– Как в воду канул, милорд, – покачал головой Камерон и, помолчав, добавил:

– По правде говоря, я подумываю о том, чтобы предложить вам отказаться от моих услуг и поискать другого сыщика.

– Думаю, это преждевременно, Камерон. Ты работаешь хорошо. Полагаю, дело потихоньку близится к развязке, мой друг, – возразил Дамиан.

Склонившись к Камерону, Дамиан поведал о том, что произошло за это время в Локхейвене. Он не стал скрывать характера своих отношений с хозяйкой, однако воздержался от комментариев. Закончил он рассказом о том, как обнаружил шкатулку своей матери.

Камерон задумчиво погладил подбородок.

– Весьма странно, – пробормотал он. – Но думаю, это подкрепляет нашу догадку, что Эллиот и ваша семья были каким-то образом связаны, – Он взглянул на Дамиана:

– А девушка? Могу поклясться, она утверждает, что ничего про Эллиота не знает.

– Ее родители насмерть разбились в карете, – утвердительно кивнув, коротко ответил Дамиан. – Так, по крайней мере, считает она.

– Вы ей верите, милорд?

– Да, – ответил Дамиан после продолжительного молчания.

Когда дело касалось Хизер, он уже не мог оставаться бесстрастным. Она прочно поселилась в его сердце и мыслях, и изгнать ее оттуда ему не удавалось.

– Я пробыл в Локхейвене около шести недель и выяснил, что успокаиваться рано. Эллиот отыскал Джайлза и заявился в дом Тремейнов с совершенно конкретной целью. Поэтому, мы сделаем вот что. Надеюсь, ты был осмотрителен в своих розысках Эллиота?

– Конечно, – быстро ответил Камерон, начавший догадываться, что хочет предложить Дамиан. – Пожалуй, даже слишком осмотрительным, милорд.

– Я так и думал. Отлично. Теперь надо сделать так, чтобы он пронюхал, что его разыскивают. Мало того, он должен узнать, что его разыскиваю я. – Дамиан сузил глаза. – Если ему нужен был Джайлз, вполне возможно, что ему понадоблюсь и я – последний из Тремейнов. И тогда птичка вылетит из гнездышка раньше, чем ей бы хотелось.

– Значит, вы хотите, чтобы в Лондоне узнали о вашем приезде?

– Именно так, Камерон. Если весь Лондон будет судачить о появлении графа Деверелла, что ж, тем лучше.

Камерон задумчиво пожевал губами.

– Неплохая мысль, милорд. Это может сработать.

– Тогда тебе и карты в руки. – Дамиан слегка похлопал по бедру зажатыми в руке перчатками. – Похоже, Эллиот пока не собирается разыскивать свою дочь. Но очень может быть, он захочет встретиться со мной, – с едва заметной улыбкой договорил Дамиан.


Хизер проснулась от звонкого птичьего щебета за окном. Со дня своего приезда в Лондон она наслаждалась праздностью. Вставала поздно, послеполуденное время проводила за чтением, иногда спускалась к чаю. Она сделала несколько визитов с мамой и Беа и успела побывать на званых вечерах на открытом воздухе. Вчера вечером они посетили оперу, и Хизер получила истинное удовольствие от божественной музыки. Дни в Лондоне были наполнены разными приятными мелочами, и она чувствовала себя на удивление раскрепощенной. Она старалась не думать о Дамиане – особенно о последней ужасной сцене между ними, – и по большей части ей это удавалось. Правда, временами мысли о нем все же пробивали себе дорогу, но тут же беспощадно изгонялись.

Этим утром Хизер сидела у себя в комнате в городском доме Грейсонов. Шляпки, шали, элегантные туфли были беспорядочно разбросаны по полу. На ковре громоздились бесчисленные коробки, а кровать и даже кресла были завалены модной одеждой разнообразнейших расцветок и фасонов. Тут были и выходные наряды из дорогого муслина, и легкие, светлые летние платья, и броские вечерние туалеты. Беа увлеченно копалась во всем этом великолепии.

– Я просто потеряла голову, – горестно заявила Хизер. – Даже не знаю, что на меня нашло. Я никогда не смогу не то что носить это – примерить!

Беа выудила из кучи одежды элегантное вечернее платье лавандового цвета.


– Хизер, ты наденешь его завтра на бал у леди Сатон! – с сияющими глазами заявила она. – Оно потрясающе идет твоим темным волосам! Ты только посмотри – прелесть! Оно чудно подчеркивает твои фиалковые глаза!

– Я даже не знаю, стоит ли мне туда идти, – закусив нижнюю губку, пробормотала Хизер.

Беа и Пегги, младшая сестра маминой ближайшей подруги Софи, уставились на нее с разинутыми ртами. Пегги была милой молодой женщиной невысокого роста и с роскошными каштановыми волосами. За эти несколько мигом пролетевших недель Хизер по достоинству оценила ее общество и дружбу. Пегги первой и высказала вслух их с Беа недоумение:

– Хизер, ты должна пойти! Балы у леди Сатон просто божественны! Это событие года! Все буквально рвутся туда! Клянусь, что таких драгоценностей и нарядов, как там, ты больше нигде не увидишь! Да просто постоять в сторонке и посмотреть – и то интересно!

– Хизер, пожалуйста, не отказывайся! – умоляющим тоном заговорила Беа. – Ведь ты так редко куда-нибудь выбираешься! И потом, – она широко развела руки, – это же Лондон! Между прочим, – добавила Беа, проказливо поблескивая глазами, – мама и папа расстроятся, если ты не пойдешь.

Против этого аргумента Хизер ничего не могла возразить. Она получала огромное удовольствие от посещения театра, оперы, от вечерних приемов в домах лондонской знати. Но бал – совсем другое дело…

Беа воинственно подбоченилась:

– Хизер, во всей этой куче я заметила, по крайней мере, два бальных платья. Ты хочешь, чтобы они истлели?

– Думаю, ты права, Беа, – с неохотой согласилась Хизер.

– Значит, ты идешь?

– Иду, милая, иду.

Беа восторженно захлопала в ладоши:

– Прекрасно, там будет очень весело! – Она повернулась к Пегги:

– Как ты думаешь, граф Деверелл тоже там будет?

– Нетрудно догадаться, – слегка поджала губы Пегги.

Хизер склонила голову набок и с любопытством спросила:

– А кто это такой – граф Деверелл?

Прежде чем Пегги успела открыть рот, Беа затараторила:

– Понимаешь, он совсем недавно приехал в Лондон, и все по нему просто с ума сходят!

– Это правда, – подтвердила Пегги. – Все только о нем и говорят. Я слышала, как вчера за чаем леди Черчилль рассказывала о нем Софи. Она сказала, что никогда не видела, чтобы кто-нибудь двигался с такой грацией. Она употребила именно это выражение. А еще она говорила, что все замолкают от восхищения, как только он входит в комнату.

– Особенно леди, – хихикнула Беа.

Хизер с укоризной посмотрела на сестру, а Пегги с трудом подавила смешок:

– Говорят, он дьявольски хорош! От его пронзительных серых глаз, леди, разве что в обморок не падают.

Серые глаза? У Хизер почему-то екнуло сердце.

– Ну и ну, – подчеркнуто громко сказала она. – Он, должно быть, очень молод, если свет уделяет его появлению столько внимания.

– Кажется, говорили, что ему уже под тридцать, – сказала Пегги.

– Вот тебе раз! Где же он прятался столько лет?

Пегги была настоящим кладезем знаний.

– Много лет назад он уехал из Англии, вот только не могу вспомнить куда. Графский титул он унаследовал после смерти своего брата и тотчас вернулся на родину.

Беа с мечтательным видом опустилась на единственный свободный край кровати.

– Все говорят, что в Лондоне нет мужчины красивее, чем он.

Хизер бросила в ее сторону предостерегающий взгляд. Она не могла не вспомнить, как Беа считала Дамиана самым красивым мужчиной в Англии.

– Хотя для меня он староват, – торопливо добавила Беа. – И все-таки мне очень хочется попасть на бал! Ты же мне все-все расскажешь, правда, Хизер?

Взгляд Хизер смягчился. Она поднялась и поцеловала Беа в лоб.

– Осмелюсь заметить, что на будущий год тебя ждет не один бал, моя дорогая. Не сомневаюсь, что бал у леди Сатон будет еще грандиознее, чем завтра. – Она улыбнулась:

– И тогда обо всем мне будешь рассказывать уже ты.

По правде сказать, вечером следующего дня, больше переживала по поводу приготовлений к балу не Хизер, а Беа. Когда Хизер отправилась принимать ванну, Беа уже успела влить в воду пахучее розовое масло, а потом нарвала в саду маленьких белых роз, чтобы горничная вплела их в волосы сестры.

Хизер предоставила сестре полную свободу, и та не замедлила разложить перед ней, приведшее ее вчера в восторг, лавандовое платье. Горничная застегнула крючки на спине, и Хизер повернулась в Беа. Та, ахнув, стиснула на груди руки:

– Хизер! Боже мой, Хизер, ты прямо как сказочная принцесса!

– Ты преувеличиваешь, дорогая, – рассмеялась Хизер.

– Ничуть, пойди и посмотри сама!

И Беа подтолкнула ее к стоящему в углу высокому зеркалу. Собрав все свое мужество, Хизер подняла голову и замерла. Она действительно была очень красива. Черные волосы были зачесаны вверх и перевиты маленькими розами. Чуть присобранные рукава платья заканчивались узкими манжетами, жесткий корсаж подчеркивал тонкую талию. Беа оказалась права – бледно-лавандовое платье чудесно оттеняло ее матовую кожу и удивительно шло к фиалковым глазам. Но декольте, пожалуй, чересчур глубокое: плечи и грудь были слишком обнажены.

Хизер непроизвольно прикрыла грудь руками.

– Я и не думала, что вырез такой низкий. Я прямо полуголая!

– Так это же бальное платье, дурочка! – Беа гордо выпрямилась, выпятив грудь вперед. – Мужчины это просто обожают, – добавила она с серьезным видом, хотя в ее глазах плясали веселые огоньки.

– Опять ты за свое! – Хизер шутливо шлепнула ее по руке и, опираясь на трость, направилась к двери.

Беа проводила ее до лестничной площадки, а потом с криком: «Она идет! Она идет!» – ринулась вниз по лестнице.

Майлз и Виктория, стоявшие в вестибюле, повернулись на ее голос. Беа в нетерпении ждала, когда Хизер спустится, и, как только та достигла последней ступеньки, склонилась перед сестрой в глубоком поклоне, а затем резко выпрямилась, выбросив вверх руки в торжественном приветствии. Хизер едва удержалась от смеха.