Раиса тотчас же пришла, и все уселись за стол. Валериан исподтишка, сквозь опущенные ресницы любовался женой. Живейшее любопытство смешивалось со злопамятством при этом наблюдении...

Это была все та же молодая девушка-плебейка, которую он оскорбил, но плебейка с дворянской гордостью, сумевшая хорошо отомстить ему... И глядя на нее, Валериан должен был сознаться, что в ней не было ничего плебейского! Наоборот, она могла бы родиться и у трона, так много было в ней грации и подлинного благородства, как во внешности, так и в поступках!..

Оба офицера разговаривали с ней как с другом. Было видно, что они уважали ее и любили. Да и неудивительно: не ей ли они были обязаны своим благополучием и всеми удобствами, которыми пользовались в ссылке?!

Раиса говорила мало, уверенно, но коротко отвечая на вопросы. Было ли это из-за заботы о больном или от равнодушия к собеседникам?!

По окончании ужина она удалилась, пожелав спокойной ночи молодым людям, которые почтительно поклонились ей, поцеловав руку.

— Ну как? — спросил Резов, когда дверь закрылась за нею. — Неужели ты не находишь, что она восхитительна, Грецки? Много ли ты укажешь придворных красавиц, которые были бы лучше ее?

Валериан ничего не ответил.

— Надо сообщить тебе, — сказал Собакин, — что жена твоя объявила нам, что не считает больше себя охранительницей наших имений и по возвращении в Петербург думает испросить у государя повеление о снятии запрещения на наши имения!

— А я все-таки должен буду оставаться ее мужем, несмотря ни на что! — заметил Грецки, внутренне стыдясь за свои слова.

— К несчастью верно, что только ты один можешь быть ее мужем, — сухо возразил Собакин. — Но она также и тебе отдает твои имения, ничего не оставляя себе.

— Что же она думает делать потом? — с живостью спросил Валериан.

— Тебе бы следовало спросить ее об этом самому, так как мы не имеем права задать ей такой вопрос!

На ночь товарищи расстались, и Валериан остался один со своими думами.

Фаддей тихо прокрался в комнату, чтобы зажечь ночник, и затем растянулся на матраце у постели барина. Он уже начал засыпать, но Валериан окликнул его. Старик тотчас же поднялся.

— Фаддей, — тихо спросил выздоравливающий, — скажи мне правду: кому я обязан возвращением из ссылки?

— Молодой графине!

— А своим выздоровлением?

— Только ей одной! Молодой графине!

— Все молодой графине... Скажи, а каким образом она спасла сестру?

Старик начал рассказ, продолжавшийся около двух часов: он передал графу все мельчайшие подробности.

— Что верно, так это то, — заключил Фаддей, — что не каждый имеет столько ума и храбрости для того, что она сделала... А как о вас она заботилась! Она высылала вам все деньги, а как только узнала о вашей болезни, тотчас же выехала в Петербург и испросила у государя помилование... Других таких женщин не найдешь...

Валериан молчал.

— Скажи, могу ли я развестись с нею? — вдруг спросил он.

Фаддей в ужасе всплеснул руками.

— Развестись?! После того, что графиня сделала для вас?.. Барин, скажу вам прямо, что если вы живы, то лишь благодаря ее заботам! Вы ей, надо точно признать, обязаны жизнью, а вы... развестись!

— Разве она находилась здесь во все время моей болезни? — спросил граф.

— А как же! Мы приехали на шестые сутки вашей болезни, и графиня пятнадцать суток провела без сна! Если бы она не приехала, вас бы давно и на свете не было! Она и продукты привезла такие, каких у вас здесь нет, и лекарства! А уж как ухаживала за вами!

— Зачем все это она делала для меня? — в раздумье произнес Валериан.

Ему тяжело было сознавать себя обязанным женщине, которую он должен был ненавидеть.

— Зачем? Затем, что она из тех, которые платят добром за зло! — откровенно ответил Фаддей.

Граф хотел ответить дерзостью своему слуге, но ложный или настоящий стыд помешал ему. Он в замешательстве постарался притвориться спящим и действительно скоро заснул.

45.

Раиса ежедневно присутствовала за столом. Граф начинал привыкать к ее присутствию и даже иногда желал его.

Однажды в зимний вечер, когда снег падал большими хлопьями, свистел ветер и слышалось завывание волков, граф посмотрел на Раису, сидевшую с работой у лампы.

Ее нежное лицо розовело от падавшего света лампы, и вид этой бесспорно красивой женщины, молчаливо сидящей с работой в руках, заставил графа задуматься. У него мелькнула мысль о домашнем очаге в отдаленном отечестве, и эта мысль вселила в сердце графа трепетную радость.

Собакин и Резов с тех пор, как Валериану стало лучше, реже посещали его, и супруги часто оставались одни.

Хотя граф был уже в состоянии ходить, он больше сидел в кресле. Во время долгих tet-à-tet с женой много разных мыслей, много новых предположений теснилось в его голове. Как-то вечером он вызвал молодую женщину на разговор.

— Расскажите мне о сестре, — попросил он. — Что вы думаете о ней?

Удивленная и довольная этим знаком доверия, Раиса начала говорить о Елене, как друг, знающий самые сокровенные тайны, чем доказала Валериану, что она хорошо изучила его сестру, хотя знала ее гораздо меньше, чем он сам.

Граф, внимательно слушая, изредка задавал вопросы.

— Я не удивляюсь, что она вас полюбила: вы хороший друг! — наконец произнес он.

Раиса промолчала, но слова мужа глубоко запали ей в сердце.

В эту ночь Валериан спал очень хорошо, зато сон Раисы был беспокоен... К чему откровенность и доверчивость с ее стороны, если она до сих пор не могла услышать ответа от мужа на мучивший ее вопрос!..

Бессонные ночи, проведенные у постели больного мужа, затаенное горе сломили наконец и крепкое здоровье Раисы. Она чувствовала, что силы покидают ее. Слишком долго она терпела, боролась сверх меры, вот и сама теперь слегла!

Не желая, чтобы граф знал о ее болезни, она придумала предлог, чтобы скрыться от него на несколько дней...

Три дня спустя Валериан впервые вышел из дома и пошел навестить своих друзей. Воздух был свеж и чист, снег начинал таять! Скоро можно было думать о возвращении в Россию, домой!

Почти вполне здоровый, радуясь своей свободе, которая особенно чувствовалась при приближении весны, Валериан думал иметь продолжительный разговор со своими товарищами. Но к его большому удивлению они были неразговорчивы, вяло отвечали на его вопросы.

Посидев у них еще немного, Валериан вышел и нерешительно, постоянно останавливаясь, направился к жилищу Раисы.

Увидев мужа, молодая женщина, сидевшая в кресле с выражением усталости и безнадежности на лице, быстро поднялась и предложила ему стул, поздравив его с выздоровлением и первым выходом.

Валериан сел, и молчание воцарилось между этими чуждыми друг другу супругами.

— Мы скоро отправимся в путь, — начал граф, чтобы что-нибудь сказать.

— Да, ведь вы уже вполне поправились, — ответила Раиса слабым голосом.

— Я думаю, вам также необходим другой воздух!

— О! Мне?.. — протестующе начала было Раиса.

Руки ее упали, и она замолчала.

Граф заметил обручальное кольцо на ее пальце. Это опечалило его, снова напомнив ему о его рабстве...

— Позвольте мне узнать ваши виды по возвращении вас на родину? — спросил он.

Раиса прямо взглянула на него. В эти дни она уже все решила.

— Я буду жить где-нибудь в провинции, — сказала она. — У отца были родственники в Н-ской губернии... Я думаю поселиться у них!

Валериан молчал.

— Относительно этого вопроса, сударь, я и сама хотела поговорить с вами! Благодарю, что вы предупредили меня! Вы достаточно поправились, чтобы лично заняться своими делами!.. Вот последние отчеты по имению!

Она вынула из маленького портфеля бумаги, заготовленные ею при отъезде из деревни.

Валериан вежливо отказался рассматривать их, она настаивала.

— Необходимо, чтобы вы сами все проверили, — сказала она. — У вас нет управляющего!

Валериан невольно подумал, что он никогда не имел и не будет иметь подобного управляющего.

— Кроме того, я хотела вам сказать... — начала молодая женщина с усилием, тщетно подыскивая подходящие слова, но не могла справиться с охватившим ее волнением и, сняв с руки обручальное кольцо, она молча положила его перед Валерианом.

Оба остались безмолвными...

Странная радость овладела сердцем графа: Раиса возвращала ему самостоятельность, он был свободен, хотя этот брак мог быть нерасторжимым, если бы она этого захотела!

День клонился к вечеру, молчание в комнате Раисы продолжалось... Молодая женщина, совершенно обессилев, сидела неподвижно в кресле.

Наконец Валериан, взяв в руку кольцо Раисы, поднялся и, почтительно поклонясь, вышел.

Он шел, покачиваясь, как пьяный...

Сколько раз он мучительно думал о том, какой ценой получить ему свободу... Он доходил даже до того, что призывал смерть на Раису, и вдруг...

Неожиданная развязка до того поразила его, что он не решался верить ей...

Вернувшись домой и сбросив шинель, он глубоко задумался, опустившись в кресло... Глаза его невольно обратились на то место, которое Раиса занимала в течение всей зимы... Совесть упрекала его: недолго же он оставался признательным Раисе за все то хорошее, что она сделала для него...

Теперь, когда Раиса освободила его от всяких обязательств, когда все было лишь делом формальности, он вдруг понял, как много он был обязан этой женщине!

Управление его имением, заботы о его доме, попечения о племяннике, сыне его сестры, дважды спасенном Раисой... Выхлопотанное ею помилование, возвращение состояния и восстановление здоровья, после того, как она вырвала его из рук смерти, — вот перечень ее непрерывных благодеяний... Неужели он ничем не обязан этой женщине?!