- Совещание продолжим через час, - он кивнул, позволив пока сотрудникам разойтись.

Перевел глаза на Елизавету, вспомнив, что сказал Лесе. Влад не знал, по какой причине его секретарь позволила себе подобное неуважение, но его это не волновало. Он не отменял своего распоряжения касательно Леси, и не нуждался в сотрудниках, которые сами придумывали себе трактовку его решений. Мало ли, что таким работникам после в голову взбредет? А вдруг они решат, что могут еще и договора подписывать от его имени?

Судя по всему, его взгляд сообщил секретарше, что хорошего сегодня ее ждет мало.

- Вызовите мне Николая Валентиновича. - Велел Влад секретарю пригласить начальника отдела кадров. - Пусть подойдет через полчаса.

Больше не задерживаясь, он быстро вышел в коридор. Владислав не собирался гнаться за Лесей -- сегодня у них, определенно, не выйдет никакого толкового разговора. Просто... Глупое желание, но ему хотелось еще немного хотя бы посмотреть на нее. А из окон его кабинета стоянку видно не было. Он успел. Леся едва вышла из дверей и сейчас торопливо приближалась к своей машине.

Остановившись на ступенях, Влад уперся в стекло огромного окна коридора одной рукой, а второй, в который раз за это утро, растер лицо. Спать хотелось так, что мочи не было. Но ему еще предстояло отработать целый день. "Для чего?" - вопрос Леси грохотом отдавался в ушах. А думать не хотелось. Все, чего Влад сейчас желал -- это догнать ее и опять обнять, снова поцеловать, чтобы она забыла обо всем, что он сделал, обо всех претензиях, которые имела права ему предъявлять.

Неудовлетворенное желание пульсировало в теле. Но любая ему не подходила, тут Леся была не права. Владислав хотел забыться в ней, потеряться в касаниях и поцелуях Леси, погрузиться в ее тепло, сжать руками ее дрожащее от удовольствие тело, и не слышать ничего, кроме ее стонов. Чтобы, хоть на какое-то время отстраниться от всех тех проблем, которые сейчас навалились со всех сторон. Она всегда давала ему поразительное ощущение покоя и умиротворения, которого он не знал больше ни с кем.

Достав из кармана брюк пачку, Влад откинул крышку пальцами и губами вытянул сигарету. Потянулся за зажигалкой.

Его бы воля, Влад ни за что бы не выпустил ее из кабинета. Но что он мог противопоставить справедливым словам и упрекам? Никого другого Влад просто не послушал бы, сумел привести такие доводы, которые отмели бы любые претензии. Но с Лесей...

Она бы этого не простила. А он и без того набрал слишком много отрицательных баллов в ее глазах. И, если честно, пока еще не придумал, как именно компенсировать ей свое прошлое решение, чтобы уговорить Лесю вернуться.

Но даже понимая все это, видя всю ситуацию с кристальной ясностью, он и сейчас больше всего желал плюнуть на весь здравый смысл и догнать Лесю. Он сейчас отдал бы что угодно и заплатил бы любую сумму, лишь бы вытащить ее из машины, в которую Леся села три минуты назад, но все еще не тронулась с места, и никогда не отпускать. Однако Влад понимал, что сам создал эту ситуацию. Как верно заметила Леся -- именно он подтолкнул их к разрыву. И давить сейчас -- только оттолкнуть ее еще дальше. Но и стоять спокойно, лишь наблюдая за ней, особенно теперь, когда кожа и рубашка, волосы и руки пахли ароматом кожи Леси, который не перебивал и дым сигареты - едва хватало сил. Однако, он все-таки стоял, игнорируя удивленные взгляды подчиненных, туда-сюда снующих по коридору, и смотрел на машину, все же тронувшуюся с места.

"Зачем все это?"

Он не имел ответа на вопрос Леси. Как можно ответить на то, в чем не видишь смысла? В чем ее претензия? Или она хотела, чтобы в отместку, Влад сам сделал то, что когда-то потребовал от нее?

Но, зная Лесю, Владислав отринул подобное предположение, как абсурдное. Она говорила о другом, только, с какой стати? Что такого в его целеустремленности?

Влад раздраженно ударил ладонью по стеклу, а потом оперся на кулак подбородком, рассматривая безжизненную парковку, продолжая курить.

Леся была не в состоянии ехать домой и сидеть там после всего, что случилось. И потому отправилось в единственное место, куда могла -- на работу. Отпуском она уже пресытилась с головой. Как и этими безнадежными и ненужными встречами с Владом, с которых раз за разом убегала, доведенная до грани. Сколько можно?! Казалось бы, давно надо плюнуть ему в лицо и игнорировать, просто проходить, как мимо пустого места. А у нее не получалось. И Леся снова, и снова позволяла ему причинять ей боль.

"Ты нужна мне".

Самое пронзительное и романтичное признание, которое он говорил ей за два года. И самое жестокое. Потому в этот раз она ему и не поверила.

Леся попыталась одной рукой вытереть слезы, катящиеся по щеке и, при этом, как-то уследить за дорогой.

Он ничего не понял, ни на йоту не изменился. Влад нуждался в ней и требовал ее, не утруждая себя тем, что чувствует Леся, просто переступив, оставив в прошлом то, как обидел ее. Он всегда получал желаемое, и сейчас не понимал разницы. Не хотел видеть, что и она, Леся -- живой человек со своим правом и взглядом на то, что правильно, а что -- ошибка. И не хотела повторять того, от чего сердце до сих пор не оправилось.

Как ее угораздило полюбить такого человека? Этого не понимала ни она, никто вокруг, ни сам Влад, кажется. Для него ее любовь была диковинкой, наверное. Он никогда и не от кого не требовал любви или привязанности, просто не нуждался в чем-то подобном. Преданности, полной самоотдачи -- да, требовал. А Леся, дура наивная, взяла и полюбила его. Да так, что до сих пор не смогла выбраться из этой вязкой трясины.

Поняв, что не справляется, Леся резко вывернула руль, не обратив никакого внимания на раздраженные сигналы других водителей, и припарковалась у обочины. Какая уж тут дорога, когда за пеленой слез ничего не видно? Как можно сосредоточиться на чем-то, если тело еще дрожит от потребности в нем, а губы, кожа горят, желая вновь ощутить ласки Влада?

Проклиная этого человека, Леся с силой ударила по рулю, но добилась только того, что задела кнопку сигнала и резкий звук клаксона прорезал тишину салона.

- Дура, - со злостью прошептала она, откинувшись, и уперлась затылком в подголовник. - Нужна ему. - Леся хмыкнула. - Конечно нужна, пока Владу снова что-то в голову не стукнет. Это сейчас ему трудно, и надо, чтобы рядом кто-то был. А кто кроме меня хоть раз его вытерпел?! А потом, все успокоится, и он снова попрет напролом неясно к какой цели, а я буду помехой?!

Она все это знала. И все-таки повторяла самой себе вслух, чтобы лучше врезалось в память.

Влад не заслужил прощения. Он даже не попросил его. Так на что он надеется? На свой напор? Не дождется!

Приняв такое решение, она вытерла слезы салфеткой и продолжила путь.

Но все-таки, под конец дня, Леся поняла, что зря приехала на канал. За несколько часов она успела поругаться с Борисом Андреевичем, который, зная о ее отношениях с Захарченко, не предупредил Лесю о репортаже. Редактор защищался, указывая, что они только освещали события и ни горсовету, ни Захарченко придираться не к чему. Но Леся, слишком много получившая за этот репортаж, оказалась не склонна к мирному урегулированию. К тому же, она отказалась сама освещать действия демонстрантов и вполне была готова потребовать, чтобы босс перестал показывать это в новостях, лишь бы больше не встречаться с Владом.

Не повезло и Гене. Обрадованный ее появлением оператор, уже забывший прохладу их расставания в пятницу и его недовольство из-за цветов, определенно, ждал куда более теплого приема, чем в итоге получил от Леси. И хоть она старалась не срываться на ни в чем не повинном человеке -- дурное настроение сказывалось. В результате, он так и не смог добиться от нее вразумительного ответа, куда Леся хочет пойти на второе свидание и хочет ли, вообще. Правда, Гена все же смог уговорить ее именно с ним пойти на празднование дня рождения канала, которое приближалось.

Так и не успокоившись, даже на работе, она поехала домой все в том же двойственном, взведено-опустошенном состоянии, в котором уехала утром от Влада. А увидев, что букет, присланный им, преспокойно стоит на комоде в спальне, и ни один цветок не увял -- пришла в ярость. Причем, она даже не понимала, почему это так ее разозлило. Говорят, что дольше всего стоят цветы, которые нам дарят искренне любящие люди. Но разве может любящий человек вести себя так, как вел Влад?! И, разозлившись на альстромерии, Леся своими руками поломала каждый цветок. А потом, как дура, рыдала над мусорным ведром, в которое те выбросила.

Но, неожиданно, после этого приступа ярости ей стало легче. И она спокойно уснула, даже во сне не вспомнив Влада с его требованием вернуться.

Этот день вымотал его полностью. Да и предыдущие, практически, бессонные несколько суток, внесли свою лепту. Влад ощущал себя так, словно его самого, как строительную площадку, разравнивал бульдозер. Болели все мышцы, а о том, чтобы открыть пекущие глаза -- даже речи не шло. Потому он сидел на заднем сиденье своей машины, слушал, какое-то уж очень мрачное сегодня, молчание своего водителя, и мечтал о том миге, когда же они, наконец-то, доберутся до дома. И не мог избавиться от мыслей, что будь Леся с ним -- точно заставила бы вернуться засветло, а не в половине двенадцатого ночи. Но ее не было, и весь чертов день он думал только о том, сколько дров сегодня наломал, вместо того, чтобы сосредоточиться на кознях Костенко. Непохоже, чтобы он хоть на шаг приблизился к реализации своей цели, однако.

"Для чего все это?".

Какого черта Леся задала этот вопрос?! Что хотела услышать от него в ответ?! Влад бился над этим целый день, так и не придя пока к какому-либо выводу.

- Мы приехали, Владислав Олегович. - Он с трудом разлепил глаза и с интересом посмотрел на своего водителя.