоилась на его плече. Потом она с молчаливым вызовом подняла бровь.

— Искусительница.

Алистер высунул язык и провел им по нежным складкам и изгибам ее возбужденной плоти. Она была именно такой влажной, как он и надеялся, шелковистая влага льнула к нежной, как лепесток, коже, а все ее тело будто призывало его наполнить ее до краев. Это был старый как мир первобытный зов.

— Да, — выдохнула она. — Да.

Алистер провел языком по сокращающемуся отверстию и застонал, почувствовав ее неистовую реакцию. Ее повторяющиеся стоны все больше воспламеняли его, побуждая действовать быстрее, пока движения его языка не стали лихорадочно резкими. Он будто жадно пожирал ее, упиваясь ее вкусом и звуками, которые она производила.

И Джессика принялась сначала молить его довести эту игру до конца, а потом и угрожать наказанием.

Он продвинулся дальше и довел ее до такого состояния, что она обещала ему все что угодно, только бы он прекратил эту пытку и принес ей облегчение.

Это обещание давало ему полную свободу действий. Нежно посасывая ее плоть, Алистер будто проводил языком по ее напряженным нервам. И в момент, когда Джесс испытала наивысшее наслаждение, он ввел внутрь два пальца, погрузив их во влажное отверстие, которым так долго пренебрегали.

Изголовье кровати заскрипело, когда Джессика рванулась, пытаясь освободиться от своих пут. Ее изящные руки напрягались, по мере того как он продолжал ее ласкать пальцами и ртом. Он был безжалостен, не давал ей передышки и вел ее от одного пика наслаждения к другому ещё до того, как первый окончательно отпустил.

Алистер зарычал, ощутив содрогание ее тела, будто сам испытывал наслаждение. Затем присоединил к своим двум пальцам третий и снова принялся за дело. Мысль о том, как хорошо бы ему было, если бы вместо пальцев он использовал другой орган, воспламенила его еще сильнее. Скрежеща зубами, поскольку его нервы, завязанные тугим узлом, были на пределе, Алистер продолжал держать ее во власти наслаждения, заставляя снова и снова испытывать его пик, непреклонный в своем стремлении полностью овладеть ее желаниями.

— Не надо больше, — хрипло умоляла она, стараясь отстраниться от его жадного рта. — Пожалуйста!

Алистер неохотно поднял голову и убрал влажные пальцы от ее все еще содрогающейся плоти. Отерев рот о внутреннюю сторону ее бедра, он высвободил плечи из-под ее ослабевших ног и поднялся с постели.

— Куда ты… — начала было Джесс, когда он встал.

— Я не могу остаться.

Алистер потянулся к ней освободить ее запястья и забрать свой шейный платок. Когда он ослабил, а потом и распутал узлы и Джесс опустила руки вдоль боков, он заметил, как она вздрогнула, и понял причину. Она туго натягивала свои путы при каждом содрогании и потянула мышцы, непривычные к таким упражнениям. Он принялся разминать и массировать ее плечи, нежно, но твердо нажимая на них и стараясь облегчить неприятные ощущения.

— Не уходи, — попросила Джессика.

— Я должен.

— Я хочу… — Она сглотнула: — Я хочу тебя.

— Я и стремился к этому.

Господи! Он боялся, что погибнет, если покинет каюту в то время, как она молит его о близости. Но гораздо хуже было бы увидеть наутро ее раскаяние. Его рука легла на затылок Джессики, и Алистер быстро и властно поцеловал ее.

— Ты великолепна.

Прежде чем он выпрямился, она схватила его за руку, сжала запястье.

— Почему ты должен уйти?

— Я не хочу, чтобы между нами встали твое раскаяние и угрызения совести. — Он принялся завязывать шейный платок. — Попроси меня снова, когда придешь в себя, и я буду рад услужить тебе.

Джессика приподнялась, опираясь на локоть.

— Если ты останешься, я заплачу тебе, сколько захочешь.

Алистер замер. Ушат ледяной воды не мог бы лучше и быстрее охладить его пыл. Но все было еще хуже: острая боль пронзила его грудь как лезвие. Он отпрянул от кровати и, шатаясь, пошел прочь от своей мучительницы.

Потом отвернулся и небрежно завязал шейный платок неряшливым узлом.

— Доброй ночи, Джессика.

Милостью Божьей было то, что в коридоре никого не оказалось, когда он бежал из ее каюты.


После полуночи Майкл выпрыгнул из экипажа перед впечатляющим трехэтажным зданием со входом, украшенным колоннами, — джентльменский клуб Ремингтона. Он поднялся по широким ступеням к застекленным двустворчатым дверям, которые придерживал открытыми лакей в черной с серебряным ливрее. Отдавая свою шляпу и перчатки ожидающему у дверей слуге, на массивном круглом столе в вестибюле он заметил искусно аранжированное украшение из цветов величиной с двухколесный экипаж.

Люсьен Ремингтон славился своим непогрешимым вкусом, и его заведение считалось одним из выдающихся в Англии отчасти ввиду его постоянной готовности обновлять убранство своего клуба. Ремингтон никогда не следовал моде, он сам устанавливал ее.

Прямо впереди находилась комната для азартных игр, являвшаяся центром клуба. Отсюда можно было подняться по лестнице в зал для фехтования. В клубе имелось множество комнат, где можно было уединиться с прекрасной куртизанкой. На нижнем этаже находился зал для тренировки боксеров, где они могли упражняться и где им давали уроки. Слева располагались бар и кухня. Справа кабинет Люсьена Ремингтона.

Майкл пересек вестибюль по мраморному полу в черную и белую клетку и направился к игорным столам, обошел их и двинулся дальше в главный зал. Запах дорогой кожи и аромат хорошего табака помогали успокоиться, потому что после вчерашнего визита к Эстер его нервы были на взводе.

По крайней мере так было, пока он не нашел взглядом графа Регмонта.

Устроившись на одном из полудюжины стульев с широкой спинкой и подлокотниками, окружавших низкий круглый стол, Регмонт рассмеялся в ответ на реплику лорда Уэстфилда. В этом же кружке оказались лорд Трентон, лорд Хэммонд и лорд Спенсер Фолкнер. Так как Майкл был хорошо знаком со всеми, кроме Регмонта, он счел возможным для себя занять последний свободный стул.

— Добрый вечер, Тарли, — приветствовал его Риджли, цедя слова сквозь зубы, и сделал знак лакею. — Ищете спасения от всех невест, готовых наброситься на вас из-за вашего титула?

— Я в высшей степени ценю широкий выбор невест, представленных в нынешнем сезоне для холостого пэра.

Майкл заказал коньяк стоявшему в ожидании лакею, Регмонт сделал то же самое. Остальные мужчины сидели за столом с наполовину полными стаканами.

— Ну-ну, — вмешался в разговор Уэстфилд, поднимая стакан с намерением произнести тост.

— Лучше вы, чем я, — сказал лорд Спенсер.

В качестве второго сына он не испытывал такого охотничьего интереса и такого напора. Остальные мужчины, сидевшие здесь, были женаты.

Разглядывая Регмонта, Майкл удивлялся, почему он кутит здесь с друзьями, когда ему следовало бы быть дома и стараться заслужить прощение Эстер. Ему было трудно сдерживаться после того, как он увидел, насколько она несчастна. Если бы она принадлежала ему, он бы ничем не отягчал ее существование.

Лакеи вернулись с двумя стаканами коньяка. Регмонт тотчас же поднес стакан ко рту, и это привлекло внимание Майкла к руке графа, сжавшей пузатый стакан. Костяшки пальцев распухли, а кожа на них была поцарапана.

— Приняли недавно участие в кулачном бою, Регмонт? — спросил Майкл, прежде чем поднести стакан к губам.

По его сведениям, граф был потрясающим малым, любимым и восхваляемым всеми и каждым. Женщины пели ему дифирамбы за его золотистую красоту, улыбчивость и обаяние. Но Майклу было очень трудно испытывать к нему симпатию. Этот молодой человек казался ему настолько легкомысленным, будто в нем и не было ничего настоящего и положительного. Но возможно, именно это и нравилось Эстер, бывшей когда-то одной из самых веселых и очаровательных светских дам. Последнее свое свойство она сохранила до сих пор и, по мнению Майкла, навсегда должна была сохранить.

— Бокс, — ответил Регмонт, — прекрасный вид спорта.

— Понимаю. Я сам его люблю. Вы практикуетесь здесь, у Ремингтона?

— Часто. Если вам придет охота, можем попрактиковаться вместе…

— Конечно, — ответил Майкл, мысленно смакуя возможность выйти из поединка чемпионом ради Эстер, даже при условии, что ему одному будет известна его подоплека и тайные мотивы.

Судя по виду костяшек Регмонта, этот человек предпочитал тренироваться без боксерских перчаток, и в данном случае это устраивало Майкла.

— Назовите время и место, и я буду к вашим услугам.

— Я попрошу книгу для записи ставок пари, — крикнул лорд Спенсер, намеренно стараясь привлечь к себе внимание.

Регмонт усмехнулся:

— Жаждете сразиться, Тарли? У меня тоже случаются такие дни. И я был бы счастлив оказать вам подобную услугу.

Майкл окинул графа взглядом. Регмонт был меньше ростом, чем он, и его жилистое мускулистое тело прекрасно подходило к нынешней моде и сшитым на заказ панталонам и сюртукам. Майкл обладал преимуществом в росте и длине рук. Устроившись поудобнее в мягком, как масло, кожаном кресле, он сказал:

— Я бы предпочел матч днем. Мы получим больше удовольствия от него, если оба будем отдохнувшими и еще не успеем напиться.

Была принесена книга для записи пари и ставок и положена на стол, что привлекло внимание аудитории.

Регмонта охватила необычная мрачность.

— Отличная мысль. В этот же день на следующей неделе. Скажем, в три часа?

— Отлично.

Губы Майкла изогнулись в улыбке: его охватило предвкушение победы. Он потянулся за книгой и записал пари от имени Алистера, поставив на себя.

Его друг одобрил бы такое пари.


Глава 8


На следующее утро Джессика проснулась с головной болью, которую она назвала бы мигренью. Виски пульсировали, во рту был ужасный привкус, и в целом она чувствовала себя больной. Она отважно пыталась побороть тошноту, но ничего не помогло. К тому же ее беспокоило жжение между ног. Воспоминания о вчерашнем дне вызвали у нее сначала румянец стыда, потом она съежилась. Как она могла повести себя так недостойно? И настолько воспламениться от умелых ласк Алистера, от его талантливых рук и рта, что сделала ему столь вульгарное предложение, за что он в гневе покинул ее.