Тереза Ромейн - Исполнение желаний

– Полагаю, это только первая часть вашей ремарки.

– Да. Я заблуждалась насчет вас. Вы молоды, а значит, совершаете глупости.

У Хавьера отвисла челюсть.

– Перестаньте кривляться, мошенник. Вы что не понимаете? Это была похвала. Я считаю, что слишком сурово оценивала ваше поведение. Я думала, вы жестокий, бессовестный негодяй, а сейчас считаю вас просто глупым, запутавшимся недорослем.

Леди Ирвинг ухмыльнулась, и эта ухмылка вывела Хавьера из ступора.

– Благодарю за откровенность.

– Благодарите меня за оскорбление? Ну, это почти окупает все неудобства, которые пришлось претерпеть, добираясь до вас по зимним дорогам. – Леди Ирвинг улыбнулась шире. – Хотите – верьте, Хавьер, хотите – нет, но вас спасло письмо, которое вы отправили Мэтисону. Тот, кто не надеется искупить свой грех, не признается в грехах. Это избитая истина.

– Мое письмо. К Мэтисону.

Рука графа сама собой потянулась к голове. Никто не должен был знать о его письме-извинении, кроме самого Мэтисона. Тот, кто просит прощения, со стороны выглядит слабым.

Но для того, чтобы не побояться показаться слабым, требуется мужество. И как иначе восстановить отношения с тем, кто тебе дорог? Только признав свои ошибки и попросив прощения. По-другому – никак.

Вот только у Луизы он прощения не просил, и у Хавьера возникло весьма неприятное чувство при мысли о том, что для грозной графини этот факт не является тайной.

– Да, – ответила леди Ирвинг. – Ваше письмо. Оно послужило доказательством того, что вы – человек, а не монстр. Легкомысленный, недалекий, но все же человек. Однако кое-кто так и не услышал от вас извинений.

Хавьер скрестил руки перед грудью и наклонился вперед. Увы, это не помогло ему укрыться от разящих слов графини.

– Я сказал все, на что был способен, – произнес он, рассматривая свои ногти. Они были не в идеальном состоянии: последнее время у графа появилась дурная привычка их покусывать. Хавьер сжал пальцы – не приведи бог графиня тоже заметит обкусанные ногти.

– Это так. Вы сказали все, на что были способны. Лучше вы поступить не могли. Граф, любимец высшего общества, считает нужным разоблачить юную леди перед ее тетей. Позволяет распускать о ней слухи. Для чего? Чего вы добиваетесь?

Хавьер сосредоточенно разглядывал собственные руки. Костяшки пальцев потрескались. Наверное, оттого, что он последнее время слишком много возится с бумагами.

Да. Эти его бумаги, его счета, его бухгалтерия. Его ответственность. Он должен ответить графине. Должен.

Хавьер поднял голову и встретился взглядом с леди Ирвинг.

– Я сделал это ради нее. У меня были самые добрые намерения, хотя, как вы верно заметили, я почти ничего этим не добился. Разве что выставил себя дураком. – Хавьер выпрямил спину. Довольно нелепая поза для высокого мужчины, сидящего на низком пуфике. – Но кое-что мне все же удалось. Репутация Луизы осталась незапятнанной. – Он скривил губы в горькой усмешке. – Не могу того же сказать о себе, но что такое одна лишняя сплетня для репутации лорда Хавьера?

Леди Ирвинг молчала, пристально глядя на него. Это выражение лица графини было ему знакомо. Он уже видел вот так же плотно сомкнутые губы, вот так же прищуренные глаза. Сходство показалось таким разительным, что у Хавьера перехватило дыхание, и, лишь отведя взгляд, он смог отдышаться.

– Вы знаете, – сказала графиня, – с тех пор, как мы уехали, я никогда не видела Луизу такой спокойной и тихой.

– Значит, с ней все хорошо, – ляпнул Хавьер первое, что пришло на ум.

– Значит, с ней все плохо! – презрительно поморщившись, ответила графиня. – Луиза не из тех, кто легко сходится с людьми, потому и прослыла молчуньей. Однако близкие знают, какова она на самом деле. А сейчас она просто… Мне трудно объяснить. Она не живет, а существует.

Хавьер молчал, напрочь забыв о заготовленных на все случаи жизни масках.

– Вижу, вы понимаете, – кивнув, продолжила леди Ирвинг. – Ее ничего не интересует: ни еда, ни разговоры, ни книги. И это меня по-настоящему пугает. А, когда я спросила, переживает ли она из-за вас, Луиза сказала, что к вам это не имеет никакого отношения.

Хавьер чувствовал себя так, словно ему на грудь сгружают камни. Один за другом.

– Что-то вы побледнели. Даже, я бы сказала, позеленели, – заметила леди Ирвинг. – Вы случайно не злоупотребляете выпивкой?

– Нет.

– Да перестаньте вы хмуриться. Вы ведь все поняли, я надеюсь? Она по вам с ума сходит.

Камни с груди свалились, но Хавьеру все еще не верилось в освобождение.

– Она сказала, что ко мне это отношения не имеет.

Графиня закатила глаза.

– Вы меня удивляете, молодой человек. Я думала, вы хоть немного разбираетесь в женщинах. Если бы вы были ей безразличны, она бы не постеснялась признаться в том, что испытывает стыд или гнев из-за того, что вы ее прогнали. Но вы ей не безразличны, и потому она ни за что ни в чем не признается.

– Все это полная бессмыслица, – произнес Хавьер и потер переносицу, пытаясь избавиться от внезапно появившейся головной боли. – Хотя, если подумать, смысл в том, что вы сказали, есть.

Ему самому была не чужда мысль о том, чтобы прятать глубокие чувства под покровом равнодушия.

Сдирать с себя шкуру безразличия всегда невероятно больно, но, только обнажив себя настоящего, обретаешь надежду завоевать доверие. Надежду на то, что тебя поймут. И примут таким, какой ты есть.

И Хавьеру хотелось быть понятым и принятым. За несколько последних дней он многое критически пересмотрел. Внутри лорда Хавьера жил Алекс, и он не мог обречь Алекса на погибель.

– Мне надо поговорить с ней, – повторил Хавьер.

Графиня покачала головой.

– Не сегодня. Вы увидитесь с ней, когда она будет готова, и ни мгновением раньше. Да не дуйтесь вы так. Я прекрасно знаю, что это ваш дом, но, если вы желаете доказать, что обладаете хорошими манерами, придется вести себя как подобает джентльмену. Обещаю, я не спущу с вас глаз.

– Тогда вы не сможете следить за вашей племянницей, – пробормотал Хавьер.

– Если вы попытаетесь увидеть ее до того, как она захочет, я это замечу.

– Я не сделаю ей больно, – сказал Хавьер, зная, что они оба понимают – это неправда. Он уже причинил ей боль. И как он сможет убедить Луизу его простить? Как сможет пообещать, что больше никогда ее не обидит?

Граф не мог осыпать мисс Оливер пустыми обещаниями. Не имел права. Обещания так же легко нарушить, как и взломать шифр.

Шифр! Вот, что ему нужно. Луиза, с ее пытливым умом, не устоит перед искушением. И, уделив ему малую толику своего времени, она, возможно, захочет дать ему больше.

– У меня есть кое-какие мысли, – сказал он леди Ирвинг.

– Хотелось бы сказать, что вы в этом не одиноки, но не могу, – ответила графиня. – Удачи, прохвост. Если вы еще раз ее обидите, я прикажу вас кастрировать.

– Вы, как всегда, сама любезность.

– Какая есть, – ответила графиня и, поднявшись с кресла, направилась играть в вист.

Оставив последнее слово за собой.

Когда-то с ним это уже было. В подвале замка Финчли. С Локвудом. Тогда Хавьер так и не смог найти выход из тупика и признался Луизе в своем бессилии, предоставив ей самой принять решение. И она поступила, как всегда, непредсказуемо.

Луиза была не такой, как все, – в этом он нисколько не сомневался.

Поскольку она отдала свое сердце мужчине, которому оно оказалось без надобности, Луиза не считала нужным с особым тщанием наряжаться к ужину.

Ее тетя была с ней не согласна, уговорив племянницу надеть одно из немногих вечерних платьев, которое им удалось спасти, – из белого муслина с серебристой сеткой, расшитого стеклярусом.

– Мне ни к чему такой изысканный наряд, – говорила Луиза, в то время как горничная под присмотром тети украшала ее прическу стеклянными бусинами.

– Перестань нести чушь! – сказала леди Ирвинг. – Все только и говорят об интрижке между графом и этой итальянской певичкой. И это тоже полная чушь, моя дорогая, и я не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, что тебя это хоть в малейшей степени волнует. Ты должна выглядеть ослепительно.

Этого ли она хотела? Луиза и сама не знала. Эти слухи о певице – ей было неважно, есть ли в них хоть толика правды или нет, – лишь доказывали, что граф позволил сплетникам съесть себя заживо. Если она, увидев его вновь, поймет, что мужчина, которого она полюбила, исчез, все окажется хуже, чем если бы мисс Оливер и вовсе его не знала.

Под расшитой стеклярусом шелковой броней пряталась насмерть перепуганная девушка. Зачем она вернулась?

За тем, что не хотела, чтобы Хавьер или Локвуд сочли ее побежденной. За тем, что сама не хотела быть побежденной.

Мисс Оливер повела себя так, словно храбрость в ней била через край.

В сопровождении тети она перед ужином вошла в гостиную, сияя улыбкой ярче, чем сияли стекляшки на ее платье и в волосах. Голоса собравшихся сливались для нее в сплошной назойливый гул.

Джейн была искренне рада ее возвращению, и Луиза была рада встрече с новой подругой. Затем пришла пора здороваться с другими гостями. Не переставая улыбаться, Луиза пожимала руки, обменивалась комплиментами по поводу нарядов, ловко уходила от прямых ответов на вопросы о причинах ее внезапного отъезда. «Непредвиденные семейные обстоятельства – вы же знаете, Джулия находится в интересном положении», и все такое.

Светская болтовня давалась ей легче, чем она думала. Каждую ответную улыбку Луиза воспринимала как маленькую победу – не над гостями, над собой. Никто не заглядывал внутрь, всех ослеплял блестящий стеклярус.

Пока она не видела графа, держать себя в руках было относительно просто. «Все будет в порядке – нельзя лишь встречаться с ним взглядами».

И не успела Луиза об этом подумать, как вошел он. В элегантном наряде, выдержанном в серо-черных тонах, истинный денди. Красавец. Сердце мисс Оливер болезненно сжалось, и вдруг выяснилось, что вежливая маска, которая до сих пор прочно держалась на ее лице, вот-вот отвалится. Должно быть, все заметили то, что под ней – влечение, которое не могла остудить даже обида. Ну ладно, пусть не все – но граф точно увидел.