Глава 11


Направившись было вслед за Крисом, я через минуту решаю, что бежать за ним полуголой и требовать разговора – не лучший способ общения. Вначале мне надо принять ванну, чтобы обрести почву под ногами. Я запихиваю джинсы и ботинки в один из магазинных пакетов, собираю все остальные свои вещи вместе с сумочкой и выхожу в коридор. Кинувшись в сторону спальни как есть, с голым задом, боюсь, что Крис будет ждать меня там, и я окажусь в невыгодном положении. С колотящимся сердцем вхожу в пустую комнату. Ни ожидаемого облегчения, ни Криса. А вдруг он ушел из дома через переднюю дверь? Куда пойдет? И когда вернется? И чего я волнуюсь, когда он вполне может быть где-то еще в доме?

К тому времени, когда я одеваюсь, во мне уже бушует буря эмоций, которая началась в тот день, когда я встретила Криса, и до сих пор не закончилась. Комната без него пуста, и я уже схожу с ума от предположения, что он мог уйти. Я твержу себе, что это ничего не значит и он вернется. У нас все будет хорошо. Он считает, что я предала его, зайдя в «Шрифт», и это больно, но, думаю, и ему тоже больно. Мысль о том, что я причинила ему боль, когда ее в жизни у него и без того хватало, просто невыносима.

Я выскакиваю в холл и буквально бегу вверх по лестнице, которая ведет на верхний уровень, где находится студия Криса, которую он собирался мне сегодня показать. Он дома, говорит мне мое женское чутье, он там. На верхней площадке я обнаруживаю два коридора, ведущих вправо и влево, но взгляд мой притягивают высокие серебристые, похожие на дворцовые, арочные двери, но не только неповторимым художественным ансамблем, который создают, а тем, что за ними находится неповторимый, уникальный художник. У меня вдруг начинает сосать под ложечкой. Это его дворец, и, как свой новый дом, я бы хотела осматривать его в хорошем настроении, а не тогда, когда в душе царит такой хаос.

Приоткрыв дверь, я обнаруживаю высоченные потолки и темноту, пронизываемую только теплым мерцанием лунного света, вливающегося в окно. Я чувствую Криса раньше, чем вижу, и его присутствие просачивается в меня подобно солнечному теплу в холодный безрадостный день.

Когда я полностью вхожу в тень, мой взгляд тут же устремляется туда, где Крис стоит, опираясь рукой о стену, спиной ко мне, глядя в огромное, от пола до потолка, арочное окно, напоминающее двери позади меня. Он не оборачивается и ничего не говорит, но слабое движение воздуха говорит мне: он знает, что я здесь.

Мои колебания – всего лишь короткое мгновение, прежде чем я бросаюсь к нему. Я просто не в силах и дальше терпеть это эмоциональное напряжение, да, думаю, и Крис тоже. Мое нетерпение поскорее покончить с ним так велико, что я не останавливаюсь, оказавшись у него за спиной. Я встаю между ним и стеной и поднимаю на него глаза.

Он смотрит на меня долгим взглядом, ресницы веером затеняют глаза, и ничего не говорит, ничего не делает. Я знаю этого мужчину лучше чем кого бы то ни было. Он ждет, чтобы я сказала или сделала что-то правильное или неправильное. Единственно правильное, что я могу сделать – это быть честной.

Я сокращаю небольшое расстояние между нами и кладу руки ему на пояс, обрадованная, что он позволяет мне, но не удивляюсь, когда ко мне он не прикасается.

– Вчера ты просил меня выслушать тебя. Теперь я прошу сделать то же самое для меня. Я не собиралась идти в «Шрифт».

– Однако пошла.

Тон его категоричный, твердый, но по крайней мере он разговаривает.

– Я пошла в «Старбакс», а не в мастерскую Эмбер.

– И соблазн заглянуть к соседям оказался слишком велик.

– Я не стану врать и говорить, что мне не хотелось посмотреть, что же там внутри. – Моя ладонь перемещается к нему на руку, ложится поверх дракона. – Это часть тебя, и не знаю почему, но как будто даже часть нас. Но создала его она, поэтому, да, меня разбирает любопытство, а я ведь даже не знаю, была ли эта татуировка сделана в «Шрифте».

– Нет, не была. И если ты хочешь узнать о моем прошлом, спрашивай меня.

Ладонь моя сжимает его руку, и я вынуждена напомнить себе, что не стоит спешить. Он говорит, что я должна спрашивать о его прошлом у него самого, но рассказывает мне только маленькие обрывки, а не полные истории.

– Я не спрашивала ее о тебе. Ни единого вопроса.

– Мы оба знаем, что тебе и не надо было. Ей не терпится поделиться своей версией того, кто я и какой.

– Я, как никто другой, понимаю, что с тобой произошло. Я помню, как необходимо было мне рассказать о своем прошлом по-своему, со своей точки зрения. Майкл лишил меня этого, явившись на тот благотворительный прием. С тобой я так не поступлю.

Ладонь его ложится мне на запястье руки, покоящейся у него на поясе, и я не сомневаюсь, что он собирается убрать мою руку.

– По-видимому, то воспоминание не разубедило тебя, учитывая, что ты все равно вошла. И ты знала, что она откроет двери, которые я пока не готов открыть.

Мои пальцы стискивают его майку, цепляясь за ткань, а с ней и за него.

– Это неправда. Вернее, правда, но в ту минуту я об этом совсем не думала. Она вышла из мастерской как раз, когда я уже уходила. Я почувствовала себя в ловушке. Она пыталась запугать меня, Крис. Если нам придется и дальше с ней видеться, я чувствовала, что не могу показать ей ни малейших признаков слабости.

– Поэтому ты пренебрегла моим нежеланием, чтобы ты ходила туда. – Это не вопрос.

– Ты никогда не говорил, что не хочешь, чтобы я ходила туда.

Глаза его делаются стальными, как и голос.

– Мне и не надо было. Ты и так знала это, Сара.

Он прав. Я знала. Догадывалась.

– Я была слабой. – Чувствую, что моя нижняя губа дрожит, а в груди разрастается пустота. – Мне надо было уйти.

– Да. – Он берет мои руки, снимает их со своего пояса и держит между нами. – Надо было.

– Я пыталась. Просто… у меня была одна из тех схваток «чей меч больше», какие бывали у вас с Марком, хоть ты и отрицал это. – Эта маленькая шутка никак мне не помогает. Он просто смотрит на меня холодными глазами.

Я роняю голову ему на грудь, понимая, что должна признаться еще кое в чем.

– Не могу поверить, что собираюсь сказать это вслух, – я втягиваю воздух и заставляю себя поднять голову, – но мне надо было, чтобы она поняла, что я могу и буду защищать то, что принадлежит мне.

Проходит несколько секунд, прежде чем он тихо спрашивает:

– И что же это, Сара?

Хрипловатые нотки в его голосе придают мне смелости.

– Ты, – шепчу я. – Мне надо было, чтобы она поняла, что ты теперь мой.

Он вглядывается в меня, кажется, целую вечность, не отрицая и не подтверждая моих притязаний. По его лицу по-прежнему ничего невозможно прочесть. Я уже начинаю потихоньку сходить с ума в ожидании его ответа, когда он, наконец, спрашивает:

– Поэтому ты вошла туда?

– Да. Я просто… ничего не могла с собой поделать.

Медленно уголки его губ приподнимаются, а тело расслабляется. Секунду спустя сильные руки обнимают меня, он прячет лицо у меня на шее, и его земной, чудесный запах щекочет ноздри. – И ты можешь предъявлять на меня права всегда, в любое время. Как и я собираюсь заявить свои права на тебя.

– Ты больше не сердишься?

– Если бы это был Марк, я, черт возьми, сделал бы то же самое.

Я хмурю брови.

– Если? Ты делал то же самое кучу раз.

Он смеется.

– Ладно, может, и так. – Его ладони по-собственнически ложатся мне на бедра. – Помни, ты принадлежишь мне, детка.

– В постели, – поправляю его я. – Все остальное время я сама себе хозяйка. – Я улыбаюсь. – И тебе.

Он ухмыляется.

– Предлагаю обсудить оба пункта после обеда. – Он делает паузу для пущего эффекта. – В постели.


* * *

Полчаса спустя мы с Крисом сидим рядышком, интимно соприкасаясь ногами, в удивительно просторном мексиканском ресторане за столиком на четверых, а не за маленьким, размером с блюдце, на двоих. По-видимому, посадить двоих людей за стол побольше в Париже считается чем-то вроде смертного греха… если только не «подмазать» как следует кого нужно. Крис дал официанту щедрые чаевые, и мы получили вожделенный столик.

Я с удовольствием доедаю тушеное мясо.

– Если еда здесь так же хороша, как и сальса, то я буду счастлива.

– Она хороша, – заверяет меня Крис. – Я же говорил, что знаю все американские злачные места.

Я прислоняюсь к стене, наклоняясь в его сторону, и он тоже поворачивается ко мне и накрывает ладонью колено.

– Так это они, американские злачные места, не дают тебе скучать по Штатам?

– Мне не дает скучать по Штатам то, что я провожу там много времени.

Мне любопытно, что же побуждает его жить в Париже.

– А сколько времени ты проводишь здесь в сравнении с Сан-Франциско?

– Это зависит от моих благотворительных дел.

В голову приходит неприятная мысль.

– Если я найду здесь работу, а у тебя будут дела в Штатах, мне придется остаться тут без тебя.

Он ставит свое пиво и кладет обе ладони мне на колени.

– Я никуда не хочу уезжать без тебя, Сара, поэтому и предложил тебе основать свой искусствоведческий бизнес. Пусть я эгоист, но я бы хотел, чтобы ты ездила со мной. Еще я не хочу принуждать тебя делать то, что тебе не по душе. Если ты желаешь работать в области искусствоведения или какой-то другой, не сомневаюсь, что твоя любовь к искусству, твои знания вкупе с твоим обаянием позволят тебе получить любую работу, какую захочешь.