«Клянусь, — подумала Джилли, — я бы одним ударом сбила с ее лица эту самодовольную усмешку!»

К счастью как для Джилли, так и для Гленис — неизвестно, кто больше от этого выиграл (рукоприкладство посреди приема в обществе наверняка имело бы неприятные последствия для обеих сторон), — вмешалась Аманда:

— Вы разве не знали, мисс О’Кифи? Короткие локоны — последний писк лондонской моды благодаря Байрону. Может быть, вы случайно читали «Паломничество Чайльд Гарольда»? Первая и вторая песни недавно были опубликованы.

Не дав Гленис возможности ответить, Аманда пустилась в пересказ сюжета поэмы, давая Джилли возможность остыть.

Когда Гленис снова заговорила, ей пришлось учесть, что любое нападение на новоявленную графиню не пройдет даром: все эти люди — она прочитала враждебность на их лицах, сразу же после того как позволила себе нелестно отозваться о волосах Джилли, — явно выступали единым фронтом с этой выскочкой. Лишенная возможности пустить в ход свой беспощадный сарказм, она вернулась к надежному имиджу пустоголовой птички, которая и мухи не обидит. Оставшееся время визита она посвятила веселой болтовне о всевозможных пустяках, подчеркнуто игнорируя Джилли. Тем временем четверо мужчин говорили о политике и войнах, которые велись на двух фронтах — в Европе и в Америке.

Когда О’Кифи наконец удалились, так и не озвучив цели своего визита (Гленис, правда, невинным тоном осведомилась, как насчет поисков сокровищ, «это такое приятное развлечение для всех нас»), Джаред спросил Кевина, насколько О’Кифи посвящены в его дела.

Джилли вспыхнула от гнева, а Кевин сообщил: О’Кифи знают о том, что Сильвестр задал ему загадку в своем завещании, но он не настолько глуп, чтобы позволить им думать, будто его женитьба на Джилли не брак по любви.

— Между тем так оно и есть, хотя и вопреки желанию моего дедушки. Не правда ли, дорогая? — обратился он к Джилли, поднося ее руку к своим губам.

Она лишь кивнула, если бы она осмелилась что-нибудь сказать, она бы воскликнула:

— О, если бы так!

— Что ж, я рад слышать, что ты не посвятил их в свои личные дела. Я и не полагал, что ты можешь так поступить, зная тебя, — ты никогда не был болтуном. Но мне показалось, что в глазах мисс О’Кифи блеснул алчный огонек, когда она упомянула об охоте за сокровищем.

Джаред встал и принялся ходить по комнате.

— Она прелестная особа, — тихо заметила Анна. — Но есть в ней что-то такое, отчего у меня по спине мурашки бегают.

— Забавно, — отозвалась Аманда. — Я тоже ощутила нечто в этом роде — у меня зачесалась ладонь, так мне захотелось дать ей пощечину, чтобы стареть с ее лица эту кисло-сладкую улыбку, с которой она говорила гадости нашей Джилли!

Тронутая заботой Аманды, Джилли обратилась ко всей компании:

— Не беспокойтесь обо мне. Я умею постоять за себя, видит Бог, мне приходилось это делать. Но я в любом случае благодарю вас за то, что вы вмешалась в разговор и не позволили милейшей мисс О’Кифи продолжить метать свои ядовитые стрелы. Я с огромным удовольствием наблюдала, как вы все уводили разговор в сторону, как только она пыталась заговорить обо мне.

Бо перегнулся через подлокотник кресла в ласково похлопал Джилли по руке.

— Для чего же тогда нужны друзья? Блондинка не всегда ангел. Парень тоже непрост. Я ничего о них не знаю, но какие-то они скользкие, по-моему.

— Хм! — это было все, что Джилли смогла выдавить из себя в ответ.

Джаред вмешался в разговор, объяснив, что Бо почувствовал: О’Кифи не таковы, какими хотели бы выглядеть, и продолжил:

— Я видел людей такого типа — мягкие, со всем соглашаются… Я думаю, если бы я сказал, что солнце восходит на западе, они и с этим бы согласились. Льстецы и подхалимы первосортные.

Выслушав мнения друзей, Кевин сказал:

— Знаете, я вам удивляюсь. Перемываете косточки соседям, как старые кумушки. Гленис — обычная женщина, просто она слегка завидует счастью, которое привалило моей жене, любая женщина готова вставить шпильку любой другой — обычные женские штучки.

— Бланш тоже женщина. Безвредная, как гадюка, — возразил Бо.

— Кто такая Бланш? — поинтересовалась Джилли.

— Персонаж из пестрого прошлого моего мужа, эта женщина попыталась внести разлад в нашу семейную жизнь, — невозмутимо объяснила Аманда.

— Разлад? Ха! Я бы сказал, что речь шла об убийстве! — отреагировал Бо.

— Дорогой Бо, как бы то ни было, я полагаю, Кевин прав в одном, — заявила Аманда, оправляя платье на коленях. — Мы ведем себя как досужие сплетники. Думаю, нам стоит прекратить это прямо сейчас — сразу после того, как я скажу, что Гленис О'Кифи — прирожденная лгунья; а что до ее брата — будь у него хоть на каплю побольше интеллекта, он мог бы служить неплохой дверной пружиной. А теперь, — сладко улыбнулась она, в то время как все присутствовавшие уставились на нее, открыв рты, — давайте сменим тему и поговорим о чем-нибудь более интересном. Кевин, расскажи нам побольше об этой загадке. Может быть, мы проведем остаток этого печального вечера за интересным занятием — поисками сокровищ.

Кевин сходил в библиотеку и вернулся с копией загадки, он рассказал о поисках «круга времен», не увенчавшихся успехом.

— Мы действовали, как компания безмозглых лунатиков, словно собаки, гоняющиеся за собственным хвостом. Копались в часах.

— Ре-а-би-ли-та-ция? Что это значит? — спросил Бо, когда в свою очередь ознакомился с текстом загадки.

— Это слово имеет латинское происхождение, дорогой, — ответила Анна, и все с удивлением посмотрели на нее, она пояснила: — По-латыни это слово звучит как rehabilitatio.

— Анна, ты никогда не перестанешь удивлять меня, — одобрительно фыркнула Аманда. — Надеюсь, ты сможешь объяснить нам, откуда у тебя эта удивительная ученость.

Молодая женщина смущенно потупилась:

— Вы же знаете, как я люблю цветы и всякие растения. Ну так вот, все они имеют латинские названия. А так как до знакомства с Бо я часто бывала одна, я начала учить этот язык — в качестве хобби, можно сказать.

Джаред обернулся к жене:

— Так-то, женушка. А у тебя одно хобби — рисовать акварелью. Стыд и позор!

— Как тебе понравится, если я нарисую на тебя карикатуру в модном стиле? Сейчас модно изображать людей в виде животных. Я бы изобразила тебя в виде осла — это сразу пришло мне в голову, — парировала Аманда.

Кевин протянул Джареду стакан бренди, ласково напомнив:

— Кажется, твоя Менди провела слишком много времени в обществе тетушки Агаты, дружище. Она готова отбрить каждого с присущими этой старой даме огоньком и талантом.

— Ах, друзья мои, вы даже не представляете, как тяжко мне приходится, — печально проговорил Джаред, затем его лицо просияло, и он весело подмигнул жене: — И все же супружеская жизнь имеет свои преимущества, не так ли, Менди?

Бо показалось, что о его вопросе забыли, и он, отвлекшись от наблюдения за тем, как Джаред и Аманда обмениваются телячьими нежностями, попытался вернуть разговор в прежнее русло.

— Дорогая моя, — обратился он к жене. — Ре-а-би-ли-та-ция. Объясни мне. Мне чертовски стыдно, но я не понимаю, что это значит.

Анна сочувственно погладила мужа по руке.

— Это значит «восстановление доброго имени, репутации, восстановление в прежних правах».

Кевин взял в руки загадку и громко прочел:

— «Вот ре-а-би-ли-та-ция». Мы полагаем, что «дитя» — это Джилли. Значит, он утверждает, что при помощи этого стихотворения она будет восстановлена в прежних правах.

— Разумеется, — воскликнула Аманда, хлопая в ладоши от радости. — Ох, Джилли, давай предположим, что реабилитация — это значит, что брак твоей матери с отцом был законным; это же опорочило твое доброе имя — то, что брак твоей матери оказался незаконным, разве нет?

— Не говоря о той сердечной боли, которую ты испытала, когда росла с клеймом незаконнорожденной, — серьезно вставила Анна.

Возможно ли? Но почему Сильвестр скрывал правду все эти годы? Нет. Сильвестр, если он был законным образом женат на ее матери, развелся бы с нею давным-давно. Он не стал бы делать такой широкий жест на краю могилы, если бы только не полагал, что правда, вышедшая наружу на двадцать лет позже, усугубит боль, а не исцелит ее.

Пока Джилли взвешивала идею Аманду и приходила к выводу о том, что она, скорее всего, ошибочна, Кевина посетило иное озарение. Если бы Джилли была законной дочерью старого графа, он воспитал бы ее в роскоши и оставил бы ей одно из крупнейших состояний в стране. Он взволновался при мысли о том, что Джилли могла избежать всех этих долгих лет унижений, одиночества и тяжкой работы, но его охватила настоящая паника, когда он понял: если бы Сильвестр в свое время признал свою дочь, ей бы в голову не пришло выйти за него замуж.

Она не знала бы нужды и не была бы оставлена на произвол причуд свихнувшегося отцовского рассудка, и она, конечно, не была бы вынуждена выйти замуж, дабы вернуть себе имя, которое получила по праву рождения.

Если окажется, что Джилли — законная дочь графа и в этом состоит «реабилитация», между ними вновь возникнут проблемы, которые он считал благополучно похороненными. Как сможет он смотреть ей в глаза, зная, что она была вынуждена вступить с ним в брак? Она возненавидит его, и у нее будут для этого веские причины. И как честный человек, он должен будет предложить ей развод, чтобы она получила назад свой титул, свои деньги и свою родословную и могла свободно выбирать свое будущее.

— Кевин! Что с тобой, Кевин? Ты выглядишь как-то странно. Что случилось?

— Ох, Джаред, да нет, ничего, все нормально. Я просто задумался кое о чем.

Он свернул пергамент, который держал в руке, и предложил всем пройти в оранжерею, чтобы Бо и Анна могли дать ему несколько советов относительно зимнего садоводства.