Произнося этот монолог, новый граф подошел к ближайшим часам (тому самому ухмыляющемуся божку) и, взяв их обеими руками, приподнял, намереваясь выбросить в окно — если только сию минуту его не посетит лучшая идея.

— Не тяжеловаты? — раздался голос от двери. — Муттер носит часы в кармашке жилета, я сама видела, но, может быть, в Лондоне принято иначе?

Кевин обернулся в сторону досадной помехи и презрительно поднял бровь.

— Осторожнее, подкидыш, — предупредил он, — а то я прикажу уставить этими часами от пола до потолка твою спальню — эта комната не хуже любой другой подойдет для коллекции.

Джилли изо всех сил постаралась изобразить, что огорчена, и не слишком в этом преуспела.

— Вы хотите сказать, что вам не нравится дедушкино хобби? Как печально. Может быть, вам больше придутся по душе другие его причуды: его коллекция карт или увлечение старинными головоломками. Нет? Ах! — вздохнула она, увидев, как щека Кевина начала подергиваться. — Очень, очень жаль. Что же нам тогда делать с последним произведением дедушки Сильвестра?

— Я бы предложил костер, если это не оскорбит твои чувства, — ответил Кевин и добавил твердо: — И не надо мне возражать.

Столь же твердо Джилли ответила:

— У меня нет чувств — и манер тоже. Я служанка, вы не забыли?

Муттер вошел как раз в это время и, возможно, предотвратил ссору — об этом никто никогда не узнает. Кевин поставил часы на ближайший столик и изобразил на лице светскую улыбку гостеприимного хозяина.

— О, Муттер, — любезно произнес он. — Я так рад, что вы смогли прийти. Однако священника с вами нет — его что-то задержало?

Муттер ответствовал графу, что священник будет ждать их в семейной часовне в девять, а прежде он должен посетить пожилую леди в деревне — она больна, однако сегодня ей стало намного лучше, благодарю вашу светлость за то, что вы были так добры и спросили об этом (его светлость и не подумал).

Кевин осведомился у Муттера, какой напиток тот предпочитает в качестве аперитива, после чего оба мужчины занялись напитками, полностью игнорируя Джилли, которая наблюдала за этой сценой с выражением отвращения на бледном лице.

«Только посмотри на этого человека, — говорила она сама себе. — Самый настоящий хлыщ, лицемерный и вылощенный, ведет себя так, словно он на приеме при дворе или великосветском рауте». Она сморщила свой веснушчатый носик, оглядев франтовской наряд Кевина. Выглядит как павлин и пахнет как целый розарий, да любую девушку стошнит при виде такого.

Джилли, возможно, не привыкла к обществу джентльменов, но надо признать, что в данном случае она была отчасти права. Кевин приоделся, отправляясь в деревню, и едва ли не переборщил. Вряд ли можно поставить ему в заслугу то, что он хотел произвести впечатление на Муттера своей элегантностью; еще труднее — то, что он намеревался подчеркнуть контраст между великолепием собственного одеяния и лохмотьями Джилли; но Кевину было очень и очень не по себе, так что можно проявить некоторую снисходительность к его суетливости.

По крайней мере, Муттер мог бы ее проявить.

Конечно же, невозможно было ожидать этого от Джилли, чья коварная улыбка заставила бы содрогнуться каждого: у нее явно созрел план мести, и она была полна опасных намерений.

Коварная улыбка превратилась в сладкую, когда Кевин подал ей стакан шерри, при этом потенциальный молодожен смог заметить, что у девчонки, по крайней мере, хорошие зубы, после чего выбросил ее из головы, отвернувшись и услышав вопрос Муттера:

— Леди Сильвия присоединится к нам?

— Я передал леди Сильвии приглашение — его отнесла Олив Зук, странная и своенравная особа. Она вернулась, исполнив свою миссию, с травмированными ушами и сообщением, что леди Сильвия не появляется в обществе иначе, как вместе со своей компаньонкой, Элси, которой необходимо послать отдельное приглашение, — весело ответствовал Кевин. — Я отослал Олив обратно с приглашением для обеих леди, так что, возможно, мы и ее увидим.

Из угла, в котором сидела Джилли, послышался сдавленный смешок.

Через несколько минут вошла миссис Уайтбред и объявила, что ужин готов и будет подан, как только господа соблаговолят перейти в главную столовую, побыстрее, пожалуйста, потому что Хэтти Кемп любит подавать пищу на стол горячей.

— О, свадебный ужин, — мечтательно произнес Муттер, усевшись между Джилли и Кевином, которые разместились по разным концам длинного-предлинного стола из красного дерева. — Ничего нет вкуснее, чем еда, которую подают в деревне во время свадебного ужина. Я помню свой собственный, как будто это было вчера: говядина, утка, молочный поросенок, гусенок, речной угорь, пудинги, пироги, печенье, торт с заварным кремом и, конечно, сколько угодно домашнего пива и вина. У меня и сейчас слюнки текут, когда вспоминаю.

Кевин оглядел темную, напоминающую пещеру столовую, слабо освещенную несколькими свечами в подсвечниках, длинный стол, весь в пятнах и пыли, и покачал головой, словно не веря своим глазам.

— Не прогоняйте своих дивных воспоминаний, Муттер. Может быть, они помогут вам усвоить стряпню Хэтти Кемп, которая сегодня заменит нам праздничный ужин.

Шли минуты, но из кухни никто не появлялся. В конце концов, Кевин, удивляясь тому, что он с нетерпением ждет ужина, в то время как любой здравомыслящий человек на его месте радовался бы его отсутствию, взял стоявший у его локтя тусклый серебряный колокольчик и позвонил.

С противоположного конца стола послышалось громкое фырканье:

— Звонить стоит погромче. Сегодня миссис Уайтбред придется прислуживать своей служанке.

Повысив голос почти до визга, Джилли выкрикнула:

— Эй, там! Миссис Уайтбред! У меня в животе урчит! Подавайте баранину!

Муттер съежился, а Кевин позволил себе сделать хороший глоток из своего стакана. Миссис Уайтбред с Олив Зук на буксире внесла то, что сготовила Хэтти Кемп в качестве свадебного ужина: оладьи с джемом на бесценном фарфоре фабрики Споуда. Если бы Кевин не знал заранее о забавных традициях Холла, он рассмеялся бы, подумав, что кухарка таким образом пыталась возродить старые добрые обычаи свадебных пиров.

Оладьи (все, кроме порции Джилли) стыли на тарелках нетронутыми. Муттер поднял бокал, прочистил горло и произнес:

— За здоровье молодых! Мои соболез… поздравления вам обоим!

Кевин невозмутимо поднял свой бокал, Джилли тоже. Весьма похоже изобразив манеру завсегдатаев «Петуха и Короны», она весело выкрикнула:

— В добрый час — в могилу! — и опрокинула стакан себе в горло.

К счастью, к ее большому счастью, она поперхнулась и целую минуту не могла откашляться. Это время ушло у Кевина на то, чтобы побороть огромное желание вспрыгнуть на стол, пробежаться по нему и дать своей нареченной невесте такого шлепка, после которого ей пришлось бы в течение, по крайней мере, месяца есть баранину или оладьи с джемом, стоя рядом с каминной полкой. Вместо этого он одарил Муттера пронзительным взглядом и поинтересовался, действительно ли тот уверен, что не существует никакого способа обойти завещание.

— Нет, милорд, ни малейшей возможности, — ответил адвокат с печальным вздохом.

Джилли, чье сознание было отчасти замутнено выпитым, прикусила язык и попыталась смягчить страдания своего жениха.

— Бедняга. Не стоит так переживать. Если я не ошибаюсь в своих предположениях, вы уедете в Лондон или еще куда-нибудь до того, как высохнут чернила на нашем брачном контракте, и сможете выбросить из головы всякие мысли о Холле и своей противной жене.

— О, нет. О, нет-нет, — быстро перебил ее Муттер. — Этого не произойдет. Позвольте мне заметить, что в завещании вам предписывается провести в Холле целый год или время, которое потребуется вам для того…

— Чтобы разгадать загадку и найти сокровища, — договорил Кевин, устало повторяя заученный текст, прежде чем его произнес Муттер. — Как великодушно было со стороны Сильвестра, хорошо знавшего о моей врожденной лени, позаботиться о том, чтобы у меня был стимул для размышлений над его загадкой.

Поднявшись из-за стола, он добавил:

— Я хотел бы услышать эту шараду сразу по окончании церемонии. Джилли, — обратился он к девушке, тоже собравшейся покинуть столовую, — у тебя есть два часа, чтобы привести себя в порядок. Надеюсь, ты проведешь это время с пользой.

Джилли задержалась у двери ровно на минуту — за это время она успела изобразить на лице широкую улыбку и произнести:

— Кевин, старина, ты можешь на меня рассчитывать!

Фамильная часовня Ролингсов была расположена в самой старой части Холла. Ни эркеры, автором которых был Херли, ни более поздняя резьба по дереву Гринлинга Гиббонса не могли скрасить удручающего впечатления от годами скапливавшейся внутри пыли, покрывавшей темное помещение, а также от сырости и затхлости, наполнявших его от каменного пола до сводчатого потолка.

Свечи, водруженные на покрытый пятнами мраморный алтарь, мигали и чадили, но мало помогали осветить часовню. Кевин, стоявший у алтаря в ожидании невесты, не мог счесть темноту не чем иным, как Господним благословением.

Во всех перипетиях и несчастьях Кевина поддерживал его слуга Уилстон, исполнявший на церемонии обязанности шафера. Стоя на почетном месте рядом с графом, он прихорашивался и всячески выражал хозяину свою нерушимую преданность. Его присутствие у алтаря было вызвано скорее необходимостью, нежели дружескими чувствами графа, что не мешало слуге гордиться собой и размышлять о том, что род Уилстонов, в пяти поколениях которого были слуги, наконец «поднялся».

На галерее, там, где полагалось находиться членам семьи, расположились слуги Холла: миссис Уайтбред в своем лучшем платье — черном, но порыжевшем от старости, Хэтти Кемп с мокрым от слез платочком, Лайл и Фитч, отказавшиеся сесть и нервно переминавшиеся с ноги на ногу — они чувствовали себя не в своей тарелке и порывались убежать туда, где было «их место», и Вилли, грум, сидевший в стороне от остальных — к счастью, в подветренной.