— Сядь.

 Я замираю, поражённая голосом. Поворачиваю голову настолько, насколько это возможно.

— Айзек, — вскрикиваю я. И начинаю терять равновесие, но он срывается с места и ловит меня. Думаю, срывается — это сильно сказано. На мгновение мне кажется, что мужчина упадёт вместе со мной. Я поднимаю руки вверх и прикасаюсь к его лицу. Айзек выглядит ужасно. Но он жив и стоит на ногах. Мужчина нежно опускает меня на пол.

— Ты в порядке?

Он качает головой.

— Живой. Этого для тебя не достаточно?

— Ты не должен был, — шепчу я. — Думала, ты умираешь.

Айзек не смотрит на меня. Вместо этого он идёт к куче чего-то, что я не могу рассмотреть в темноте.

— Смотри, кто заговорил, — мягко произносит мужчина.

— Айзек, — снова начинаю я. — Стол...

Внезапно я чувствую жар... слабость. Адреналин, который вынес меня из колодца вверх по ступенькам, вверх по лестнице, угас.

Он подходит ко мне, его руки чем-то загружены.

— Я знаю, — говорит он, сухо. — Я видел.

Он смотрит на мою ногу, пока раскладывает вещи рядом со мной. Доктор выстраивает их, дважды всё проверяя. Но каждые несколько секунд Айзек снова смотрит на мою ногу, как будто не знает, что можно сделать.

— Как это случилось?

— Я спрыгнула со стола, — отвечаю ему. — Я не думала. Астма…

Уголки его рта дёргаются.

— У тебя был приступ астмы? Когда это случилось?

Я киваю. В тусклом свете огня вижу только его лицо, и оно побледнело.

— Большая берцовая кость сломана. Нога, должно быть, согнулась под прямым углом, когда ты упала, что вызвало перелом.

— Когда я прыгнула, — поправляю его я.

— Когда ты свалилась.

Он работает руками, открывая пакеты. Слышу небольшие надрывы, лязг металла. Я откидываю голову назад и закрываю глаза. Слышу небольшие всплески воздуха и думаю, что это Айзек, но потом понимаю, что это моё дыхание.

Он смотрит прямо на меня.

— Должно быть, ты подняла температуру моего тела. Ты всё сделала правильно.

— Что?

У меня головокружение. Меня снова тошнит.

— Ты спасла мне жизнь, — произносит он. Когда я открываю глаза, Айзек смотрит на меня.

— Мне нужно переместить тебя.

— Нет! — я хватаю его за руку. — Нет, пожалуйста. Просто позволь мне остаться здесь.

Я тяжело дышу. От мысли о движении меня тошнит.

— Меня некуда переносить, Айзек. Просто сделай всё здесь.

Сделать здесь что? Действительно ли он планирует работать на полу чердака?

— Мало света, — говорю я. Боль усиливается. Я надеюсь, что он оставит эту затею, и даст мне умереть. Айзек поворачивается и достаёт из-за спины фонарик, тот, что был внизу. Когда я была маленькой девочкой, мама упрекала меня за чтение под таким светом, теперь Айзек планирует с ним работать.

— Что ты собираешься делать?

Я быстро осматриваю то, что он принёс с собой. Там шесть рулонов, которые похожи на бинты, алкоголь, ведро с водой, игла и нить, бутылка текилы. Есть и другие вещи, но он положил их на противень и накрыл чем-то, похожим на бинты.

— Вылечить твою ногу.

— Где морфий? — шучу я. Айзек подкладывает под верхнюю часть моего тела подушки, которые стягивает с кровати, и я оказываюсь в полусидячем положении. Затем он откручивает крышку текилы и подносит её к моему рту.

— Напейся, — говорит доктор, не глядя на меня. Я слушаюсь его.

— Где ты всё это нашёл?

Я делаю пару глубоких вдохов, давая тому, что уже проглотила, спуститься в желудок, затем подношу бутылку обратно ко рту. Хочу услышать, как он обнаружил мою находку. Айзек говорит, в то время как кактусовый вкус текилы прожигает маленькими глотками свой путь к моему желудку.

— Где ты думаешь?

Я кусаю губы. Мой разум онемел от алкоголя. Я стираю рукой то, что скатывается вниз по подбородку.

— Мы голодали всё это время...

— Я должен оперировать, — произносит он. Это моё воображение или капельки пота покрывают его лоб? Свет настолько расплывчатый, что это может быть обман зрения.

Айзек откупоривает бутылку с прозрачной жидкостью и, прежде чем я могу открыть рот, чтобы остановить его, вскрывает марлю и наливает жидкость на рану. Я собираюсь кричать, но боль не так страшна, как я ожидала.

— Мог бы предупредить меня! — шиплю на него.

— Тише, — говорит Айзек. — Это просто физиологический раствор. Мне нужно убрать мёртвую ткань... увлажнить рану.

— А потом…?

— Вправить кость. Прошло слишком много времени... риск заражения... мягких тканей, — бормочет он. Слова, которые не имеют для меня смысла: санация... остеомиелит. Доктор вытирает лоб рукавом рубашки. — Я должен вправить кость. Я не хирург-ортопед, Сенна. У нас нет необходимого оборудования…

 Я смотрю на то, как Айзек откидывается на ступни ног. Его лицо покрыто щетиной, волосы торчат во все стороны. Он так сильно отличается от врача, который оперировал меня в последний раз. Морщины вокруг его рта углубляются, пока доктор смотрит на мою рану. «Думаю, он напуган больше, чем я». Это его работа, его профессия — спасать жизни. Доктор — эксперт в спасении жизней. Тем не менее, это не из его области знаний. Нет никого, чтобы проконсультироваться. Айзек Астерхольдер променял барабаны на больничные карты и не совсем знает, куда деть руки.

— Всё хорошо. — Мой голос звучит на удивление спокойно. Отрешённо. — Делай то, что можешь.

Айзек тянется к фонарику, держит его прямо над раной.

— Ткань красного цвета - это хорошо, — говорит доктор. Я киваю, хотя и не знаю, о чём мужчина говорит. Комната начинает вращаться, и я просто хочу, чтобы он уже начал.

— Будет чертовски больно, Сенна…

— Пошел ты, — отвечаю я. — Просто сделай это.

Всхлипываю на последнем слове. Такой крутой парень.

Айзек приступает к работе. В ведре он моет руки с мылом янтарного цвета. Затем поливает предплечья и руки спиртом. Натягивает пару перчаток. Должно быть, нашёл их в колодце с другими принадлежностями. Значит, Смотритель Зоопарка оставил нам перчатки. Для чего? Для операции? Или если мы решим прибраться к весне? Может быть, мы должны были наполнить их воздухом и нарисовать на них маркерами рожицы. Наш похититель позаботился обо всём. За исключением морфина, конечно. Почему-то я знаю, что это не случайно. Без мучений нет достижений. Этот парень хочет, чтобы мы страдали.

Айзек делает это. Без предупреждения. В то время как я думаю о Смотрителе Зоопарка. На этот раз я не кричу. Проваливаюсь в обморок.

Когда сознание возвращается, моя нога пульсирует, и я пьяна вдрызг. Это то, что происходит, когда вы вливаете полбутылки текилы в пустой желудок. Айзек сидит в нескольких футах, облокотившись спиной о стену. Его голова свисает вниз, будто он спит. Я вытягиваю шею, пытаясь взглянуть на ногу. Доктор убрал большую часть беспорядка, но я вижу тёмные пятна крови на полу вокруг себя. Моя нога приподнята на подушке, место, где кость прорвала кожу, завёрнуто в марлю. Айзек наложил шину, которая выглядит как бруски дерева. Я довольна шрамом, который останется. Он будет длинным и неровным.

Айзек просыпается. Ещё раз замечаю, как ужасно он выглядит. Прошлой ночью я думала, что потеряла его, а теперь доктор чинит меня. Это было не правильно. Я хочу сделать что-то, чтобы ему стало лучше, но пьяная лежу на спине. Мужчина встаёт и подходит ко мне. Он то ли крадётся, то ли ползёт.

— Тебе повезло. Кость сломана только в одном месте. Это чистый перелом, не было каких-либо фрагментов, плавающих вокруг. Но так как она проткнула кожу, может быть повреждение нервов и тканей. Из того что я видел, не было внутреннего кровотечения.

— А как насчёт заражения? — спрашиваю я.

Айзек кивает головой.

— Возможно, распространение инфекции в кости. Я нашёл бутылку пенициллина. Мы сделаем, что сможем. Чем больше повреждение в кости, мягких тканях, нервах и кровеносных сосудах, тем выше риск инфицирования. И так как ты волокла себя по всему дому…

Я откидываю голову назад, потому что комната вращается. Интересно, буду ли я помнить всё это, когда последствия текилы испарятся.

— Это лучшее, что я мог сделать, — произносит он.

Я знаю.

Айзек протягивает мне кружку с ложкой, торчащей из неё. Я принимаю, заглядывая внутрь. Он поднимает свою.

— Что это?

В кружке жёлтая комковатая жижа. Она выглядит отвратительно, но мой желудок, в любом случае, сжимается в ожидании.

— Суп из кукурузы.

Айзек подносит ложку ко рту и до суха её облизывает. Я следую его примеру. Не так плохо, как выглядит. Смутно помню о том, как схватила банку прошлой ночью, как та впивалась в моё бедро, пока я поднималась по лестнице.

— Потихоньку, — предупреждает Айзек. Заставляю себя не проглотить всю кружку одним глотком. Боль от голода немного спадает, и я могу сосредоточиться исключительно на боли, которую испытывает тело. Он вручает мне четыре большие белые таблетки.

— Это просто заглушит её, Сенна.

— Хорошо, — шепчу я, позволяя ему уронить их в мою ладонь. Айзек протягивает мне стакан воды, и я закидываю все четыре таблетки в рот.

— Айзек, — говорю я. — Пожалуйста, отдохни.

Он целует меня в лоб.

— Тише…

Когда я просыпаюсь, в комнате тепло. Я заметила, что большинство моих важных моментов здесь связаны с пробуждением и сном. Это то, что я больше всего помню о заключении Сенны и Айзека: Пробуждение, сон, подъём, отбой. И мало что происходит между ними, чтобы заметить разницу: мы бродим... едим... но, в основном, спим. И если нам везёт, то когда мы просыпаемся - тепло. Теперь присутствует новое ощущение — боль. Я осматриваюсь вокруг. Айзек спит на полу в нескольких футах от меня. На нём одно одеяло, обёрнутое вокруг. Его даже не достаточно, чтобы прикрыть ноги. Хочу дать ему своё, но не знаю, как встать. Я стону и падаю на подушки. Действие обезболивающих прошло. Я снова голодна. Интересно, ел ли он, в порядке ли. Когда это произошло? Когда мои мысли переключились на нужды Айзека? Я смотрю в потолок. Вот так же было и с Ником. Началось с того, что он любил меня со всей своей одержимостью. Затем, внезапно... осознание.