— Полагаю, что нет необходимости разбирать дальнейшие подробности этого дела. Чтобы рассудить вас по справедливости, нужно иметь веские доказательства правоты каждой из сторон, а их сейчас нет. Если такое положение вещей вас не устраивает, могу только посоветовать вам заново представить это дело к рассмотрению в Мехико-Сити. Или в Мадриде.

Сеньор Хуэрта ничуть не растерялся.

— Карранса — друг моего сына, человек огромной отваги, честный и благородный. Все обвинения, выдвинутые против него этим испанским вельможей, совершенно беспочвенны. Все действия дона Эстебана Итурбиде не что иное, как попытка втянуть правосудие в свои личные проблемы с семьей Карранса, против которой он что-то имеет. Этого ни в коем случае нельзя допустить.

— Да кто вы такой, чтобы тут командовать? — Дон Эстебан просто кипел от злости. — Вы, сеньор, лезете в дело, в котором ни черта не смыслите. Впрочем, чего еще можно ожидать в этой провинции. Карранса ведет свою собственную опасную игру, а вы, как последний дурак, пляшете под его дудку. Хорошенько подумайте над моими словами.

Отец Чарро гордо выпрямился.

— Вы что, угрожаете мне?

— А хоть бы и так. Доказательством моей правоты, и весьма красноречивым, является то, что моя падчерица сейчас здесь, вместе с Каррансой. Разве этого недостаточно?

Тут вмешался Чарро.

— Ну и что из того, что Пилар с нами? — спросил он. — Какую трогательную заботу вы проявляете по отношению к своей падчерице, публично оскорбляя ее.

Дон Эстебан ухмыльнулся.

— А, ты тоже из этой шайки. Такой же бандит, как и твой Карранса. Чувствуешь, что и для тебя запахло жареным, потому и защищаешь его так рьяно. Но твоего мнения никто не спрашивает.

— Грязная ложь! — вскричал сеньор Хуэрта.

— Господа, вы переходите все границы. Не забывайте, зачем мы собрались здесь. — Губернатор уже совершенно потерял терпение.

— Я все же скажу, — не сдавался Чарро. — Мне кажется, дон Эстебан, что у вас камень в груди вместо сердца. Неужели вы всерьез думаете, что ваша падчерица могла связаться, как вы изволили выразиться, с людьми недостойными?

Губернатор пытался призвать спорщиков к порядку, но все тщетно. Не обращая внимания на Пачеко, дон Эстебан визгливо рассмеялся.

— Что это ты вдруг заговорил о сердце? По-твоему, я негодяй, а Карранса просто ангелочек, чувствительный и любвеобильный? Ошибаешься, дружок. Для него всегда существовала только ненависть. Он признает только это чувство и никаких других. Он похитил мою падчерицу единственно для того, чтобы выставить меня на всеобщее посмешище, потому что ее позор — это мой позор. И теперь он упивается своим триумфом.

— Нет, — сказал Рефухио, как отрезал. До этого в комнате стоял шум, что-то бубнил Чарро, что-то доказывал губернатору сеньор Хуэрта, губернатор, в свою очередь, перекрикивая остальных, безуспешно пытался добиться тишины. Но Рефухио произнес одно-единственное слово, и гомон внезапно стих.

— Нет, — повторил Рефухио, уже чуть тише, потом продолжил едва слышно:

— Действительно, сеньорита Пилар Сандовал-и-Серна пользовалась некоторое время моим покровительством, хотя признаю, что не всегда вел себя по отношению к ней безукоризненно. Но готов поклясться чем угодно: у меня и в мыслях никогда не было причинить ей какой-либо вред. Единственное, чего я хотел, — быть рядом с ней, служить ей, подобно преданному рабу, и умереть у ее ног. Но больше всего на свете я мечтаю о том, чтобы она стала моей женой.

Теперь все взгляды были устремлены на Пилар. Губернатор опомнился первым и быстро спросил:

— Это правда?

Что она могла сказать, если сама не могла разобраться в ситуации. Больше всего ее смущала пропажа изумрудов. Главная причина заключалась в том, что Рефухио обманул ее. Он припрятал драгоценные камни, которые могли сделать его богачом, а она все это время была уверена, что ей не на что жить. Тем самым Рефухио лишил ее свободы, привязал ее к себе. Тогда, может статься, и остальные обвинения дона Эстебана имеют под собой какие-то основания?

Может быть, она и вправду нужна была Рефухио только для того, чтобы отомстить ее отчиму? И он занимался с ней любовью только затем, чтобы нанести своему врагу удар побольнее? И его забота о ней была продиктована только желанием сделать ее послушным орудием своей мести?

Но если это и было правдой, размышляла Пилар, то никто, кроме нее самой, не виноват в том, что она так глупо поверила этому. Она первая предложила ему сделку в саду патио. Правда, она и не предполагала, что все зайдет так далеко. Она рассчитывала, что через несколько часов, в крайнем случае, на следующий день уже будет находиться у своей тетушки, не опасаясь, что ее настигнет месть отчима. Но сделанного не воротишь.

Однако настал момент разрубить наконец этот узел. Пилар прижала руки к груди и сделала глубокий вдох. Сейчас, сию минуту.

— Не делай поспешных выводов. — Голос Рефухио звучал почти умоляюще. — Все гораздо сложнее, чем ты думаешь.

Чарро, который стоял всего лишь на расстоянии вытянутой руки от Пилар, тоже повернулся к ней.

— Дай ей высказаться, — потребовал он. — Она имеет на это полное право.

Пилар смотрела то на одного, то на другого. У Чарро было открытое, приятное лицо, которое еще больше красили ясные голубые глаза. На мрачном лице Рефухио отражалась смена чувств, обуревавших его, — раскаяние, надежда, отчаяние и еще тысяча переживаний, смысл которых оставался для Пилар непонятным. Она никогда не рискнула бы с уверенностью заявить, что точно знает, о чем в данный момент думает Рефухио или что он чувствует. Рефухио был для нее загадкой. И даже сейчас Пилар было неимоверно тяжело преодолеть чары этого мужчины. Но она должна. Так будет лучше и для него самого, и для нее, и для всех остальных. Никто не узнает о том, что они с Рефухио были очень близки, что их многое связывало.

Она заговорила твердо, собрав всю свою волю:

— Рефухио Карранса оказал мне большую услугу, и я очень благодарна ему за это. Но если я невольно дала ему повод думать, что это нечто большее, чем благодарность, то очень сожалею об этом. Чтобы окончательно внести ясность в это дело, я должна сообщить, что сеньор Мигель Хуэрта оказал мне огромную честь, попросив моей руки. И я дала согласие.

— То есть вы выходите за него замуж? — уточнил губернатор.

Пилар посмотрела на Чарро, который не мог прийти в себя от изумления. Она успела заметить невольное движение, которое сделал Рефухио по направлению к ней, но тут же сдержал свой порыв.

— Да, — ответила она. — Совершенно верно.

Чарро вдруг широко улыбнулся. Он подошел к Пилар, положил ей обе руки на плечи и притянул к себе — подальше от Рефухио.

— Родная моя, — прошептал он ей на ухо, — я буду тебе очень хорошим мужем.

Губернатор откашлялся. Он свернул документ и положил рядом с собой.

— Так. Похоже, мы со всем разобрались. Может быть, теперь мне позволено будет взять слово?

— Давно пора, — быстро вставил дон Эстебан. Губернатор взглянул на него, досадливо поморщившись, затем снова обратился к Рефухио:

— Мне представляется, сеньор Карранса, что вы действительно похитили сеньориту Сандовал, по ее настоянию или преследуя свои собственные цели, — неважно.

В такого рода подробности мы пока вдаваться не будем. Какие бы мотивы вами ни двигали, вы не могли не знать, что совершаете противозаконной поступок.

Губернатор сделал паузу, но Рефухио не воспользовался ею, чтобы сказать хоть что-то в свое оправдание. Казалось, его мысли витают где-то очень далеко, а ко всему происходящему в этой комнате он потерял интерес.

— Также совершенно ясно, что я не могу вменить вам в вину преступления, в которых вас подозревают, поскольку это не подкреплено доказательствами. То, что вы похитили эту даму, еще не значит, что вы — Эль-Леон. Поэтому я не намерен вас здесь дольше задерживать.

Слова губернатора были встречены одобрительными возгласами. Друзья Рефухио, Висенте, сеньор Хуэрта, его чаррос шумно приветствовали решение власти. Дон Эстебан в ярости стукнул кулаком по столу, так что бумаги Пачеко разлетелись в разные стороны.

— Тихо! — повысил голос губернатор, приводя бумаги в порядок. — Хватит шуметь, я еще не закончил.

— А что такое? — спросил сеньор Хуэрта. Губернатор не удостоил его ответом, снова повернувшись к Рефухио.

— Я не стану вас больше задерживать, сеньор, несмотря на то что, на мой взгляд, в этих обвинениях вполне может присутствовать какая-то доля правды. Но все, что я могу сделать, — это послать в Испанию запрос на предоставление нам описания этого бандита, Эль-Леона.

— Неслыханно! Это переходит все границы! — завопил дон Эстебан. — Я требую, чтобы вы взяли этого человека под стражу немедленно!

— Ах так, сеньор? — протянул губернатор, поднимаясь с кресла. — А не желаете ли и вы за компанию посидеть за решеткой, пока не придет ответ из Испании? Возможно, Рефухио Карранса захочет, в свою очередь, выдвинуть против вас обвинение в распространении клеветнических слухов о нем.

— Вы не посмеете!

— Вы так считаете? — Взгляд губернатора, обращенный на дона Эстебана, потемнел, в голосе слышалась угроза. — Я представляю верховную власть на огромной территории, вплоть до Рио-Гранде. Я здесь полноправный хозяин и никому не позволю указывать мне, что я должен делать.

— Но-но, полегче. У меня есть влиятельные друзья, которые помогут мне живо сбить с вас спесь!

— Я верю вам, дон Эстебан, — произнес Пачеко сквозь зубы. — Но нисколько вас не боюсь. Вы намекаете на то, что я могу потерять это место? Ну так знайте, что мое самое заветное желание — оставить эту должность и уехать обратно в Испанию. — Губернатор отвернулся от разъяренного вельможи. — Я уже принял решение и от своего слова не отступлюсь. Покорно благодарю вас, господа, за то, что вы оказали мне доверие, во всем положившись на правосудие. Всего вам наилучшего.