Белые из тонкого хлопка занавески развевались под вечерним бризом, прорывавшимся сквозь открытые окна. Кроме этого убогого дивана и стоящего рядом с ним ночного столика в комнате были еще только два узких кресла и письменный стол. Комната была тщательно убрана и пахла лимонным маслом и воском.

На белых степах не было ни одной фотографии или картины — ничего, что могло бы рассказать ей об этом человеке. Кроме небольшой библиотечки, которую он устроил в углу.

Лунного света оказалось достаточно, чтобы, ни на что не натыкаясь, добраться до письменного стола, который стоял у противоположной стены. Она нашла в ящичке спички и зажгла медную масляную лампу. Мягкий мерцающий свет осветил корешки стоящих на полках книг. Когда она обнаружила эту библиотеку, она, помнится, была удивлена. Теперь же, проглядев заголовки книг, она была просто потрясена.

Большинство томов в кожаных переплетах были потертыми, но чистыми. Нигде не было видно ни пылинки. Она просмотрела корешки с почти стершимися названиями, ища что-нибудь, чем можно было бы отвлечься от бессоницы. То, что она обнаружила, оказалось очень интересным, и ей захотелось побольше узнать о Девлине Маккейне.

Поэзия и пьесы, классика и современные авторы, такие, как Твен, Джеймс, Мопассан и Золя, стояли на полках. Более того, там имелись и книги по мифологии, философии, истории, математике. Книги, которые были бы более уместны в доме ученого. А они стоят на полках Девлина Маккейна.

— Философия. Что ты делаешь с этой книгой, Девлин Маккейн? — прошептала она, беря в руки том «Лекций по философии человеческого мышления» сэра Томаса Брауна.

— Что, я нарушаю какие-нибудь правила?

Кейт повернулась к двери, ведущей на заднюю лестницу, и посмотрела на мужчину, стоящего на пороге. В открытую дверь хлынул шум казино. Девлин Маккейн держался за ручку двери, под мышкой у него был зажат маленький сверток. Он посмотрел на нее так, будто сейчас задушит.

Она сразу заняла оборонительную позицию, и ее голос прозвучал резче, чем ей бы хотелось.

— Я не слышала, как вы вошли.

Он шагнул в комнату и закрыл за собой дверь, отсекая гул казино. Когда он приблизился, она почувствовала, насколько он раздражен, его напряженное лицо просто лучилось раздражением, как лампа лучится светом. Но было в этом лице и еще что-то. Что? Неужели незащищенность?

Он взял книгу из ее рук и повернул ее к себе, взглянув на кожаный переплет.

— По-вашему, философия доступна пониманию только богатых молодых джентльменов? Не так ли, мисс Витмор?

Она сжалась от его насмешливого тона. Неужели этот человек думал, что она настолько заражена снобизмом?

— Зачем вы так? Я была удивлена, вот и все.

Он поставил книгу обратно на полку, как будто бы не хотел, чтобы она прикасалась к ней.

— Удивлены, что я умею читать?

Она посмотрела ему в лицо, зачарованная странным сочетанием: раздражение и страшная ранимость. Да, ранимость, он был похож на мальчишку, над которым насмеялись. Ей вдруг захотелось прикоснуться к нему, разгладить морщины, выступившие на его красивом лице. Почему ей так сильно хочется это сделать?

— Я удивлена вашим вкусом.

— Я давно открыл для себя эти книги. — Он почтительно провел пальцами по кожаным корешкам. — Знания, мисс Витмор, это такая вещь, которую никто не сможет отобрать у меня. Даже бедняк может путешествовать туда, куда пожелает, если умеет читать.

Этот мужчина еще и философствует. Просто поразительно. Вот так открытие! Он повернулся и взглянул на нее, его взгляд просто подталкивал к спору с ним. Она ему не нравилась, это было ясно.

Что было не ясно, так это то, отчего сие обстоятельство кажется ей столь невероятным. В конце концов он тоже ей не нравился. Абсолютно. Ее не должно интересовать, как он к ней относится. Но ее это интересовало. О Господи, да она постоянно думала об этом.

Раздраженное выражение на его лице вдруг исчезло, сменившись любопытством.

— Ваши очки.

Кейт поднесла руку к лицу, пытаясь нащупать тонкую металлическую оправу. Очков не было, и она почувствовала себя так, будто на ней не было одежды.

— Ну, мои очки, дальше что?

— Вам они не нужны, не так ли?

— Что за глупости? — Она отвернулась, прячась от его проницательных серебряно-голубых глаз. — Зачем бы я стала носить очки, если они мне не нужны? — произнесла она, направляясь к столику около кровати, где она их оставила!

— Интересно, интересно.

Он последовал за ней; она почувствовала, как он подошел к ней почти вплотную и как пристально он на нее смотрит. Когда она потянулась за очками, он накрыл ее руку своей. Это неожиданное прикосновение заставило отозваться каждый ее нерв.

— Мистер Маккейн! — Она выдернула руку. Девлин взял очки и поднес их к глазам. Когда он посмотрел на нее сквозь линзы, на его губах появилась улыбка.

— Как сквозь оконное стекло.

— Дайте. — Она протянула ладонь.

— Зачем бы женщина стала носить очки, если она в них не нуждается? — спросил он, явно ее передразнивая, и положил очки ей на ладонь.

Кейт быстро нацепила очки. Но она уже не могла скрыться за этими маленькими стеклами. По крайней мере, от этого человека.

— Мне они нужны.

— Чтобы не смотреть прямо в глаза людям? Или, говоря точнее, чтобы не смотреть прямо в глаза мужчинам?

Она отошла от него, подставив лицо под холодный ветер, дувший из окна. Очки были частью ее снаряжения. Красота давно уже стала для нее скорее проклятием, нежели благом. А красота в сочетании с благосостоянием давала совсем убийственную комбинацию. Что мужчины видят, кроме красивого лица? Что они ценят, кроме блеска золота?

— Вам не понять.

— Потому что я необразованный дикарь, которому больше подходит звериная шкура и дубинка в руках?

— Поспешный вывод. — Кейт положила сжатые в кулаки руки на подоконник. — Но правильный, я думаю.

Маленькие огоньки от газовых фонарей испещряли холмы и отражались в бухте, точно сказочные светлячки. В первую ночь, когда они прибыли в Рио, Кейт провела целый вечер на палубе корабля, вглядываясь в этот город, предвкушая тайну, которая их там ожидает.

Как бы ей хотелось вернуть ту ночь. Как бы ей хотелось никогда не знать этого мужчину — у нее было ужасное предчувствие, что ее жизнь уже больше не станет прежней. Ей казалось, будто ее вытаскивают из безопасной маленькой норы на солнечный свет, такой яркий, что она боялась от него ослепнуть.

— Чего вы боитесь?

Кейт вздрогнула, услышав этот вопрос, заданный низким тихим голосом. Маккейн стоял позади нее, близко-близко. В первый миг она изумилась его умению так тихо передвигаться по этому скрипучему полу, но удивление тут же вытеснилось целым клубком эмоций, которые он разбудил в ней: гнев, смятение, унижение и еще что-то. Что-то теплое, хрупкое и пугающее.

— Вы ошибаетесь, мистер Маккейн. Я не боюсь.

— Боитесь.

Его запах заполнил ее поры, резкий аромат, который у нее теперь всегда будет ассоциироваться с солнечным светом, мерцающим на гладкой мужской коже. Она задрожала от воспоминаний.

Он провел ладонями вдоль ее руки, и она ощутила жар его тела. Но он не коснулся ее. Только заставил ее желать этого теплого прикосновения. А это было еще хуже.

Потом он все же дотронулся до нее: слегка потянул за косу, которая свисала до талии. Белая атласная лента на ее косе поддалась его варварским пальцам. Он запустил эти длинные пальцы в ее волосы, потянул вверх, ослабив тугой узел.

— Что вы делаете? — спросила она, уклоняясь от него. Но она не могла отклониться достаточно далеко. Иначе она упала бы в окно.

Он стал расплетать пальцами ее локоны, слегка касаясь спины и плеч.

— Я хочу посмотреть, как будут выглядеть эти распущенные золотые локоны в лунном свете, — сказал он, его губы почти касались ее уха.

Это теплое дыхание. Эти решительные губы. Мягкое прикосновение заставляло все чаще биться ее сердце, пока пульс, бьющийся в кончиках ее грудей, не превратился в томительную боль.

— Вы всегда удовлетворяете свое любопытство? — спросила она, хватаясь за свои волосы и сталкиваясь с его рукой на затылке. Она сразу отдернула руку. Он погладил крошечные завитки у нее на затылке.

— А вы всегда стараетесь побороть свое любопытство? — Он прижал теплые ладони к ее шее, поглаживая длинными пальцами мягкие линии ее подбородка, ее нежные ключицы.

— Вовсе нет. — Ее голос прозвучал на удивление хрипло.-Я разгадываю тайны, мистер Маккейн. Археология — это, в конце концов, изучение… это…

Он повернул ее, приложив при этом усилие, казалось, равное шепоту. Лунный свет разлился по его лицу, мягкий, серебряный, он сделал его похожим на древнего бога; Вулкан, изгнанный с Олимпа и принужденный теперь бродить по земле вместе со смертными, которые бледнели при виде его силы и красоты. Его глаза о чем-то вопрошали. Но ее пугал не столько этот вопрос, сколько его уверенность в том, что он знает на него ответ — он тоже был в этих глазах.

— Ты боишься, что люди не увидят тебя за твоей красотой. Поэтому ты скрываешь ее. — Он стиснул ее лицо руками, такими теплыми и сильными.

Откуда он знает? Как он догадался?

Он проникал в ее душу своим взглядом, сметая все ее так тщательно возведенные преграды, все до последней, пока она не почувствовала себя обнаженной. Это и возбуждало ее и пугало — то, что этот мужчина сумел разгадать ее.

Ветерок взметнул ее освобожденные из плена волосы, пряди зашелестели по его руке, сверкая при свете луны. Он улыбнулся. Искушение. Когда-то она задумывалась над значением этого слова, и только теперь поняла его; его улыбка окутывала ее теплотой и обещанием.

Он склонил голову, прижавшись к ней сильнее, его пальцы скользнули по ее щеке. Могла ли она предполагать, что он окажется таким нежным?

— Ты прекрасна, Кэтрин Витмор. Так прекрасна… Она попыталась увернуться от него, но оказалась зажата между его телом и створкой окна. Ее лицо и ее фигуру — вот что он видел своими неотразимыми глазами, его ничуть не интересовала ее душа, ее ум. Она не могла обманывать себя, он действительно не видел ничего более.