Ночи были еще прохладные, и необходимости в ней пока что не было.

Ночной воздух, мягкий и влажный, холодком повеял на обнаженные плечи Серафины.

В бездонном небе светились звезды, из сада доносилось стрекотание кузнечика.

«Как здесь красиво, — подумала Серафина. — Мы могли бы быть так счастливы».

В одно мгновение леди Брейтвейт уничтожила чувство покоя и счастья, которое Серафина испытывала сегодня днем, и то ощущение духовной близости, которая установилась у нее с Кельвином с тех пор, как они приехали в Бомбей.

«Я ненавижу ее! Ненавижу! Ненавижу!» — вновь и вновь повторяла Серафина.

Когда они уезжали на обед к губернатору, Серафина разрешила Марте не ждать ее.

Горничная была уже немолода, и хотя настоящая жара еще не наступила, она все равно страдала от нее. Серафина поняла, что Кельвин прав: для Марты самое лучшее — вернуться в Англию.

Без особого труда она сняла платье, повесила его в шкаф, потом скинула и остальную одежду.

Марта оставила ей на кресле ночную батистовую сорочку, отороченную тончайшим кружевом.

Серафина надела ее.

Она знала, что это отец выбрал для нее именно батистовую сорочку, понимая, что в жаркой Индии шелковую рубашку не наденешь.

«У папы удивительная способность подмечать всякие мелочи!» — подумала Серафина. Она, правда, не сомневалась, что, если бы она сказала что-то подобное Кельвину, это дало бы ему лишний повод для раздражения.

Однако вряд ли он когда-нибудь узнает, в чем она спит ночью, с грустью подумала Серафина.

Секунду она колебалась, стоит ли причесаться на ночь, но решила, что раз Марта тщательно расчесала ее волосы, когда делала ей прическу к званому обеду, то можно сейчас этого не делать.

Серафина вытащила из волос шпильки, и белокурые волосы рассыпались по ее плечам.

Потом она задула на туалетном столике свечи.

Серафина обычно не пользовалась электрическим светом, поскольку любила смотреть в окно на звезды.

Кроме того, на свет слетались бабочки и мотыльки.

Их уже и сейчас немало кружилось вокруг единственной свечи, которую она оставила возле кровати.

Серафина решила все-таки задернуть шторы, чтобы первые солнечные лучи не разбудили ее рано утром.

Рассвет обычно наступал около четырех часов утра, а она вставала гораздо позже, иначе ей пришлось бы очень долго ждать, когда Кельвин спустится вниз к завтраку.

«Интересно, что он сейчас чувствует? О чем думает?» — спрашивала она себя.

Внезапно Серафина ощутила нестерпимое желание открыть дверь и войти в его спальню.

Она прислушалась. Прошло несколько секунд, и ей показалось, что из его спальни донесся какой-то звук.

Она не ошиблась. Еще один слабый звук подтвердил ее догадку — Кельвин был у себя в спальне.

Наверное, все еще сердится, ненавидя и презирая ее деньги, да и саму ее заодно, с горечью размышляла она.

Как же они будут жить дальше? Ведь их совместная жизнь только начинается, им предстоит еще долгий-долгий путь.

Даже если люди не будут говорить столь открыто и зло, как леди Брейтвейт, всегда найдутся желающие намекнуть, что Кельвин находится на содержании у своей жены. А если таковых не найдется, то Кельвин сам может вбить себе это в голову, что еще хуже.

Серафина закрыла глаза.

Она чувствовала, что не в силах справиться с этой проблемой ни сейчас, ни в будущем.

Больше всего на свете ей хотелось видеть своего мужа счастливым, однако, пока ее огромное состояние будет стоять между ними, не видать им никакого счастья.

«Почему я не могу отдать ему все мои деньги?» — задала себе вопрос Серафина.

И тут же сама ответила на него: это невозможно.

Он бы их не принял. А если бы и принял, это мало бы что изменило. Ведь он уже сейчас пользуется ее состоянием.

Если бы ему вдруг пришло в голову выписать чек, ни она, ни ее отец — если бы до этого дошло дело — не смогли бы ему помешать, поскольку, согласно брачному контракту, Кельвин уже сейчас распоряжается всем состоянием своей жены.

«Должен же быть какой-то выход!» — с отчаянием думала Серафина.

Однако она ничего не могла придумать, как ни ломала голову.

«Нужно ложиться спать», — решила она.

Серафина открыла глаза. Сделала шаг вперед — и замерла…

Через распахнутое окно, скользя по подоконнику, в комнату вползала змея!

Серафина уставилась на нее, широко раскрыв глаза от ужаса, и, даже не отдавая себе отчета в том, что делает, мигом забралась в кресло с ногами.

В тусклом свете свечи было видно, что змея подползает к ней все ближе и ближе.

Секунду Серафина стояла, словно оцепенев, не в силах оторвать от нее взгляд. Она понимала — нужно позвать на помощь Кельвина, и как можно быстрее, но не могла открыть рот. Наконец ей удалось взять себя в руки, и она позвала хриплым от страха голосом:

— Кельвин! Кельвин!

При звуках ее голоса змея на секунду застыла, потом медленно подняла голову.

Решив, что Кельвин ее не услышал, Серафина решила крикнуть еще раз, однако на сей раз сделать это ей не удалось — горло словно сдавило стальным обручем.

Внезапно дверь распахнулась и до нее донесся голос Кельвина:

— Вы меня звали, Серафина?

Ответить Серафина не смогла.

Она открыла было рот, но голос не слушался ее, и она не проронила ни слова.

— Что случилось? — спросил Кельвин.

Не получив ответа, он вошел в комнату и, увидев стоящую в кресле жену, с удивлением воззрился на нее.

Но, проследив за направлением ее взгляда, сразу все понял — на полу лежала змея.

Рука его рванулась к правому боку, где он всегда носил оружие. Увы! Кельвин забыл, что сейчас на нем не военная форма, а обычная одежда — рубашка и брюки.

— Стойте и не двигайтесь! — резко бросил он и поспешил в свою спальню.

Предупреждение было излишним — Серафина и так не смогла бы пошевелиться, даже если бы очень захотела.

У нее было такое ощущение, словно она превратилась в камень.

Затаив дыхание, она ждала, кто выиграет соревнование на скорость — Кельвин или змея.

Кельвин не заставил себя долго ждать. Но когда он показался в дверях с револьвером в руке, змея в мгновение ока скользнула через окно на веранду и скрылась в саду.

Кельвин бросился было за ней, но когда он выбежал на веранду, змеи уже и след простыл.

— Вы не должны открывать внешние окна… — начал он, вернувшись обратно в спальню.

Но, увидев, что Серафина все еще стоит в кресле с искаженным от ужаса лицом, осекся.

Он подошел к жене и, взяв ее за талию, поставил на пол.

— Не бойтесь, Серафина, — ласково проговорил он. — Змеи уже нет. Не думаю, что это была ядовитая гадина. Обыкновенный полоз, а он практически безвредный.

Серафина, тихонько всхлипнув, прильнула к мужу и спрятала лицо у него на груди.

Он почувствовал, что она вся дрожит, и вспомнил, что точно так же она дрожала и в первую брачную ночь, когда он вошел к ней в спальню.

Кельвин прижал ее к себе, продолжая спокойно говорить:

— Это все я виноват. Я должен был предупредить вас, что ночью нельзя открывать внешнее окно. Оно пропускает воздух, но препятствует птицам, ящерицам и летучим мышам забираться в дом. Вы не представляете, какие в Индии любопытные животные. Однажды я даже обнаружил у себя на кровати целое семейство обезьян!

Ему показалось, что Серафина, слушая его, уже перестала дрожать.

Однако ее теплое тело под батистовой ночной сорочкой было все еще как натянутая струна, а лицо свое она никак не могла оторвать от его плеча.

Волосы ее источали все тот же запах весенних цветов, который Кельвин ощутил в ее каюте в ночь перед пожаром.

— Мне очень жаль, что это случилось именно сегодня, — продолжал он. — Вы так великолепно выглядели, когда мы собрались ехать к губернатору, и мне очень хотелось, чтобы вы получили от званого обеда истинное удовольствие.

— Змея… была похожа… на нее! — проговорила Серафина таким тихим голосом, что Кельвин едва услышал.

Он не стал делать вид, будто не понимает, о ком идет речь.

— Но ни та, ни другая не настолько ядовиты и опасны, как кажутся, — тихо проговорил он.

Слова эти, похоже, удивили Серафину, она посмотрела на него с любопытством.

— Давайте я отнесу вас в постель, — ласковым голосом проговорил Кельвин. — Думаю, вам сейчас неприятно ступать по полу, а я хочу, чтобы вы отдохнули. Для одного вечера впечатлений у вас больше чем достаточно.

Серафина не стала спорить, и Кельвин подхватил ее на руки.

Она оказалась легкой как пушинка. Пока он нес ее на руках, она доверчиво склонила голову ему на плечо. Кельвин бережно уложил ее на широкую кровать, которую уже успели расстелить слуги.

Укрыв Серафину простыней, он присел на краешек постели.

Она, как и в первую брачную ночь, которой так и не суждено было состояться, казалась необыкновенно маленькой и хрупкой. На обрамленном белокурыми волосами личике выделялись огромные испуганные глаза.

Маленькая девочка, совсем еще ребенок…

— Как могло случиться, что с такой крошкой, как вы, произошло сегодня столько страшных событий? — спросил он.

Говоря это, он улыбнулся, и Серафина радостно улыбнулась ему в ответ.

— Я… наверное… ужасно вам… надоела, — проговорила она.

— Ну что вы! — ответил Кельвин. — Но если у меня по вашей милости будет еще парочка потрясений, это кончится сердечным приступом!

— Я… я очень боюсь… змеи.

— Я тоже! — подхватил Кельвин. — Только йоги, и то не все, а только самые святые, относятся к ним спокойно и никогда не убивают их. И змеи их никогда не кусают.

— Неужели и в самом деле существуют… такие святые люди?