Тереза Ромейн - Исполнение желаний

Я ж стану бедняком[4].

Яго был лицемером, каких свет не видывал. Все, что он говорил, было ложью. Сплошное кривляние, ни проблеска искренности. Хотя наверняка он надеялся на что-то большее. Надеялся, что ложью и махинациями он добудет себе славу. Если так, то он с треском провалился. К концу пьесы Яго погубил достойных и честных людей. Включая собственную жену.

Хавьер поспешил отогнать эту мысль. Он пригубил шампанского, но после него во рту остался противный кислый привкус. Граф захлопнул томик Макиавелли и взглянул на часы. Ему осталось переждать всего пять минут, а синьора уже совсем скоро должна вернуться в гостиную, растрепанная и раскрасневшаяся.

Этот год он закончит ложью, как и многие из предыдущих. Луиза была права насчет фальшивого фасада репутации графа, но заменить его Хавьеру было нечем.

По крайней мере, пока.

Спускаясь в гостиную, Хавьер ослабил узел шейного платка и свернул его в сторону. Синьору Фриттарелли он встретил перед дверью в гостиную, откуда доносилось пьяное пение. Певица вытаскивала шпильки из прически.

Глядя на нее, Хавьер с безнадежной грустью подумал о том, с каким удовольствием распустил бы волосы Луизы, с каким удовольствием прикасался бы к ее шелковистым прядям.

– Вы выглядите… пугающе, – сказала его сообщница.

– Спасибо. Если бы я не боялся показаться невежливым, я бы то же сказал о вас.

Удовлетворенно кивнув, синьора протянула ему пригоршню шпилек. Хавьер запихнул их в карман. Певица окинула графа придирчивым взглядом с головы до ног, после чего расстегнула пару пуговиц на его жилете.

Никаких импульсов этот жест не вызвал, разве что желание рассмеяться.

– Гораздо лучше, – прокомментировала синьора на итальянском.

– Или гораздо хуже, что в данном случае – одно и то же.

– Да, – с улыбкой согласилась она. – Я пойду первой.

Синьора приоткрыла дверь в гостиную и украдкой вошла. Звуки пения на мгновение стали громче, но, как только дверь за синьорой захлопнулась, стихли. Хавьер постоял с минуту в коридоре, затем вошел следом за синьорой.

И едва не оглох. Локвуд, стоя на стуле, который он, верно, вознамерился сломать, дирижировал, в то время как остальные гости скорее не пели, а орали:

Нельзя сказать, чтобы слова песни совсем не подходили к случаю, но Хавьеру было жалко дорогую мебель. Не надеясь перекричать хор, граф жестом дал Локвуду понять, что пора слезть со стула. Маркиз, продолжая энергично дирижировать, окинул Хавьера взглядом и… зрачки его расширились.

Притворившись смущенным, Хавьер шагнул в сторону, скрывшись за массивной китайской вазой на изящной подставке. Разумеется, все это было частью представления.

– Право же, – сказала леди Уэзерби, обращаясь к мистеру Симпкинсу, – разве не бестактно со стороны нашего хозяина заводить себе новую подружку, едва успев расстаться с прежней?

– Как вы правы, дорогая, – произнес мистер Симпкинс, ущипнув леди Уэзерби за сосок. – Следовало бы выдержать траур по одной репутации прежде, чем губить другую.

– Скажем так, этой певичке беспокоиться не о чем. Ее репутация и так давно погублена. Вы со мной согласны, мистер Симпкинс?

– Скорее всего, эту певичку он с самого начала для себя и выписал. – Мистер Симпкинс задумчиво поглаживал леди Уэзерби по ягодице. – Грудь у нее что надо, не так ли? К чему возиться с тощей девственницей, когда можно получить все и сразу?

– Вам нравится получать все и сразу? – кокетливо спросила леди Уэзерби и, следуя примеру собеседника, решила дать волю рукам. Дальнейший разговор носил сугубо интимный характер.

Хавьер стоял за вазой, никем не замечаемый и раздираемый противоречивыми мыслями.

Во-первых, он только что услышал критику в свой адрес от тех, чье аморальное поведение не выдерживало никакой критики.

Во-вторых, хотя ничего хорошего о Луизе ими сказано не было, из услышанного напрашивался вывод о том, что они не считают ее причастной к скандалу.

Иными словами, граф добился желаемого. Ему бы никогда не удалось восстановить репутацию Луизы, не принеся в жертву собственную. Это уменьшало его шансы на то, что мисс Оливер будет когда-нибудь ему принадлежать, но… она сможет выйти за другого и идти по жизни дальше, не замарав себя недолгим знакомством с графом.

По всем меркам, Хавьеру следовало бы поздравить себя с тем, что он, едва ли не впервые в жизни, поступил благородно, по-джентльменски. Так почему у него на душе кошки скребут? Почему он чувствует себя так, словно сердце горит в адском огне, а тело превратилось в лед? И нет в мире таких слов, будь то стихи или проза, чтобы описать его страдания. Голова была словно чан, заполненный копошащимися змеями.

Но если бы он мог повернуть время вспять, то поступил бы ровно так, как поступил. Потому что Луиза стоила его мучений. Луиза – его возлюбленная, которую он никогда прилюдно не сможет назвать своей любимой.

Продолжить раздумья Хавьеру помешал Локвуд. Он спрыгнул со своего импровизированного помоста, продолжая размахивать рукой в ритм марша. И тут же миссис Протероу, задрав юбки, влезла на освободившийся стул.

Маркиз подошел к графу и облокотился о подставку, на которой стояла китайская ваза. Хрупкое изделие тревожно задребезжало.

– Кузен, похоже, жизнь тебя потрепала.

Если бы Локвуд знал, как сильно потрепала его жизнь.

– Заметно? – стараясь не выдать голосом терзавших его эмоций, спросил граф. – Виноват, исправлюсь.

Хавьер заметил в собственном голосе некоторую нервозность, но вряд ли Локвуд расслышал что-то подозрительное в таком гвалте.

– Не ожидал от тебя, кузен, такой прыти, – сказал Локвуд. – Ты и вправду… – Он приблизился к Хавьеру вплотную, и его лицо превратилось в размытое пятно.

– Ты ведь и сам знаешь ответ на свой вопрос, так зачем спрашивать. – Шейный платок едва ли можно сравнить с броней, но сейчас, когда он свободно болтался на шее, Хавьер чувствовал себя так, словно подставлял врагу самую уязвимую часть своего тела. Один взмах ножа – и ты не жилец.

Проклятье! Он должен был видеть лицо Локвуда. Он должен был знать, все ли идет по плану или возникли неожиданные затруднения. Хавьер достал из кармана лорнет, и шпильки синьоры рассыпались по полу дождем мелких, но неотвратимых улик его грязного поступка.

Черт! Он совсем забыл про шпильки. Хавьер отыскал синьору взглядом, и она, встретив его взгляд из другого конца комнаты, округлила глаза в притворном ужасе.

Ну что же, импровизация может стать частью плана.

Когда Хавьер вновь посмотрел на Локвуда, на этот раз вооруженный оптикой, то увидел, что Локвуд растерян.

Прекрасно. Растерянность – это то, что надо. На лучшее Хавьер и не рассчитывал. Локвуд выиграл пари, но главное удовольствие для него состояло в том, чтобы насолить Хавьеру, которому он всегда завидовал. Если граф наслаждается новой пассией, то все угрозы Локвуда в отношении Луизы – пусты.

Хавьер очень рассчитывал на то, что мысли Локвуда развиваются именно по такому сценарию.

– Ты выглядишь каким-то сконфуженным, Локвуд. Что-то тебя тяготит? Он чуть-чуть повернул нож в ране, придав лицу выражение сочувствия. – Плохо продвигаются дела с миссис Протероу? Обидно. На вид она хороша. – Хавьер кивком указал на веселую вдову. Стоя на стуле, она размахивала руками и громко смеялась, отчего ее золотистая курчавая грива и пышная грудь ритмично подрагивали.

Локвуд стиснул зубы.

– На самом деле, кузен, я свое получил. А вскоре получу еще больше. Насчет нашего пари…

Хавьер терпеливо ждал продолжения, но не дождался.

– С ним покончено, – закончил он за маркиза и убрал лорнет в карман.

В этот момент к ним подошел Уиллинг.

– Я принес бренди, как вы просили, милорд.

– Что за сорт? – оживился Локвуд. – Гранд шампань?

– Нет-нет, это совсем другой букет. Уиллинг, окажите любезность, разыщите для лорда Локвуда его любимый сорт. – Дворецкий ответил поклоном, и Хавьер добавил: – И распорядитесь, чтобы эти шпильки убрали отсюда, хорошо?

Уиллинг никогда не улыбался – должность не позволяла. Но судя по тому, как его взгляд скользнул по полу, как он поднял глаза на Хавьера, как едва заметно вздрогнула его верхняя губа, Уиллинг не был лишен чувства юмора.

– Будет сделано, милорд.

При виде разбросанных шпилек Локвуда едва не перекосило от досады, и тем охотнее он последовал за дворецким в винный погреб.

Граф понюхал открытую бутылку, оставленную для него Уиллингом. Запаха почти не было. Отлично: ему принесли как раз то, что он просил.

Хавьер как-то сказал леди Ирвинг, что у него есть бренди точь-в-точь под цвет чая. Надо сказать, что графиня была не единственной леди, гостившей в его доме, которой этот сорт бренди пришелся особенно по вкусу.

Хавьер же предпочел пить чай того же оттенка, что бренди.

Веселиться и шалить, конечно, куда легче и приятнее в состоянии легкого подпития. Но, если настроения веселиться и шалить нет, то приходится притворяться. А вот притворяться лучше всего на трезвую голову.

Граф налил себе немного фальшивого бренди, а бутылку убрал на подоконник. Отсюда, с его наблюдательного поста между китайской вазой и окном, вся комната была как на ладони. Странная смесь почтенных и малопочтенных гостей в радостном единении провожала старый год, выкрикивая тосты и перебивая друг друга, срывая омелу и целуясь, визжа и падая друг другу на колени.

К тому времени, как закончился старый и начался новый год, различия в статусе окончательно стерлись: все были одинаково пьяны и одинаково развязны. Светские дамы и дамы полусвета отчаянно флиртовали со всеми подряд. Даже осмотрительная леди Аллингем на этот раз позволила себе расслабиться, опустошая один бокал шампанского за другим. Почувствовавшие слабину матери, ее дочери беззастенчиво вешались на всех джентльменов без разбора.